— Строил бы лечебницы. Дороги. Постоялые дворы для путешественников. Наш город слишком разросся, и потребности нашего народа многочисленны.
По мощеной дороге шел павлин, раскачивая распущенным хвостом, который переливался яркими красками. Аджадеви внимательно смотрела на птицу, пытаясь понять, что знаменует ее появление.
— Твоя сабля тяжела, я это знаю. Ты устал носить ее, а руки твои с возрастом ослабели и как бы обвисли, так со временем происходит с ветками деревьев. Но еще рано отдыхать, Джаявар. Сделай то, что должен был сделать твой отец, — разбей неприятеля. А потом будешь строить лечебницы и дороги. Потом будешь заботиться о своем народе.
Джаявар отвернулся и вновь посмотрел на северо-восток. Там, за бесчисленными городскими домами и великолепным королевским дворцом протянулось невидимое отсюда поле, где тренировались его воины. Принц представил себе, как работают его люди, как наконечники копий бьют в подставленные щиты.
— Мы должны использовать свою силу в борьбе с голодом, с проказой. Такую силу жаль растрачивать на чамов.
— Ты не сам выбираешь путь, по которому тебе идти.
— А что, если мы сбежим? Уйдем отсюда — только ты и я?
— Ты не доверишь судьбу нашего народа кому-то другому. Как не сможешь сбежать от своих жен и детей.
— Это верно. Своих детей я никогда не смог бы покинуть. Но я хочу, чтобы со мной была ты. Это и должно стать моей судьбой.
Она протянула к нему руку и стала гладить пальцами его грубые, мозолистые ладони.
— Расскажи мне, что ты станешь делать этими своими руками, таким замечательным инструментом.
— Они будут прославлять твою мягкость, холмы и долины, составляющие мир, имя которому — ты.
— Я покажу тебе этот мир, — сказала она. — Найди меня сегодня ночью, когда луна окажется в зените.
Он улыбнулся в ответ и, попрощавшись с ней, направился к ожидавшим его трем военачальникам — туда, где он должен был находиться, но не где ему хотелось быть.
* * *
В десяти милях ниже по течению двигалась вперед другая армия. Это войско передвигалось не на слонах и лошадях, а на больших плоскодонных лодках по вспучившейся и разлившейся реке Тонлесап, которая в сезон дождей изменила обычное направление своего течения и теперь несла свои воды от моря в сторону Ангкора. Лодки, прочные и длинные, управлялись с помощью примитивных рулей и вручную несколькими шестами, которыми можно было отталкиваться от дна. На каждом таком судне находилось от пятидесяти до ста воинов-чамов, на которых были стеганые доспехи с короткими рукавами, и у каждого имелся щит, сделанный из дерева, металла и кожи. Шлемов на чамах не было. Вместо этого на них были зеленые с розовым головные уборы, которые должны были напоминать перевернутый цветок лотоса — символ просвещенности и нирваны. Большинство из них были вооружены копьями, хотя некоторые отдавали предпочтение саблям, кинжалам, секирам и лукам со стрелами.
Река Тонлесап, один из притоков реки Меконг, то и дело сливалась со множеством более мелких притоков, и они вместе с озерами образовывали настоящий водный лабиринт, в течение многих веков сбивавший с толку незваных гостей. Чамы никогда бы не отыскали этот путь к Ангкору, если бы не однорукий предатель, который сейчас стоял на носу королевского судна и раздавал команды. Хотя отец его был высокопоставленным чиновником в Ангкоре, изменника мало заботила судьба его соотечественников. Его преданность была куплена за мешок чамского серебра.
Королевское судно было самым крупным в этой флотилии. На нем разместились десять боевых жеребцов и почти сотня людей. И когда лошади встревоженно ржали, люди смеялись и трогали рукоятки своего оружия. Почти все они рвались в бой, потому что после сражения наступало время грабежа. Самый быстрый способ разбогатеть — захватить чужое имущество, а воины эти жаждали богатства.
На помосте, покрытом дорогой тканью, в тени нескольких шелковых зонтов восседал король чамов Индраварман. Трон принадлежал ему по праву рождения, но к власти он пришел силой оружия — то же самое он хотел сделать и в Ангкоре. На нем были богато украшенные доспехи, а в руке он сжимал копье из тикового дерева, отделанное серебром. На шее его висела огромная продолговатая жемчужина — величиной с кулак ребенка, запястья и пальцы украшали золотые браслеты и кольца. Под кожей на животе у него был специально вшит кусочек железа, приносивший ему удачу. Этот необычайно крупный человек уже не раз проливал кровь, и ему не терпелось сделать это снова.
