С тех пор Бенрут пировал редко, да и веселья прежнего уже не было. Предводитель Дроудов стал чахнуть и лысеть. Через три года после отравления он умер. На похороны явился Кадмус офф-Дроуд в компании визродского горожанина лукавой наружности, по имени Зохрей Карг, назвавшегося генеалогом и арбитром по спорным делам о наследствах. Тело Бенрута еще не возложили на погребальный костер, когда Кадмус выступил вперед и объявил себя дроудом клана Дроудов по праву первородства. Взобравшись на помост для сожжения усопшего, чтобы его все видели и слышали, Зохрей Карг поддержал притязание Кадмуса, ссылаясь на несколько прецедентов. Трюэ и Джубал застыли, онемев от такой наглости, но Вайдро, сохранивший невозмутимое спокойствие, подал знак кое-кому из родичей. Кадмуса и Зохрея схватили и вытолкали, причем Кадмус упирался, грозя кулаком и выкрикивая проклятия. Так же, как пресловутый Ракс Дроуд, Кадмус впоследствии вернулся в цитадель Дроудов лишь однажды.
Дроудом рода Дроудов стал Трюэ, а Джубалу пришлось серьезно задуматься о будущем. Возможности не вдохновляли. От перспективы изнурительного труда на тариотских фабриках он решительно отказался, хотя прилежные, пунктуальные работники время от времени добивались относительного благополучия. Будучи глинтом, Джубал не мог надеяться на карьеру в воздушном патруле или в милиции. В Космический флот и в Благотворительную службу4 принимали только высокородных отпрысков тариотских кланов – этот путь был закрыт. Для приобретения пользовавшихся спросом профессиональных навыков требовались годы прилежной учебы. Кроме того, практикующие специалисты нередко страдали психологическими нарушениями, вызванными особенностями ремесла. Джубал мог остаться в поместье Дроудов управляющим, доверенным помощником главы семейства или, на худой конец, рыболовом. Жизнь в лоне родного клана была не лишена удобств, но шла вразрез с самолюбивыми надеждами. Джубал мог плавать по Пространному океану на фелуке океанских националов5 или сделать окончательный и бесповоротный шаг в неизвестность – эмигрировать6.
Возможное не удовлетворяло, приемлемое не представлялось возможным. Нетерпеливый и подавленный, Джубал решил начать свой Яр.
Из цитадели Дроудов он вышел по извилистой дороге, поднимавшейся мимо Пяти водопадов по ущелью Морозных ключей на нагорье Ледокопов, где немного погодя начинался округ Айзедель, а оттуда спустился долиной реки Гриф в Тиссано на океанском берегу. Там он помог местным жителям чинить подмости дощатого настила, тянувшегося над приливной равниной7 на расставленных крест-накрест пятнадцатиметровых сваях и соединявшего береговую возвышенность с Черноскальным островом.
Джубал продолжал путь на восток по Пространному взморью, просеивая граблями пляжный песок и сжигая прибитые волнами плавник и сухие водоросли. Удалившись от моря, он долго бродил по округу Крой, подравнивая садовыми ножницами живые изгороди и выдергивая с корнями попадавшуюся на пастбищах седую поросль. Из Зейма Джубал отправился на юг, чтобы обойти стороной Визрод, и немало потрудился в селениях Древодруна и Фьямета. В Чилиане он очистил от ветвей и распилил поваленные бурей стволы пряного дерева, после чего продал чурбаны скупщику ценных пород. По дороге через Атандер Джубал целый месяц работал в лесу, избавляя деревья от сапрофитов и насекомых-вредителей. Еще один месяц он чинил дороги Пурпурного Дола, а затем, поднимаясь на юг по предгорьям Сильвиоло, вышел на Верхнюю тропу.
Здесь он остановился, в нерешительности глядя то налево, то направо. К востоку простирались виноградники Дорфо, где можно было бродяжничать еще полгода. На западе тропа карабкалась под самые вершины Маркативных гор и возвращалась в Глентлин параллельно джанадской границе. Хмурый и притихший, Джубал, будто почуяв осенний ветер старости, повернул лицом к закату.
Дорога вела его в страну белых доломитовых утесов, отражавших фиолетовое небо безмятежных озер, лесов тирса, киля и диакапра. Джубал не торопился, выравнивая и укрепляя осыпавшуюся местами тропу, вырубая поросли вездесущего чертополоха, собирая и сжигая охапки валежника. По ночам, опасаясь горных сланов и ядовитых бесов, он спал на постоялых дворах8, где нередко оказывался единственным гостем.
