— Здравствуй, добрый человек, — раздалось над ухом Афанасия, потихоньку впадающего в сытую дремоту.
— И ты будь здрав, — ответил русич, стряхивая с себя оцепенение и без особой любезности оглядывая нежданного собеседника.
Серенький какой-то, в глубоко надвинутой на лоб шапке, скрывающей верхнюю часть лица. Невысокий, неширокий, незапоминающийся… Неприятный, но неопасный.
— Видал я, как ты дрался. Уважаю. Иманта-богатыря до тебя не мог победить ни один человек, — польстил Афанасию незнакомец.
— На всякую силу найдется другая сила, — философски ответил Афанасий и снова вгрызся в кусок мяса, давая понять, что разговор окончен.
Но нежданный собеседник, казалось, не заметил намека. Даже напротив, угнездив зад на скамье, потянулся к миске с яблочками. Афанасий выразительно покачал на ладони нож. Визитер сделал вид, что не заметил, но руку убрал, даже заложил за спину на всякий случай.
— А ты откуда путь держишь? — спросил он. — Куда?
— Из земель ливонских, — нехотя ответил Афанасий. — Домой, в Тверь, возвращаюсь.
— По торговым делам ездил али проведать кого?
— По торговым, — насупился Афанасий.
— Вижу, не задалась торговлишка-то? — Собеседник показал глазами на обноски на плечах купца-неудачника.
— Не задалась, — пробормотал Афанасий, пряча ноги под лавку, чтоб не увидел собеседник еще и драных лаптей. — Задалась ежели, разве стал бы я по кабакам деньги зашибать таким способом?
— Но получается-то ой как здорово. — Серенький кивнул в сторону все еще не пришедшего в себя гиганта и подмигнул: — А ты в дружине княжеской не служил часом?
— Не служил. Купцы мы, по торговым делам. Почитай сызмальства.
— А моща откуда такая? — удивился собеседник.
— Род наш от кузнецов ведется. Деды в кузне, прадеды в кузне, прапрадеды в кузне. А там, сам знаешь, какая силища в руках образовывается. Хороший кузнец подковы не то что руками, пальцами гнет. А лавку дед мой открыл, чтоб скобяным товаром из собственных рук торговать, от него отец перенял, следом за ним и я, — зачем-то разоткровенничался с незнакомцем Афанасий. — И силушка тоже по наследству перешла.
— Сила-то, оно понятно, но сноровку тоже где-то брать надо. В детстве кулачному бою, что ль, учили?
— Не учили, с мальчишками на Масленицу ходили стенка на стенку, да как все, в общем, — нехотя ответил купец.
— А вот когда…
— Слушай, добрый человек, — обозлился Афанасий, — не тяни из меня жил. Ступай, откуда пришел.
— Да я ж ничего, я ж с добром, — засуетился серенький. — С искренним интересом.
— Вот вместе с интересом и ступай. По-хорошему. Пока я тебе силой, притчей во языцех ставшей, не подмогнул. А?
Серенький хотел отшутиться, но под суровым взглядом Афанасия сник, поднялся с лавки и побрел в темный угол, за стол к черноглазому.
Купец проводил его подозрительным взглядом, но тут же забыл о нем, переключившись на окорок. Мало ли всяких лихих людей, мошенников[3] и просто юродивых по свету шатается? Таких хлебом не корми, дай со знаменитым человеком пообщаться, чтобы потом всем рассказывать: дескать, я с самим победителем Иманта-богатыря разговаривал. Козырять начнет. Вон, уже, похоже, и начал.
Афанасий присмотрелся к столу, за которым серенький шептал что-то на ухо черноглазому. Небось докладывал подробности разговора. Надо бы с этими людьми поосторожнее. На обычных мошенников они мало похожи. Впрочем, мошенники, как правило, смахивают на добропорядочных… Мошенники, они… Афанасий почувствовал, что проваливается в сон. Встрепенулся. Вскинулся, как поплавок после поклевки.
Стараясь не светить оставшиеся деньги, пересчитал их под столешницей. Хватит только переночевать да утром с собой в дорогу краюху хлеба завернуть. Значит, в следующем трактире опять придется либо кулачным боем зарабатывать, либо играть в игры с местными картежниками да шашечниками. На работу бы честную наняться, мешки какие потаскать али бревна поворочать. Да сколько за нее получишь? Грош, два? Полушку медную? И кто на день-два возьмет пришлого человека? А вот если бы…
Купец снова почувствовал, что засыпает. Жестом подозвал трактирщика и велел ему прибрать со стола да организовать ночлег. Как и предполагал Афанасий, ушлый хозяин запросил с него как раз столько, сколько всего и осталось от призовых, но делать было нечего. Летом-то, конечно, можно заночевать и под кустом, но не сейчас. Днем еще довольно тепло, а ночью лужи схватываются хрустким ледком, а среди капель дождя попадаются острые снежинки. Земля промерзла. И не заметишь, как застудишь требуху.
Отдав трактирщику прошенные деньги, Афанасий завалился на жесткую скамью, подложил под голову свернутый кафтан, убаюкал в руке рукоятку ножа и забылся тяжелой, без сновидений, дремой.
Медленно лавируя меж волжских мелей, струг[4] подошел к тверскому причалу. Афанасий лихо соскочил на доски пристани, перекрестился на купола трехглавой Успенской церкви, прикрутил канат к специальному колышку и кинулся принимать трап. Установив его и притерев к доскам, чтоб не качался, взмахнул рукой — можно, мол. Сам взялся держать.
Дюжие молодцы покатили на причал бочки, понесли тюки и ящики. Следом спустился хозяин струга Дмитрий Иванович, смоленский купец, направляющийся по торговым делам из Вильно в Нижний Новгород.
С ним Афанасию несказанно повезло — в обозе с неведомой болезнью слегли несколько воинов, и подвернувшийся боец, о котором в литовских землях уже начали ходить легенды, оказался весьма кстати в тех разбойных местах. Правда, до Ржева сила Афанасиева пригодилась всего раз, а там уж вовсе без приключений загрузились на ожидавший их корабль и спустились к Твери.
— Что, Афонюшка, пойдешь? — ласково спросил хозяин, нависая над ним сытым животом, обтянутым синим атласом. В растворе собольей шубы поблескивала золотая цепь с полуаршинным, больше, чем у предстоятеля, крестом, осыпанным жемчугами и адамантами.
— Да, пойду. Дома сколько уж не был. Соскучился.
— Жаль, — покачал головой Дмитрий Иванович. — Очень жаль. Такого работника, как ты, где я еще сыщу?
— Да полно, Митрий Иваныч, захвалишь, — улыбнулся Афанасий. — А может, сам у нас, в Твери, останешься? Перезимуешь? Хоромы у отца знатные, нас не стеснишь. Людей по посадам расселим, к делу приспособим до весны. А то, вон, мухи белые уже летают, скоро Волга станет. Успеешь ли до Нижнего доплыть?
— На веслах пойдем, — отмахнулся купец. — Подналяжем. А тебе на вот за работу. — Он протянул полотняный мешочек, топорщащийся ребрами монет. На коротких, толстых пальцах сверкнули драгоценные камни.
