— А безумная идея Наполеона о континентальной блокаде?! Вы же знаете, какой она вред может принести России! — Александр отошел к окну и стал в задумчивости разглядывать уличные пейзажи. — Так мир или перемирие?
— Я думаю мир. Пока мир. — Князь также подошел к окну. — Перемирие означает прекращение военных действий на определенной время. Я не думаю, что Наполеон будет ждать долго. Если не будет мира, он перейдет через Неман и вторгнется в пределы России. Россия не готова к войне.
— Вы правы. Мир. — На некоторое время император замолчал. Он о чем-то усиленно думал. Кажется, в нем происходила внутренняя борьба. — Да, мир. Но мы должны сделать так, чтобы он был как можно выгоднее для России. Война с Францией неизбежна. Но мы получаем временную передышку, которая нам сейчас так необходима. — Александр повернулся к князю и дружески улыбнулся ему. — А признайтесь, князь, что императрица моя матушка просила вас о том, чтобы вы отговорили меня от этого ужасного несчастья как мир с корсиканским чудовищем. А вы вот, наоборот.
— Я понимаю вашу матушку, ваше величество. Но что значит наше личное мнение с нашими симпатиями или антипатиями, когда речь идет о благе России. Вы правы, ваша матушка просила меня, и я ей обещал.
— Но обещание нарушили. — Император думал, что князь сейчас начнет оправдываться и приводить разумные доводы своего поступка.
— Да — князь невесело усмехнулся — нарушил. Необходимая вещь для политика просто давать обещания и также просто их нарушать. Ну, вы ведь знаете. Вот сейчас мы с вами решили, что будет мир. А что же мы решили сразу же за этим? Мы решили, что войны все равно не избежать и что мир это временно. Через пару дней мы подпишем с Наполеоном мирный договор о вечной дружбе и взаимопомощи. Но, уже ставя подпись под этим документом, мы будем знать, что скоро мы нарушим это обещание, и что никакой вечной дружбы и взаимопомощи не будет. Мы даем обещание, и мы же его забираем назад.
— Но это же просто лицемерие — император опять усмехнулся.
— Ах, нет, ваше величество, это политика. Ну, представьте, чтобы было, если бы политик всегда говорил то, что думает. Был бы просто кошмар. Все державы мира посчитали бы себя оскорбленными, и тогда мировой войны было бы не избежать, так как все они почти всегда крайне дурного мнения друг о друге.
— Да, думаем одно, а говорим совсем другое. Печально.
Поручик кавалергардского полка Александр Романович сидел с друзьями в гостинице и играл в карты. В помещении было шумно. Гостиница кишела постояльцами разных национальностей. Сейчас, когда в Тильзите собрались российский и французский императоры, каждый считал счастьем присутствовать здесь, в столь важный и исторический момент. Приехали не только те, кто должен быть здесь по долгу службы, но и те, кто просто приехал из любопытства или, просто, для того чтобы когда-нибудь сказать, что он был в Тильзите, когда произошло это важное событие. Поручик же был здесь потому, что здесь был император. Он хоть и поздравил сегодня императора с заключением мира, но вовсе так не думал. Он думал о тех, кто погиб при Фридланде, кто погиб на войне с захватчиком, который называл себя императором Наполеоном. Но он был солдат. Он должен быть с императором. И не должен ставить под сомнение его решения. Он должен быть здесь, потому, что здесь был его отец, и потому, что тот хоть и был также недоволен всем происходящим, но он все же был здесь. А если так, то значит так и правда, должно быть.
Единственный из друзей, кто разделял его мнение, был поручик князь Воронцов Андрей Николаевич честный и добрый малый, настоящий друг, но, по мнению князя Александра больно уж порядочный. Александру иногда было неудобно перед ним, когда они, перебрав спиртного, шатались по ночным улицам Петербурга и непременно втягивали Андрея в какие-нибудь истории, в которых он принимал участие не всегда по своему желанию. С кем Александру было легко, так это с графом Меньшиковым Петром Алексеевичем простым туповатым пьяницей кутилой и повесой. Граф всегда был готов на любые развлечения и приключения и никогда не задумывался об их последствиях. Ему, кажется, даже не могло прийти в голову, что они могут делать то, что делать не следует. Он считал, что если что-то произошло, значит так, должно было произойти, и что он ничего изменить не мог. Он был, смел, безрассуден и готов на все ради своих друзей. Вот и сейчас он считал, что если будет заключен мир, значит так и должно быть. Что если император Александр называет императора Наполеона «друг мой», а император Наполеон императора Александра «мой дорогой брат» значит, они знают что делают, и что только так и можно делать. Кто был в восторге от происходящих событиях так это граф Репнин Николай Александрович. Впрочем, он всегда был в восторге оттого, что делал император Александр. Он никогда не ставил под сомнения его решения. Это был хладнокровный человек, и Александру казалось, что он всегда говорит не то, что думает. Но Александр это не считал таким уж недостатком, так как он тоже говорил не всегда то, что думал, а его отец и вовсе мог говорить самые немыслимые вещи с самым добродушным выражением лица, и это не мешало ему быть хорошим и порядочным человеком.
