— Добрый вечер, мсье Фернандес! Почему не бываете у нас? Пойдем, выпьем по чашечке кофе.
Пришлось согласиться, и позже Фернандес не пожалел об этом потерянном временем.
За кофе обсудили разные новости, потом Воляр сказал:
— Помните, мсье Фернандес, того бедного дикого мальчика-газель? Ведь он умер недавно… Вместе с ним умерла и тайна его происхождения. А представляете себе, как было бы интересно послушать его рассказ о жизни в стаде газелей? Но для этого он должен был разговаривать, мыслить…
Воляр вскочил и забегал по комнате, поглядывая на Фернандеса так, словно колебался, можно ли доверить ему какую-то тайну. Снова сел напротив, глотнул кофе.
Фернандес нюхом почуял что-то интересное и важное, насторожил уши, любезно выражая полное внимание.
— Знаете, мсье Фернандес, мысль о том, чтобы человеческий ребенок получал в наследство от родителей не только инстинкты, но и язык и некоторые полученные ими знания, запала мне давно, еще тогда, когда я впервые увидел мальчика из волчьей стаи. Конечно, не ради того, чтобы не было диких детей, — такие случаи встречаются чрезвычайно редко.
Жизнь человека очень коротка, и большую, лучшую часть его каждое новое поколение тратит на то, чтобы усвоить и повторить уже добытое предыдущими поколениями. Это напрасная потеря драгоценного времени! А если человек все это уже будет знать, только родившись, как знает он инстинктивные движения, представляете себе, сколько времени в жизни у каждого из нас будет сохранено для получения новых знаний!
А самым досадным является то, что в центрах памяти нашего мозга все эти знания заложены. Человек всю жизнь носит в себе колоссальные богатства и не знает об этом, не может пользоваться ими, тратит большие усилия на их получение. Знания зашифрованы, и надо найти код к ним…
Возможно, все, что говорил врач, и было необычное, но Фернандеса оно нисколько не интересовало. Он уже собирался уйти прочь, но тут Воляр, наклонившись через стол ближе к нему, тихо сказал:
— Знаете, мсье Фернандес, вы, я вижу, человек чувствительный и честный.
Услышав о себе такую характеристику, очень далекую от истины, Фернандес удовлетворенно улыбнулся сам себе: выходит, артист из него незаурядный. Может попробовать свои силы в Голливуде? Стать кинозвездой? Хе-хе!
— И поэтому я могу вам довериться. Почти двадцать лет я работал над этой проблемой, и мне кажется, что я достиг цели. Сейчас вам покажу. Одну минутку!
Фернандес думал, что Воляр покажет какого-то парня или девочку, которые были дикими, а он, Воляр, вернул их к нормальной жизни. Но вместо того врач принес маленькую, старательно запаянную пробирку с коричневой жидкостью.
Врач внимательно рассматривал ее на свет, будто видел впервые.
— Вот они — гормоны наследия. Только сделать ребенку инъекцию — и гормоны постепенно разбудят в мозгу центры памяти, в которых особым кодом зашифрованы знания предков.
— Почему же вы не сделали инъекцию мальчику? — чуть не закричал Фернандес, мысленно поругав Воляра старым идиотом.
— Потому, дорогой мсье Фернандес, что было уже поздно. Мальчик был большой, а эти гормоны надо вводить на первой неделе после рождения. Действовать они начинают через три года, влияют, то есть пробуждают закодированные центры постепенно, на протяжении нескольких лет. Сколько именно, к сожалению, я не знаю. Окончательные последствия применения этих гормонов мне неизвестны.
— Как это так? Почему?
Воляр вздохнул и тихо сказал:
— Дальнейшие опыты должны вестись на человеке. А кто мне доверит для этого своего ребенка? Никто, конечно. Ведь для того, чтобы точно убедиться в действии этих гормонов, способны ли они оставить человека человеком в каком угодно окружении, для этого лучше всего было бы маленького ребенка, которому введены гормоны, в три года оставить лет на пять-десять в среде животных. Лучше всего было бы среди обезьян. Но это невозможно, это было бы страшным преступлением.
— Выходит, гормоны так и останутся в этой пробирке? — спросил Фернандес.
— Да. Пока что. Но не навсегда. Наступит время, когда они понадобятся, не причинив никому зла.
И Воляр спрятал в шкаф драгоценную пробирку. Фернандес проследив взглядом, запомнил это место.
Осуществлять свой план Фернандес начал сразу, не откладывая на потом. Замена в шкафу врача пробирки с гормонами точно такой же, наполненной окрашенной в коричневый цвет водой, не вызвала трудностей. Фернандес сделал это весьма ловко в свой следующий визит на кофе к Воляру. Труднее всего было достать только что родившегося младенца.
Но недаром Фернандес был охотником. Неделя охоты на машине — и в одном из поселков, далеком от города, он увидел в крайней лачуге молодую женщину, совсем девочку, с крошечным ребенком на руках. Только на минутку оставила она своего первенца в лачуге и побежала куда-то с корзиной…
* * *
Фернандес сам сделал ребенку инъекцию. Дня три после этого мальчик болел, чуть не умер. Но в конце концов выздоровел. Фернандес назвал его Реми, нашел кормилицу и на три года оставил ее нянчится с ребенком. Сам наведывался частенько.
Парень рос обычным ребенком, был хорошо упитанным, веселым, приветливым и ничем не отличался от других детей. Когда подрос, стал умнее и почему-то привязался к Фернандесу. Даже попытался как-то обратиться к нему "папа". Фернандес приказал называть его "сеньором Педро".
Самым большим счастьем для маленького Реми было, когда сеньор Педро брал его с собой на прогулку в лес. Так было и на этот раз.
Фернандес все замедлял шаги, а Реми, оглядываясь, еще видел его сквозь листву. Забавляясь, он приседал за кустом, восторженно требовал:
— Ищите меня! Сеньор Педро, ищите!
Фернандес должен был искать и "не находить" его. Мальчик, не выдержав, весело кричал:
— А я здесь! А я здесь!
И потом снова бежал впереди, наклонялся к каждому цветку, останавливался возле каждой букашки. Присел и долго с интересом наблюдал суетливых муравьев. С уважением обошел их, чтобы случайно не наступить. Поймал большую пеструю бабочку, повернул к сеньору Педро сияющее счастьем лицо. Немного посмотрел на красивые крылышки, отпустил и радостно захлопал вслед маленькими светлыми ладошками.
Не первый раз Фернандес с Реми здесь. Возил сюда, чтобы парень привык к лесу, а главное, чтобы к нему привыкли обезьяны шимпанзе, которые прыгали, визжали, хохотали у них над головой. В тот день Фернандес решил покончить с этим. Слишком долго все тянется. Реми уже три года. Ведь покойный Воляр говорил, что гормоны начинают действовать с трех лет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
