Когда Виктору исполнилось двенадцать, к ним перевели из другого детдома несколько человек. Один из них — Александр Сипелко. Родом он был из Полтавы. Этот город Ярский хорошо помнил из уроков истории. Там Пётр Первый с корешами, ещё давным-давно так наваляли шведам, что у тех только пятки сверкали. Саня Сипелко не сидел тихо, как это обычно делают новички в коллективе, а сразу занял лидирующую позицию в иерархии подростков. Он был на год старше Виктора и почти на пол-головы выше. Худой, жилистый, с длиннющими, как у орангутанга, руками, с большими кулаками, на которых острые костяшки были постоянно сбиты от частых драк. Саня дрался везде и со всеми. Он щемил малолеток, не давал проходу сверстникам и смертным боем бился со старшими ребятами, нисколько им не уступая. Местные крепкие пацаны поначалу пытались поставить его на место, однажды даже устроили ему тёмную. Но он, как-то ловко увернувшись, отмутузил сразу нескольких человек. Одному выбил передний зуб, а другому сломал нос и походу даже вышел из неравной схватки победителем, хоть и сам славно огрёб. Получив в наказание своеобразный карцер от воспитателей (да, был и такой, но об этом, наверное, рассказывать не стоит), он отсидел там пару дней, а потом вернулся в группу как ни в чём не бывало. После этого учить Саню жизни больше ни у кого желания не возникало.
С первого дня к нему прилипли две клички: Сиплый и Хохол. На Сиплого Саня не обижался, а вот Хохлом его называли исключительно за глаза. Такое погоняло Сане почему-то сильно не нравилось, и за это можно было с большой вероятностью хорошо огрести по щам.
Ярского по какой-то причине Сиплый невзлюбил с первого дня и сразу стал цеплять, где бы они ни пересекались. То, что они друг другу – полная противоположность, было видно с первого взгляда. Виктор — с врождённой интеллигентностью, спокойный и рассудительный. Все его поступки казались продуманными и целенаправленными. И прямая противоположность — Саня. Резкий, наглый, абсолютно безбашенный сорванец. Он делал всё, что ему вздумается, никогда не слушал ничьего мнения, а имел только своё. Ярский хоть и не любил учиться, но схватывал всё на лету. Стоило ему услышать материал в школе, он тут же его запоминал и мог потом ответить, даже не повторяя дома. Любимым предметом Виктора была география. Он с удовольствием разглядывал в учебнике красивые острова в безбрежном море, картинки заморских городов с пальмами и мечтал, что когда-нибудь обязательно там побывает. Ещё ему нравилась математика. Мало кто из учеников любил математику, а Виктор настолько легко научился считать, что уже в десятилетнем возрасте мог быстро перемножать в уме двузначные числа, чем удивлял не только своих друзей, но и учительницу математики. Из оценок Ярский получал в основном четвёрки и то только потому, что учиться ему было неинтересно; а учителя не раз говорили с сожалением: «Эх, Витя, тебе бы немного прилежности, ты бы мог быть отличником».
Сиплый же, наоборот, был двоечником, никогда не открывал дома учебники и порой даже не носил их с собой на уроки. Учёба его не интересовала от слова «совсем». У Сани была мечта: вырасти и стать наёмником. Он услышал от кого-то про Французский легион. Про крутых солдат, воюющих по всему миру. Эта жизнь казалась Cиплому настолько романтичной и интересной, настолько другой, в отличие от этого деревенского детдомовского быта, что он с нетерпением ждал своего совершеннолетия, чтобы свалить в далёкую Францию и поступить на службу своей мечты.
