— О. Мой. Бог. — Я вздохнула и потерла свои виски. — Я через минуту встану с кровати и если увижу твоего разнополого со мной отпрыска, то скажу ему, чтобы он позвонил тебе. Хорошо?
— О, мне не нужно чтобы он мне звонил. Я мне просто интересно, есть ли он там.
— Мне надо идти.
— Ты уже положила деньги на депозит?
Я сжала губы и закрыла глаза. Оставь это моей матери. Единственное, что в двадцать пять лет было хуже, чем просить денег у родителей, потому что ты въехала в город вся в дыму и буквально не имела ни гроша за душой, это иметь маму, которая хотела поговорить об этом. Я сказал:
— Да, я сделала это онлайн прошлой ночью.
Как будто у меня был другой выбор, кроме как внести этот унизительный родительский вклад как можно быстрее.
Потому что после того, как дым рассеялся (буквально) и стало очевидно, что моего дома больше нет, мне пришлось потратить те небольшие деньги, которые у меня были, на предметы для выживания, такие как замена масла, новые шины и много бензина, чтобы добраться домой в Омаху.
Слава богу, на следующей неделе мне придет последняя зарплата.
Мама спросила:
— Ты сделал это на компьютере?
Я стиснула зубы.
— Да.
— Муж Эви сказал, что ты никогда не должна этого делать. С тем же успехом ты могла бы просто отдать свои деньги хакерам.
Моя голова пульсировала.
— Кто такая Эви?
— Мой партнер по бриджу, та, что живет в Гретне. Ты никогда меня не слушаешь?
— Мама, — сказала я, раздумывая над тем, чтобы вытащить старую вырезку, где я занимаюсь трюком с туннельным сотовым телефоном. — Я не запоминаю имена твоих партнеров по бриджу.
— Ну, у меня только один, дорогая, это не так сложно. — Моя мать звучала так, будто глубоко обиделась. — Тебе нужно прекратить заниматься компьютерным банкингом, просто посмотри на кассира в живую.
Я вздохнула.
— Мне следовало поехал обратно в Чикаго, чтобы внести его лично, ма?
— Нет нужды в такой резкости. Я просто пытаюсь помочь.
Я снова вздохнула и поднялся на ноги с низкого надувного матраса, который прогибался каждый раз, когда я переворачивалась ночью.
— Я знаю, извини. Эти пару дней были тяжелые.
— Я знаю, милая. Просто приезжай позже, ладно?
— Хорошо. — Я подошла к двери и распахнула ее. — Я тебя люблю. Пока.
Я бросила телефон на стол и прищурилась, когда естественный свет гостиной ударил мне в глаза. Боже, похмелье. У меня было это пошатанное равновесие, которое дает вашему телу понять, что вы все еще слишком пьяны, чтобы водить машину, и я спотыкалась в направлении Keurig (кофеварка), отчаянно нуждаясь в кофе.
— Ну, доброе утро, солнышко.
Я замерла от этого звука и тут же почувствовала, что меня вот-вот вырвет. Потому что Колин Бек, лучший друг Джека, смотрел, как я ковыляю на кухню. Как будто вселенная еще не выбила из меня живое дерьмо, вот он, стоящий рядом возле причудливой барной стойке со скрещенными руками, наблюдая за моей позорной прогулкой, удивленно приподняв бровь. Он носил свою ухмылку типа «я лучше тебя» и дурацкую внешность, пока я ходила по квартире в трусах и слишком маленькой рубашке, как какой-то дерьмовый вариант Винни-Пуха.
Я моргнула. Он что стал более привлекательным?
Какой мудак.
В последний раз я видела его на первом курсе колледжа, когда меня выгнали из общежития, и мне пришлось провести последний месяц семестра, живя дома с родителями. Джек привел его на спагетти в воскресенье, и Колин отметил, что история о том, как я спасла бездомную собаку, которая обернулась растерзанием нескольких жильцов общежития, а последующее срабатывание пожарных систем, которое обернулось массовым отчислением из-за наводнения в общежитии, было самое смешное, что он когда-либо слышал.
Сегодня он выглядел так, будто только что вернулся с пробежки. Его мокрая футболка обтягивала его все, и какая-то татуировка змеилась вниз на его правой руке.
Кто, по его мнению, был с этим, Скала?
