— Оставим это; скажи, что мне делать сейчас! — вскричал Автоматей.
— Островок находится вдали от морских путей. Случайное появление вблизи него корабля — один шанс из четырехсот тысяч.
— О небеса! — закричал в отчаянии робот. — Так что же ты советуешь делать?
— Сейчас скажу, только не перебивай меня все время. Пойди к морю и входи в воду — примерно по грудь. Тогда тебе не придется слишком наклоняться, что было бы неудобно. Потом опусти голову и втяни столько воды, сколько сможешь. Знаю, что вода горькая, но это скоро кончится. Особенно если ты будешь идти все дальше и дальше в море. Вскоре ты отяжелеешь, а соленая вода, заполнив всего тебя, мгновенно прервет все органические процессы, и таким образом ты немедленно расстанешься с жизнью. Благодаря этому ты избегнешь длительных мук пребывания на этом островке, потери рассудка и медленной агонии. Можешь также взять в обе руки по тяжелому камню. Это не обязательно, но все же...
— Да ты с ума сошел, что ли?! — заорал, срываясь с места, Автоматей. Я должен утопиться? Ты склоняешь меня к самоубийству? Вот так добрый совет! И ты называешься моим другом?!
— Ну разумеется! — ответил Вух. — Я вовсе не сошел с ума, поскольку это вне моих возможностей. Я никогда не теряю душевного равновесия. Тем неприятнее было бы сопутствовать тебе, мой дорогой, если бы я увидел, что ты потерял это равновесие и медленно погибаешь под лучами палящего солнца. Уверяю тебя, что я тщательно проанализировал сложившуюся ситуацию и по очереди исключил все возможности спасения. Ты не сможешь построить лодку или плот, потому что у тебя нет для этого материалов; никакой корабль, как я уже говорил, не подберет тебя, даже самолеты не пролетают над этим островом, а ты опять же не в состоянии построить летательный аппарат. Ты мог бы, конечно, предпочесть быстрой смерти медленную агонию, но я, как твой ближайший друг, горячо протестую против такого неразумного решения. Если ты как следует втянешь воду...
— Чтоб тебя черт побрал с этой самой водой! — завопил, дрожа от ярости, Автоматей. — И подумать только, что за такого друга я отдал прекрасный отшлифованный бриллиант! Знаешь, кто твой изобретатель? Обыкновенный мошенник, жулик, прохвост!
— Думаю, ты возьмешь свои слова обратно, когда выслушаешь меня до конца, — спокойно ответил Вух.
— Так, значит, ты еще не все сказал? Или ты собрался развлекать меня рассказами о загробной жизни? Благодарю покорно!
— Никакой загробной жизни нет, — возразил Вух. — И я не собираюсь обманывать тебя, так как и не хочу, и не умею это делать. Я иначе понимаю дружеские услуги. Ты только слушай внимательно, мой дорогой друг. Как тебе известно, хотя обычно об этом не думают, мир безгранично богат и разнообразен. В нем есть великолепные города, полные суеты и сокровищ, есть королевские дворцы и хижины, чарующие и угрюмые горы, есть шумные дубравы, ласковые озера, знойные пустыни Юга и бескрайние снега Севера. Ты, такой, каким создан, не можешь, однако, видеть и воспринимать одновременно более одного-единственного места из тех, о которых я упомянул, и из миллионов тех, о которых я умолчал. Поэтому без всякого преувеличения можно сказать, что для тех мест, где тебя нет, ты являешься чем-то вроде мертвеца, поскольку ты не наслаждаешься богатством дворцов, не принимаешь участия в танцах южных стран, не восхищаешься радужными переливами льдов Севера. Для тебя они не существуют совершенно так же, как если бы тебя вообще не было на свете. Поэтому, если ты хорошо вникнешь, углубишься мыслью в то, о чем я говорю, так поймешь, что, не будучи всюду, то есть во всех этих волшебных местах, ты не существуешь почти нигде. Ибо мест для пребывания, как уже было сказано, миллион миллионов, а ты можешь воспринимать лишь одно из них, неинтересное, неприятное своим однообразием, даже отвратительное, — этот скалистый островок. Итак, между «везде» и «почти нигде» — огромная разница, и это — твой жизненный удел, ибо ты всегда находился одновременно в одном-единственном месте. Зато разница между «почти нигде» и «нигде», по правде говоря, микроскопическая. Математика ощущений доказывает, что ты уже сейчас, собственно, еле живешь, раз почти повсюду отсутствуешь, совсем как покойник! Это — во-первых. А во-вторых, посмотри на этот песок, смешанный с гравием, который ранит твои нежные ступни, — разве ты считаешь его чем-то ценным? Наверное, нет. А эта масса соленой воды, ее надоедливый избыток — нужно тебе это? Нисколько! Или эти скалы и знойная, иссушающая суставы голубизна неба над головой? Нужен тебе этот невыносимый зной, эти мертвые раскаленные скалы? Разумеется, нет! Итак, ты не нуждаешься абсолютно ни в чем из всего, что тебя окружает, на чем ты стоишь, что распростерлось над твоей головой. Что же остается, если отнять все это? Шум в голове, боль в висках, биение сердца, дрожь в коленях и прочие хаотические движения. А нужны ли тебе этот шум, боль, биение или дрожь? Ни в коем случае, мой дорогой! А если и от этого отказаться, что же тогда останется? Мятущиеся мысли, слова, так похожие на проклятия, которые ты про себя адресуешь мне, твоему другу, ну и, наконец, душащий тебя гнев и вызывающий тошноту страх. Нужны ли тебе, спрашиваю под конец, этот омерзительный страх и бессильная злоба? Конечно, и это тебе не нужно. Если же отбросим и эти ненужные ощущения, не останется уж совсем ничего, абсолютно, говорю тебе — нуль, и именно этим нулем, то есть состоянием вечного равновесия, постоянного молчания и совершенного покоя я и хочу, как настоящий друг, одарить тебя!