Ярского Сиплый задирал по-своему. Когда он проходил мимо, делал вид, что не замечает его, но в последний момент внезапно резко и сильно, но как-то незаметно для окружающих бил под дых. У Виктора перехватывало дыхание, но он делал вид, что ничего не случилось, продолжал идти дальше, на ходу пытаясь отдышаться, делая короткие быстрые вздохи. Иногда, Сиплый незаметно бил Виктора ладонью по шее и говорил при этом: «Кайфушка». Удар был несильный, но такой резкий, что по всему позвоночнику сверху донизу прошибала неприятная электрическая дрожь. Каждый раз Виктор думал, что в следующий раз он обязательно развернётся и даст Сиплому в рыло, но потом опять его что-то сдерживало, и он делал вид, что ничего не произошло.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Ещё Виктору очень нравился урок труда. Учителя по труду звали Дмитрий Николаевич. Это был молчаливый мужчина средних лет. Семьи у него не было, вернее, была раньше. Поговаривали, что жена спуталась со столичным профессором и уехала с ним жить в Москву. Взрослый сын тоже жил где-то: то ли в Москве, то ли в Ленинграде. Дмитрий Николаевич всё своё время проводил здесь, с ребятами. И если кто-то из них интересовался чем-нибудь техническим, то он всегда очень внятно и доходчиво объяснял, как устроен тот или иной механизм, — в общем, учил тому, что может пригодиться в жизни, когда они вырастут. А научить он их мог многому. Одет трудовик был всегда в синий длинный халат и тёмно-серые брюки. Больше ни в какой другой одежде его и не видели. Виктор никогда не слышал, чтобы он с кем-то вёл беседу. Он всегда копался в своих ящичках, верстаках, что-то точил, ремонтировал или просто делал уборку в своей большой мастерской. У него Виктор многому научился. Освоил несложные токарный и сверлильный станки, разобрался, какой инструмент как называется, и уверенно всем этим пользовался. В старших классах он ходил на кружок моделирования и даже с помощью Дмитрия Николаевича собрал модель автомобиля с моторчиком. На каникулах, когда ходили в поход с ночёвкой, уже поздно ночью закончились дрова и Дмитрий Николаевич сказал ребятам насобирать немного хвороста. Видя, что Виктор не отходит от костра, спросил его:
— Похоже, ты боишься темноты?
— Да, немного боюсь, — не стал обманывать Виктор. — И леса тоже боюсь.
— Леса бояться не надо, он живой, — сказал учитель. — Лес — друг человека, если ты к нему с чистыми намерениями, то он тебя никогда не даст в обиду.
Эти слова Виктор запомнил на всю жизнь. Позже, когда вырос, ему не раз приходилось ночевать в лесу одному, и, вспоминая слова учителя, он каждый раз желал лесу добра, и лес отвечал ему тем же.
Как-то Дмитрий Николаевич подозвал Виктора, когда закончился урок труда, подождал, когда все ребята уйдут, затем спросил:
— Ярский, ты с Саней Сипелко ведь не дружишь?
— Нет, конечно, — удивился Виктор такому вопросу и добавил: — Он конченый.
— Ты его боишься, походу? — прямо спросил трудовик.
— Ну, не то чтобы боюсь, просто не хочу с ним связываться, он конченый, — снова повторил Виктор.
— Может, тебе пойти в секцию бокса? Позанимаешься и сможешь за себя постоять.
— Но я не люблю бокс, я вообще не люблю драться.
— Ты хороший парень, Витя; я вижу, что ты во многом положительно отличаешься от своих сверстников. Не хочу учить тебя чему-то плохому, но иногда надо проявить характер и сделать что-то, ну как бы это сказать. Я думаю, что ты должен дать ему отпор. Скажу прямо, будет неплохо, если ты с ним подерёшься, проще — набьёшь ему морду, — было видно, что такой совет нелегко даётся Дмитрию Николаевичу, и он тщательно подбирает слова.
— Так он же намного сильнее меня и старше, — удивился такому совету Виктор.
— Это неважно. — Трудовик сел на край скамейки и жестом указал Виктору, чтобы он сел напротив. — Тебе придётся драться, и, даже если он тебя побьёт, тебе придётся драться с ним снова. Тебе придётся много драться в этой жизни, если ты действительно хочешь чего-то добиться. И тебе придётся драться не только кулаками. Самое главное в мужчине – это здесь. — Он ткнул Виктора в лоб указательным пальцем. — И здесь. — Он дотронулся до груди. — Разум и сердце. Ты добрый парень, Витя, это хорошо, но часто люди доброту принимают за слабость, поэтому, помимо доброты, тебе надо воспитывать характер. Приходи ко мне сюда в мастерскую в субботу после уроков, у меня есть кое-что для тебя. Я хочу тебя познакомить с одним человеком. А теперь давай иди на следующий урок.
Слова, сказанные трудовиком, Виктор потом не раз вспоминал, но сегодня он услышал только одно: надо будет драться с Сиплым. А это означало, что его отлупят, как боксёрскую грушу. Он вспомнил длиннющие руки Сани и невольно поморщился. В субботу Ярский шёл в мастерскую только для того, чтобы сказать трудовику, что он сам разберётся с Сиплым и никакой помощи ему не надо. К его удивлению, Дмитрий Николаевич встретил его на пороге, одетый в пальто.
