Мышелов сухо ответил:
– Да я и так чувствую запахи гнилой рыбы, горелого жира, лошадиного навоза, снятой с ран ваты, тухлой ланкмарской колбасы, дешевого ладана, прогорклого масла, заплесневелого зерна, бараков для рабов, лоханей бальзамировщиков, загруженных трупами до краев, и вонь соборов, где толпятся заскорузлые возчики и шлюхи, справляя свои разнузданные оргии, – а ты еще говоришь, будто туман чем-то припахивает.
– Я имею в виду нечто другое, – ответил Фафхрд, вглядываясь поочередно во все пять улочек, – хотя, быть может, последнее.
Гигант в сомнении умолк и пожал плечами.
***
Жгуты тумана вползли в высокие окошки таверны «Крысиное гнездо», причудливо смешиваясь с дымом чадящих факелов, но их никто не заметил, кроме старой проститутки, которая лишь плотнее завернулась в свой латаный-перелатанный меховой плащ.
Все посетители таверны, затая дыхание, наблюдали за тем, как за древним дубовым столом мерялись силой рук знаменитый бандит Гнарлаг и почти такой же могучий темнокожий наемник. Крепко упершись правым локтем в стол и сжав костедробильной хваткой кисть соперника, каждый старался прижать его руку к изрезанной и истыканной кинжалом столешнице, сплошь покрытой разводами от донышек кружек. Гнарлаг, по лицу которого бродила презрительная ухмылка, пока выигрывал на длину большого пальца.
Один из туманных жгутов – как будто сам был любителем подобного рода состязаний и решил полюбопытствовать на результат – прополз над плечом Гнарлага. Старой проститутке показалось, что он весь пронизан кровавыми жилами, – это в нем отражался свет факелов, разумеется, – и она принялась потихоньку молиться, чтобы он влил в мышцы Гнарлага свежую кровь.
Конец жгута коснулся напружинившейся руки. Усмешка Гнарлага превратилась в злобную гримасу, мышцы его предплечья, казалось, вдруг стали вдвое толще, и он стал пригибать руку противника к столу. Послышался глухой хруст и сдавленный крик боли. Кисть наемника была сломана.
Гнарлаг встал из-за стола. Шваркнув о стену предложенный ему кубок вина и отпихнув какую-то девицу, которая возжелала его обнять, он взял со скамьи широкую перевязь с двумя мечами и по каменным ступеням вышел вон из «Крысиного гнезда». По какой-то прихоти воздушных потоков туманный жгут остался лежать у него на плечах, словно рука друга.
Когда Гнарлаг ушел, кто-то проговорил:
– Гнарлаг всегда побеждает жестоко.
Темнокожий наемник, сдерживая стоны, смотрел на свою болтающуюся кисть.
– Так поведай же мне, исполин философской мысли, почему мы не герцоги? – попросил Мышелов; указательный палец лежавшего на его колене кулака разогнулся и уставился над жаровней в Фафхрда. – Или, например, не императоры, или даже не полубоги?
– Мы не герцоги потому, что никому не принадлежим, – самодовольно ответил Фафхрд, приваливаясь плечом к каменному корыту. – Даже герцогам приходится умасливать королей, а полубогам – богов. Мы же не улещиваем никого. Мы движемся своим путем, сами выбираем себе приключения, да и причуды тоже. Свобода и дорога в стужу лучше, чем теплый очаг и рабство.
– Это речь пса, который потерял последнего хозяина и еще не нашел новый сапог для облизывания, – отозвался Мышелов с дружеским и поэтому несколько бесцеремонным сарказмом. – Опомнись, о мой благородный лжец, мы же перебывали на службе у дюжины лордов, королей и жирных купцов. Ты служил у Моварла, что живет за Внутренним морем. Я служил у этого разбойника Харселя. Мы оба служили у Глипкерио, чью дочь сегодня вечером выдают замуж в Илтхмар.
– Это все исключения, – с важностью промолвил Фафхрд. – И даже находясь на службе, мы сами устанавливаем правила. Мы не сгибаемся в поклонах по первому требованию, не пляшем под дудочку всяких колдунов, не присоединяемся ни к каким бандам, не внемлем призывам к ненависти. Обнажая мечи, мы делаем это только ради самих себя…. Это еще что?
Для пущей убедительности он поднял было свой меч, да так и застыл, держа его подле уха,
– Он нас предупреждает! – прислушавшись, кратко сообщил он. – Сталь чуть гудит в ножнах.
Снисходительно хмыкнув над суеверием друга, Мышелов достал из легких ножен свой тонкий меч, внимательно осмотрел в красных отсветах жаровни блестящий клинок и, заметив несколько темных пятнышек, принялся тереть их тряпкой.
Больше ничего не происходило, и Фафхрд, отложив меч, проворчал:
– Возможно, это просто прошел дракон по пещере, где ковали мой клинок. Но туман этот мне все равно не нравится.
***
Головорез Джис и куртизанка Трес смотрели, как туман ползет по причудливым ланкмарским крышам, пока он не скрыл от них низкий желтый месяц и радужное сияние, окутывающее дворец. Тогда они зажгли факелы, затянули голубые шторы и принялись играть в ножи, дабы нагулять аппетит для более интимной, но тоже жестокой игры.
Трес кидала ножи вполне прилично, однако Джис мог заставить перевернуться свое оружие в воздухе двенадцать-тринадцать раз, прежде чем оно воткнется в дерево; к тому же он бросал одинаково метко и между ног и через плечо без зеркала. Когда нож разбойника втыкался рядом с Трес, он улыбался. Девушке все время приходилось напоминать себе, что ее приятель не хуже многих других порочных людей.
Сгусток тумана, извиваясь, пролез меж голубых штор и коснулся виска Джиса как раз в тот миг, когда тот собирался в очередной раз метнуть нож.
– У тебя в глазах кровавый туман! – в ужасе вскричала Трес.
Разбойник схватил девушку за ухо и, радостно оскалившись, полоснул ее по горлу, как раз под изящным подбородком. Затем, отскочив в сторону, чтобы не запачкаться хлынувшей кровью, он ловко подхватил свой пояс с кинжалами, бросился вниз по винтовой лестнице на улицу и погрузился в теплый туман, в котором было столько же ярости, сколько сахара в крепком товилийском вине. Это было настоящее купание в ключе злобы. Джис пришел в экстатическое состояние – точно такое же ощущение он мимолетно испытал, когда туманное щупальце коснулось его виска и лишило рассудка. В голове у него замелькали образы заколотых принцесс и исполосованных служанок. Испытывая восхитительное предвкушение, он радостно пошел нога в ногу с Гнарлагом Два Меча, сразу признав в нем священного и неприкосновенного собрата по злобе, еще одного раба благословенного тумана.
***
Держа свои большие ладони над жаровней, Фафхрд насвистывал веселый мотивчик, доносившийся из сверкавшего вдали дворца. Мышелов, по причине тумана смазывавший клинок Скальпеля маслом, заметил:
– Для человека, которого осаждают таинственные запахи и предвещающие опасность звуки, ты вполне жизнерадостен.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
