назад, когда мама привезла Лену из роддома, из-за ревности закатил такой скандал, стыдно вспоминать. Я игнорировал её очень долго, но лишь до того момента, когда мне дали подержать сестру на руках. Сентиментально, но факт ― именно тогда я принял Лену.
Слабенькая сестрёнка часто болела и плохо росла. Худая, с большими грустными глазами, она никогда не хныкала и не капризничала, даже когда ей делали уколы. Просто держала меня за руку и тихо просила:
— Не уходи, Ни́ка!
Она почему-то звала меня Ника, а не Коля, как мама, или Ник, как остальные. Мне это нравилось.
А ещё она не выговаривала букву «р», бабушка водила её к логопеду, но пока это не помогало. Я часто брал сестрёнку на руки, кружа по комнате, а она звонко смеялась:
— Ещё, Ника, ещё!
И хоть мне запрещали так делать, мы с сестрой никого не слушали ― это был наш секрет.
Последнее время я часто взрывался по пустякам, орал на всех, даже на бабушку, но на Лену ― никогда. Родители вздыхали:
— Ему уже пятнадцать, и когда, наконец, закончится этот ужасный переходный возраст?
О боже, можно подумать, сами такими не были…
Я просто хлопал дверью и уходил к себе, надев наушники, лишь бы не слушать их вопли. Лена тихо скреблась в дверь, чтобы молча сидеть на диване, играя с тряпичным зайцем или рассматривая картинки. Но мне всегда становилось легче на душе, потому что я был не один.
Вот почему в тот момент прежде всего подумал о младшей сестрёнке. До окончания занятий в школе ещё было время, сидеть дома не хотелось, и, взяв чехол с коньками, я пошёл на улицу ― решил немного побродить. Думал, может, увижу, как Лена играет на детской площадке, и успокоюсь, а то на душе было так муторно, словно это дурацкое:
— Никто тебя не вспомнит, ― и в самом деле могло сбыться.
Но в сквере у дома ни бабушки, ни Лены не оказалось, и я без цели слонялся по улицам, из головы не выходил ужасный сон. И тут около магазина увидел маму: она приближалась с нагруженной продуктами сумкой и при этом умудрялась говорить по мобильному. У меня защемило сердце в предчувствии неприятных вопросов о школе. Мама подошла почти вплотную, едва не задев, но… даже не посмотрела на «прогульщика», переложив мобильный в другую руку, и всё.
Что за дела? Так увлеклась болтовнёй, что не заметила сына? Я повернулся, крикнув ей вслед:
— Мам!
Она обернулась, скользнув по мне взглядом, пожала плечами и ушла. Как же так, неужели тот тип из сна оказался прав, и даже мама не узнала? Бред какой-то…
Беспомощно прислонился к стене магазина, пытаясь прийти в себя. Чехол с коньками медленно сполз с плеча и упал на ногу, сильно ударив по пальцам. Я даже не вскрикнул, сейчас мне было куда больнее. Сердце бешено колотилось, спина снова взмокла. Закинув чехол на плечо, почти побежал в сторону строительной площадки ― там работал папа, в это время обычно обедавший с ребятами из бригады в кафешке неподалёку.
Я застал их выходящими из дверей кафе, смеющимися над каким-то бородатым анекдотом. Папа хохотал вместе со всеми ― он прошёл в шаге от меня, так близко, что при желании я мог бы до него дотронуться. А его приятель, дядя Петя, чуть не налетев на меня, пробасил, извиняясь:
— Прости, дружок, не заметил. Ты в порядке, чего такой бледный? Иди, кофейку, что ли, попей, ― и пошёл вслед за папой, окликая его:
— Подожди, Михалыч, не спеши, работа не волк…
Вот так, и никаких тебе:
— Привет, Николка, как там в школе, не выгнали ещё?
Развернувшись, медленно побрёл назад ― не к дому, к школе. Оставались ещё друзья и одноклассники, если и они не узнают, то… И так уже было понятно, но я всё ещё на что-то надеялся.
У ворот школы ждать пришлось недолго: Женька и Санёк выскочили одними из первых, ничто не могло удержать их в ненавистных стенах дольше, чем положено. Прямо как меня. Они остановились неподалёку, и я обрадовался:
— Ждут, вон и коньки взяли. Хотя почему они сегодня со мной ни разу не связались?
Шагнул навстречу друзьям:
— Привет, пацаны…
— А ты вообще, кто? Эй, Жень, знаешь этого чудилу?
Немногословный Женька только отрицательно помотал головой. Я вообще сомневался, слышал ли он хоть что-нибудь из сказанного нами ― друг снимал наушники только на уроке. Санёк окинул меня недобрым взглядом, а с его бешеным характером ничего хорошего это не сулило. Поэтому я просто отступил: ввязываться в драку со своими же друзьями ― та ещё глупость.
Закусив губу, неторопливо поплёлся к дому. Совру, если скажу, что мне легко удалось сохранить невозмутимость и не разреветься как девчонка прямо при бывших друзьях. Такие дела…
И вот теперь я стоял перед своим домом, перебирая заледеневшими пальцами ключи и не зная, что со всем этим кошмаром делать.
Не помню, как долго я завис в отчаянии, прислонившись спиной к заснеженному дереву и думая:
— Скоро Новый год, потом ― каникулы. Для всех, кроме меня, потому что теперь у невидимки-Ника, похоже, всё время будут каникулы. Интересно, что мама положит под ёлку в этом году, может, планшет? Я так давно его просил… Вот дурак, планшет он захотел ― зачем дарить незнакомцу планшет, а? И салатиков на праздник не поем, и торт слопают без меня. Тьфу, о чём я только думаю, лучше б сообразил, где сегодня буду ночевать. Зима, на скамейке в парке ― не прокатит, хотя можно в подъезде, там тепло, ключ — то у меня с собой. А что я буду есть?
И тут послышался знакомый звонкий голосок ― бабушка с Леной возвращались домой.
— И почему так поздно? Опять, наверное, в поликлинику ходили, сестра, наверняка проголодалась, а ей нельзя, она же слабенькая совсем.
Только при мысли о ней я не смог больше сдерживаться и, что скрывать, пустил слезу и даже не одну. Спрятался за толстый ствол дерева, чтобы она меня не увидела: было бы совсем невыносимо убедиться, что и сестрёнка не узнаёт…
Лена держала бабушку за руку и, подскакивая на ходу, что-то рассказывала, смешно жестикулируя. Вдруг она остановилась, отпустив бабушкину ладонь, и, развернувшись, быстро пошла прямо по глубокому снегу в мою сторону. Бабушка, всплеснув руками, позвала её:
— Леночка, что случилось? А ну-ка, быстро иди ко мне! Да стой же ты, окаянная, кому говорю, вернись…
Но Лена, казалось,