Идравармана окружали несколько десятков его самых заслуженных военачальников, расположившихся в тени зонтов, которые держали почти голые рабы, захваченные в плен в горах на севере. Пока их король говорил о стратегии и о будущем, все внимательно слушали его, и только самые опытные и отважные из военачальников осмеливались высказывать свои предложения. Один из таких командиров, Асал, был моложе всех остальных и начал служить в армии задолго до того, как стал мужчиной. Его родители, братья и сестры умерли от холеры, когда он был еще ребенком. Каким-то образом ему тогда удалось выжить, и несколько последующих лет он перебивался тем, что воровал овощи на полях крестьян и рыбу из чужих ловушек, сплетенных из побегов бамбука. За ним охотились, избивали до полусмерти, дважды бросали после этого умирать. Однако с каждым новым шрамом он становился лишь сильнее. А когда мышцы его достаточно окрепли, он сделал себе копье и стал продавать свои услуги, в конечном счете взявшись охранять те же поля, которые он сам когда-то обворовывал. Жизнь его стала вполне сносной, но однажды он отпустил голодную девочку, сорвавшую два плода манго, и таким образом не выполнил свой долг. На следующее же утро он бросил все и ушел служить в армию.
Годы тренировок закалили его тело. Хотя Асал был почти на голову ниже своего короля, он все же был весьма крупным мужчиной с широкими плечами и мощными мышцами. Волосы его были зачесаны назад и связаны на макушке в узел, как и у других чамов, но все же они были немного длиннее и поэтому развевались, когда он бежал или сражался. Головной убор в форме перевернутого бутона лотоса частично закрывал его глаза и должен был приносить ему утешение в бою и говорить и другу и врагу о его просветленности. Время не наложило отпечаток на его лицо, которое все еще выглядело очень юным. Если он улыбался, улыбка его была широкой и доброжелательной. В глазах его горел огонь, а кожа была цвета меда. В отличие от большинства командиров, он не носил драгоценных украшений. Вместо того чтобы тратить военную добычу на кольца и ожерелья, он покупал себе самое лучшее оружие и щиты.
Осмелившись отвлечь свое внимание от короля, Асал взглянул на остальные лодки: их было бесчисленное множество, словно волосы, связанные в узел на его голове. Куда бы он ни посмотрел, взгляд его натыкался на сверкающую сталь и воинов, стоявших плотными группами. Во влажном воздухе висел тяжелый запах пота, экскрементов и рвоты. Над рекой разносились подбадривающие голоса командиров, настраивающих своих солдат сражаться так, чтобы их предки могли гордиться ими.
Несколько небольших быстрых лодок обогнали королевское судно. В них плыли лучники и самые сильные бойцы. Заметив кхмерских рыбаков или охотников, они устремлялись вперед, и тогда воды реки окрашивались кровью неприятеля. В этом смысле армия чамов напоминала неумолимо распространяющуюся смертельную болезнь, убивающую все на своем пути.
Асал оглянулся на Индравармана. Выступить в поход на лодках была его, Асала, идея, и теперь он волновался, все ли пойдет так, как он задумал. Что, если кхмеры уже закончили собирать ополчение и готовы к нападению, ожидая их на своих грозных боевых слонах? Что, если слишком много чамов заболели в этом долгом путешествии по воде или плохо подготовлены для предстоящей жестокой битвы? Асал знал, что, если его план успешно сработает, он сам и его еще не родившиеся дети будут до конца своих дней обеспечены, у них будет достаточно и власти, и богатства. В случае же неудачи лучше уж погибнуть в бою, чем уповать на снисхождение или милость короля.
Слушая, как Индраварман говорит о разграблении городов врага и военной добыче, Асал напомнил себе, что следует избегать таких соблазнов. Он хотел захватить в плен кхмерского короля или принца. Это гарантировало бы ему славу и почести, и тогда его дети никогда не будут знать голода или бесчестия. Пока другие воины будут сражаться за драгоценности и женщин, он собирался с группой надежных, проверенных бойцов пробиться вглубь кхмерской цитадели.
Устав от собственных размышлений и монотонного неспешного движения лодки, Асал сосредоточился на Индравармане, обращая свое внимание на то, как подданные слушают короля, стараясь поймать на себе его взгляд.
— Наше противостояние с кхмерами слишком затянулось, — сказал Индраварман и с этими словами встал. Он резко выбросил вперед свое копье, и все остальные тоже вскинули копья. — Поэтому сегодня мы покончим с этим, — продолжил он и на удачу потер зашитый под кожу кусочек железа у себя на животе. — Оставьте их храмы мне, но уничтожьте их священников, чиновников, мужчин, их надежды. Пусть они испугаются нас настолько, чтобы уже больше никогда не решились пойти на нас войной. Я хочу, чтобы их женщины, старики и дети были такими же покорными, как собака, которую все пинают с самого ее рождения. Если кхмерский воин попросит у вас пощады, проткните его копьем, как жалкую свинью. Если ребенок увидит смерть своего отца, убейте и ребенка, ибо жажда мести бывает острее любого клинка.