Друзья были уже порядком навеселе, когда в помещение вошли французские офицеры и сели за соседний столик. Александр брезгливо поморщила, видя их ненавистные мундиры.
— Ну, вот и новоявленные друзья пожаловали — насмешливо сказал он, повышая голос, нарочно переходя на французский. — Только их нам не хватало для полного счастья. Господа, присоединяйтесь! — обратился он к французским офицерам.
Один из вошедших, был французским маршалом, а двое других генералы. Здесь были и другие французы, но они не привлекли молодого человека своими не столь высокими чинами. Александр хотел скандала. Он хотел выплеснуть свой гнев и свое раздражение. Если бы он был трезв, он бы, наверное, на это не решился, так как знал, какими последствиями это может обернуться. Но под воздействие спиртного он стал более безрассуден, и все доводы рассудка не убеждали его. Вошедший маршал был именно тем маршалом, над которым кавалергарды смеялись сегодня утром при встрече императоров на плоту. Он был одет все в ту же шляпу с перьями, которая вызвала столько насмешек.
Маршал Мюрат, а это был именно он, высокомерно взглянул на молодого офицера и презрительно отвернулся, давая этим понять, что он выше того, чтобы реагировать на замечание какого-то поручика, а тем более присоединиться к его компании. Он прошел и сел за стол к французским офицерам из свиты его императорского величества Наполеона. Александр, еще более распаляясь, громко стал рассказывать историю об одном офицере, который любил украшать свою шляпу перьями, и это-то его и погубило, так как его шляпа была удобной мишенью для врагов.
— И представьте себе, пуля попала прямо в лоб — продолжал свой рассказ поручик — жаль было шляпу. — За столом послышался веселый молодой смех. Громче всех смеялся поручик Меньшиков. Князь Воронцов молчал и лишь время от времени толкал Александра в бок, пытаясь его утихомирить. Но Александр, кажется, вошел во вкус и не обращал внимания на предостережение друга.
Все, кто находился в помещении, понизили свои голоса до шепота, они все чего-то ждали. Комната была наполнена воздухом предстоящей грозы. Посетители только гадали, на сколько хватит терпения у французского маршала. Маршал Мюрат не был терпеливым человеком. Просто император Наполеон предупредил его, как важно сейчас не поссорится с русскими и не дать им повода для недовольства. Но его терпение было на пределе. Была задета его честь, и он не мог это так оставить. Ведь все, кто находился в этой комнате, знали, к кому были обращены насмешки этого нахала. Маршал в раздражении сжимал рукоять шпаги все еще усилием воли, сдерживая себя.
— А вот был еще один случай, — продолжал поручик — был у нас в полку один офицер. Ходил, всегда задрав голову и обращаясь со всеми свысока, даже со своими товарищами. Ну, в общем, вел себя совсем не так, как ведут себя в дружеской компании. Так его решили проучить. Были мы на учениях. В общем, ночевали в палатке. Его товарищи пробрались к нему, обмазали его какой-то дрянью и обваляли в перьях. Утром этот офицер просыпается, выходит из палатка, а его там уже ждут. Он слышит хохот и не может понять, в чем дело. Спросонья перья не заметил. В общем, вид у него был еще тот. Он так походил на шляпу того офицера, про которого я вам рассказывал раньше. И вид у него был такой воинственный и задорный, что ему даже потом прозвище дали, можно я не буду говорить какое? — обратился он будто бы к приятелям, но насмешливо поглядывая на французского маршала. — Но зато этот офицер больше никогда не позволял себе высокомерного отношения к своим товарищам. У нас это не любят.
В зале послышался громкий хохот.
