Даровая выпивка, что стояла передо мной, сразу потеряла для меня интерес. Я просто дожидался своего благодетеля, чтобы вежливо с ним распрощаться. Неожиданно я припомнил, что он пристально посмотрел в направлении марсиан, прежде чем внезапно встать и уйти, и я подумал, не имеют ли они отношения к этому уходу. Я снова оглядел их, пытаясь подметить, не проявляют ли они повышенного интереса к нашему столику, но как можно определить, на что смотрит марсианин или о чем он думает?
В течение нескольких минут я сидел, поигрывая своим стаканом и размышляя, что могло случиться с моим другом космолетчиком.
Раньше я надеялся, что его гостеприимство распространится на ужин, если мы окажемся достаточно simpatico, а возможно, и на небольшой денежный заем. Ибо мои перспективы (признаю это!) были весьма непрезентабельны.
Последние два раза, когда я пытался дозвониться до своего театрального агента, автосекретарь просто зарегистрировал мой вызов, и поэтому если я не наберу монет, чтобы опустить их в дверной счетчик, моя комната сегодня вечером не откроется… Как видите, моя удача почти иссякла — я докатился до ночлега в каморке со счетчиком.
В самый разгар моих меланхолических раздумий официант тронул меня за рукав:
— Вас вызывают, сэр.
— Что? Ладно, друг, давай, тащи сюда аппарат.
— Сожалею, сэр, но я не могу принести его к столу. Двенадцатая кабинка в холле.
— Ах, так… Благодарю, — ответил я, стараясь держаться с ним дружелюбно, так как на чай ему дать было нечего. Идя к выходу, я дал большого кругаля, чтобы обойти столик марсиан.
Я тут же понял, почему аппарат нельзя было доставить к столу.
Двенадцатая кабина была максимально защищенной — звуко- и взглядо-изолированной и недоступной для «жучков». На экране изображение отсутствовало, оно не появилось даже когда за мной закрылась тяжелая дверь. Экран оставался пустым, пока я не сел, и мое лицо не оказалось на уровне экрана. Тогда опаловые облака разошлись, и я увидел перед собой лицо моего знакомца космолетчика.
— Извините, что пришлось сбежать, — быстро проговорил он, — но надо было спешить. Прошу вас немедленно приехать ко мне в отель «Эйзенхауэр», номер 2106.
Никакого объяснения он не дал. «Эйзенхауэр» так же мало подходит космолетчикам, как и «Каса-Маньяна». Я прямо-таки ощутил в воздухе запах неприятностей. Вряд ли вы подбираете первого встречного в баре, а потом приглашаете его в отель… ну, разве что он другого пола.
— Зачем это? — спросил я.
Сразу стало видно, что космолетчик человек, привыкший к тому, чтобы ему повиновались, не задавая лишних вопросов. Я наблюдал за ним с профессиональным интересом. Это был не гнев.
Нет, скорее грозовая туча перед наступающей бурей. Но тут он снова взял себя в руки и спокойно ответил:
— Лоренцо, у меня нет времени для объяснений. Вам нужна работа?
— Вы имеете в виду профессиональное предложение? — осторожно осведомился я. На один неприятный миг мне показалось, что он хочет предложить мне… сами понимаете какую работу… До сих пор моя профессиональная гордость не страдала, невзирая на удары, которые наносила мне злосчастная судьба.
— О, разумеется, профессиональное, — откликнулся он. Оно требует самого лучшего актера, какого только можно сыскать за деньги.
Я не позволил радости, которую чувствовал, отразиться на моем лице. Я и вправду был готов на любую профессиональную работу, я бы с восторгом пошел на роль балкона в «Ромео и Джульетте» — но показывать, что я заинтересован, не следовало.
— А что за предложение? — спросил я, — В настоящее время я довольно плотно занят.
Он жестом отмел мои слова в сторону.
— По телефону не могу объяснить. Может, вам это и не известно, но каждая закрытая линия может быть раскрыта, если есть нужная аппаратура. Приезжайте немедленно.
Он был нетерпелив, поэтому я мог себе позволить скрыть свое нетерпение.
— Вы что себе позволяете? — заупрямился я. — Вы что думаете — я мальчик на побегушках? Или начинающий юный статист, рвущийся на сцену, чтобы покрасоваться там с копьем? Я — Лоренцо! — Тут я задрал подбородок и постарался выглядеть оскорбленным. — Ваше предложение?
— Гм… Будь оно проклято, не могу я об этом по телефону. Сколько вы получаете?
— Что? Вы спрашиваете, каков мой профессиональный гонорар?
— Да, да!
— За один выход? Или за неделю? Или по длительному контракту?
— Черт!.. Не имеет значения! Сколько вы берете в день?
— Моя минимальная оплата за вечерний выход — сто империалов. — Это была истинная правда. Ох, иногда мне конечно приходилось давать большие взятки, но зато платежный лист всегда показывал достойную меня сумму. Должны же быть принципы у человека! Я, например, предпочту умереть с голода, чем опуститься ниже.
— Хорошо, — быстро согласился он. — Сотня империалов будет вручена вам в ту минуту, когда вы войдете в комнату. Но поторапливайтесь!
— А? — Я дрогнул, поняв, что мог запросить две сотни или даже две с половиной. — Но я же еще не согласился на ангажемент!
— Не имеет значения! Мы обговорим это, когда доберетесь. Сотня ваша, даже если вы откажетесь. Назовем ее премией или надбавкой к гонорару. Ну, теперь-то вы готовы прекратить болтать и ехать?
Я поклонился:
— Разумеется, сэр. Не кипятитесь.
К счастью, «Эйзенхауэр» близко от «Касы», так как вряд ли я наскреб бы мелочь на метро. Однако, хотя искусство пешего хождения почти утеряно, я получил удовольствие от прогулки, которая к тому же дала мне время собраться с мыслями. Я не дурак. Я понимал, что если человек изо всех сил старается всучить деньги другому человеку, то самое времечко этому другому заглянуть в свои картишки, потому как тут, без сомнения, замешаны или незаконные, или опасные, или одновременно и те и другие делишки. Ну о законности ради законности я не так уж беспокоюсь; я согласен с Великим Бардом, что Закон — зачастую круглый идиот. Но, в основном, я все же предпочитаю придерживаться правильной стороны улицы.
Однако я понимал, что сейчас фактов у меня маловато, а потому пока отложил беспокойство в сторону, перекинул плащ через правое плечо и широко зашагал вперед, наслаждаясь теплой осенней погодой и богатым ассортиментом запахов Метрополиса. Прибыв к месту назначения, я решил пренебречь парадным входом и прямо из полуподвала взлетел на лифте на двадцать первый этаж, смутно ощущая, что это не то место, где хочется, чтобы тебя запомнили в лицо. Мой друг впустил меня в номер.
— Не могли поскорее! — рявкнул он.
— Разве долго? — только и ответил я, оглядываясь вокруг. Это был дорогой номер, как я и ожидал, но изрядно замусоренный. А еще тут и там в беспорядке стояло около дюжины грязных стаканов и кофейных чашек. Не трудно было догадаться, что я был последним из многих визитеров. На кушетке развалился, мрачно поглядывая на меня, еще один мужчина, в котором я тут же определил космолетчика.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