— Но я хочу жить! — крикнул Автоматей. — Хочу жить! Жить! Слышишь?!
— Ну, это уже разговор не о том, что ты чувствуешь, а о том, чего ты хочешь, — спокойно возразил Вух. — Ты хочешь жить, то есть обладать будущим, которое становится настоящим, ибо ведь к этому ведет жизнь и ничего больше в ней нет. Но, как мы уже установили, жить ты не будешь, ибо не можешь. Дело лишь в том, каким образом ты перестанешь жить — путем долгих мучений или же легко, когда, втянув залпом воду...
— Довольно! Не хочу! Прочь! Убирайся! — кричал во весь голос Автоматей, подпрыгивая на месте со сжатыми кулаками.
— Это еще что такое? — возразил Вух. — Не говоря уже об оскорбительной форме приказа, которая невольно ассоциируется у меня с отказом от дружбы, как ты можешь так неразумно выражаться? Как ты можешь кричать мне: «Прочь!»? Разве у меня есть ноги, на которых я мог бы уйти? Или хотя бы руки, чтобы на них отползти? Ведь ты же прекрасно знаешь, что это не так. А если ты хочешь от меня избавиться, то, будь добр, вынь меня из уха, которое, уверяю тебя, вовсе не является наилучшим местом в мире, и забрось куда-нибудь.
— Хорошо! — вскричал не помнящий себя от гнева Автоматей. — Сейчас же это сделаю!
Но напрасно он ковырял в ухе. Его друг был слишком глубоко засунут, и Автоматей никак не мог его вытащить, хотя и тряс головой изо всех сил, как бешеный.
— Кажется, ничего из этого не выйдет, — спустя некоторое время отозвался Вух. — Похоже, что мы не расстанемся, хотя этого хочется и тебе, и мне. Если так, то с этим фактом следует примириться, ибо факты тем и отличаются, что спорить с ними бесполезно. Между прочим, это относится и к твоему нынешнему положению. Ты жаждешь иметь будущее, притом любой ценой. Мне это кажется неблагоразумным, но пусть будет по-твоему. Однако позволь обрисовать тебе эту будущность хотя бы в общих чертах, так как познанное всегда лучше непознанного. Гнев, который ты испытываешь сейчас, вскоре сменится бессильным отчаянием, а его, в свою очередь, после многих, столь же бурных, сколь и напрасных усилий спастись заменит тупое безразличие. А тем временем жестокий зной, который доходит даже до меня в этом затененном месте твоего тела, будет, согласно неумолимым законам физики и химии, все больше и больше иссушать твое тело. Сначала испарится смазка в твоих суставах, и при малейшем движении ты, бедняга, будешь невероятно скрипеть и скрежетать! Затем, когда твой череп раскалится от зноя, ты увидишь разноцветные вращающиеся круги, но это совсем не будет похоже на чарующие цвета радуги, поскольку...
— Замолчи же наконец, мучитель! — закричал Автоматей. — Я вовсе не хочу слышать о том, что со мной произойдет! Молчи и не разговаривай, понимаешь?
— Тебе незачем так кричать. Ты отлично знаешь, что я слышу твой самый тихий шепот. Итак, ты не хочешь знать об ожидающих тебя муках? И в то же время жаждешь испытать их? Где же логика? Хорошо, тогда я замолчу. Замечу только, что ты поступаешь недостойно, сосредоточивая свой гнев на мне, будто это я виноват, что ты очутился в таком достойном жалости положении. Виновником несчастья, как ты знаешь, была буря, я же — твой друг, и участие в ожидающих тебя муках, во всем этом разделенном на акты зрелище страданий и агонии уже сейчас, в предвидении, причиняет мне большое огорчение. И вправду, страшно мне делается при одной мысли, что будет, когда смазка...