У Колина было одно из тех лиц кинозвезды, с идеальной структурой костей и убийственной линией подбородка, но в его голубых глазах была озорная искорка, которая компенсировала красоту. Глаза хулигана. Я ненадолго влюбилась в это лицо, когда мне было четырнадцать, но после того, как я подслушала разговор, в котором он называл меня «маленькой чудачкой» в пятнадцать лет, я сделала крайний разворот в ненависть и никогда не оглядывалась назад.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Что ты здесь делаешь?
Я обошла его, и пошла туда, где на гладкой стойке стоял Keurig, и нажала на кнопку питания. Прохладный воздух напомнил мне, что моя задница была полностью обнажена в моих идиотских трусах, но будь я проклята, если позволила ему думать, что у него есть способность вывести меня из себя. Я заставил себя не дергать верх пижамы печенье-монстра, пока я обыскивала шкафы в поисках кофе, говоря себе, что это всего лишь зад, когда я сказала:
— Я думала, что ты переехал в Канзас или Монтану.
Он прочистил горло.
— В шкафу рядом с холодильником.
Я взглянул на него.
— Что?
— Кофе.
Он был таким всезнайкой. Он всегда напоминал мне бандита с Восточного побережья тем, что все знал и всегда был прав. Поэтому я солгала и сказала:
— Ну, я не искала кофе.
Он изогнул бровь и прислонился к барной стойке.
— Не искала.
— Неа. — Я прикусил нижнюю губу и сказала — На самом деле я ищу, хм, чай.
— О. Конечно. — Он одарил меня взглядом, который сказал мне, что он каким-то образом знает, что я ненавижу чай. — Ну, в том же шкафу. Рядом с холодильником.
Господи, как такое могло случиться? Я серьезно разговариваю с Колином Беком в нижнем белье?
— Спасибо. — Я боролась с желанием закатить глаза, когда подошла к шкафу, желая кофе так сильно, что могла плакать. Там был один вид чая, Эрл Грей, и все, что я знала, это то, что я ненавижу его, когда я вытащила чашку и отнесла его обратно к машине. — Где Джек?
— Гм. — Я почувствовал его взгляд на себе, когда он сказал. — Он на работе.
— О.
Так почему ты здесь?
— Он сказал, что ты остаешься на месяц. — Он оперся своими загорелыми руками на стойку, какого черта у него такие сексуальные руки, ради Бога, и начал возиться со своими беговыми часами. — Верно?
— Ага. — Я схватила кружку со стойки, наполнила ее водой из раковины и сняла крышку с почти пустого резервуара на Keurig. — Кстати, мой брат знает, что ты здесь?
Это заставило его оторваться от запястья. — Что?
Я наклонилась ближе к кофемашине и начал наливать.
— Он ждал тебя?
Он издал горловой звук, который был смесью кашля и смеха, прежде чем сказать:
— Черт возьми, ты же не знаешь, что я его сосед по комнате, не так ли?
О Боже. Он не мог быть серьезным, верно? Я изучала его лицо, отчаянно желая, чтобы он пошутил, даже зная, что это не так. Но прежде, чем я смогла лучше понять выражение его лица, он махнул руками в мою сторону и рявкнул:
— Вода. Следи за водой, Лив.
— Дерьмо.
Я совсем забыла за чашку, и вода пролилась на стойку. Я схватил полотенце и попытался вытереть ее, но барное полотенце совсем не впитывало и служило только для того, чтобы выталкивать воду со стойки на пол. В то время как этот высокомерный придурок наблюдал с веселой ухмылкой на лице.
— Тебе больше нечего делать, кроме как смотреть, как я убираю свой беспорядок?
Он пожал плечами и наклонился к стойке, как будто ему было все равно.
— Не совсем. Кстати, мне нравится, что ты сделала со своими волосами в последнее время.
— Ты серьезно? Тебе нравится? — Я одарила его насмешливой улыбкой, больше похожей на звериный оскал. — Я назвала эту прическу в честь переезда к Колину. Выглядит и ощущается как пожар в мусорном баке.
— Говоря о пожарах, мне любопытно, Маршалл. Как, черт возьми, тебе удалось сжечь целый жилой дом? — Он наклонил голову и сказал, — Я имею в виду, что ты всегда была немного неуклюжей, но сжигание любовных писем на деревянном настиле, как какой-то пиротехник, это слишком, даже для тебя.