Подрабатывая по пути через южные окраины Керкаддо и Лукана, Джубал оказался в Свейндже. Теперь только Айзедель отделял его от родного Глентлина – вольному бродяжничеству подходил конец. Неторопливость и задумчивость Джубала удвоились. Проходя по деревне Айво, он заглянул в трактир «Дикая ягода». Хозяин, содержавший также деревенскую гостиницу, хлопотал в трапезной: карикатурно удлиненный персонаж, будто вышедший из кривого зеркала. Впечатление вытянутости усугублялось жестким хохлом, торчавшим из прорези в цилиндре на голове.
Джубал пояснил, что хотел бы остановиться на ночь. Трактирщик указал на коридор: «В комнате для ранних пташек уже прибрано. Обед после второго удара гонга. В таверне обслуживают, пока не стемнеет». Тощий верзила оценивающе взглянул на коротко подстриженную светло-серую шевелюру Джубала, не любившего прятать голову от солнца и ветра: «А ты у нас, как я посмотрю, глинт – что само по себе не грех, если ты возьмешь на себя труд не ввязываться в споры по любому поводу и не приставать к каждому встречному-поперечному, предлагая соревноваться в храбрости и ловкости».
«У вас странное представление о глинтах», – заметил Джубал.
«Напротив, самое справедливое! – возразил трактирщик. – Не успел рта раскрыть, а ретивое уже взыграло. Знаю я вас, горцев!»
«Я не намерен ни с кем состязаться, не интересуюсь политикой и даже пью умеренно, – успокоил его Джубал. – Я устал и отправлюсь спать сразу после ужина».
Хозяин одобрительно кивнул: «Другой на моем месте подумал бы: „До чего занудный тип!“ Только не я! У нас только что побывал инспектор. Он соизволил найти на кухне таракана, и мне осточертели нравоучительные тирады». Трактирщик налил кружку эля, поставил ее перед Джубалом и не преминул наполнить еще одну для себя: «Полезно для нервов!» Энергично обратив лицо к потолку, содержатель заведения опрокинул кружку над широко открытым ртом. Джубал смотрел, как зачарованный: впалые щеки не дрогнули, жилистая шея не проявила никаких признаков глотательных движений – эль исчез во мгновение ока, как если бы его выплеснули в отхожее место. Пустая кружка вернулась на прилавок, а огорченный трактирщик вернулся к изучению внешности молодого постояльца: «Яр не дает покоя?»
«Уже давно, осталось недолго».
«Эх! А я бы снова пустился бродить – были бы ноги молодые! Увы, юность не вечна. Есть какие-нибудь новости, что слышно?»
«Ничего особенного. В Лерлоке жалуются на жаркое лето и скудные дожди».
«Такова извращенная природа вещей! А у нас на прошлой неделе разверзлись хляби небесные – все арыки размыло. Что еще?»
«Под Фаниэлем слан9 зарубил топором двух женщин. Он бежал в Джанад – когда я проходил мимо, на тропе кровь еще не высохла».
«Опасные у нас места, до границы рукой подать, – хозяин строго поднял указательный палец. – Всего десять километров! Тревожные слухи каждый день. Джанов в двадцать раз больше, чем нас. Ты об этом когда-нибудь задумывался? Если они все сразу одичают, что тогда? Дня не пройдет, как от каждого тариота на Маске останутся одни потроха! Ненависти джанам не занимать. Пусть их напускная любезность тебя не обманывает».
«Джаны только слушаются, – пожал плечами Джубал. – Они неспособны руководить».
«Взгляни-ка вон туда! – трактирщик указал на чудовищный полумесяц Ская, не помещавшийся в открытом двустворчатом окне. – Там их руководители! Там у них звездолеты, приземляются у самой границы. По-моему, это наглая провокация».
«Звездолеты? – удивился Джубал. – Вы их видели?»
«Мой джан говорит, что видел».
«Джаны врут почем зря».
«Так-то оно так, но не всегда и не обо всем. Не спорю, их басни бессвязны и легкомысленны, но придумать историю про звездолет у них не хватило бы воображения».
«Мы не можем контролировать сайданийцев. Если им приспичило наведываться в Джанад, кто и как им помешает?»
«О безопасности Тэйри должны заботиться служители народа, – отвечал трактирщик, – а они не приходят ко мне за советом. Еще эля? Или ты уже проголодался?»
Джубал поужинал и, не находя достойных внимания развлечений, улегся в постель.
Утро обещало прохладный безоблачный день. Выйдя из гостиницы, Джубал стал подниматься в горную страну сверкающих белоснежных утесов и свежего ветра, напоенного ароматом влажного тирса и дымкой луговых испарений. В трех километрах к западу от Айво, на южном склоне горы Кардун, тропа, сметенная оползнем, обрывалась.
