– Господи, помоги, – перекрестилась я. Месить могильную жижу отчаянно не хотелось.
И небо сжалилось над грешниками: поднявшийся ветер разогнал свинцовые тучи, держащие в заточении солнце, просочился в землю туман.
Возле больших, окрашенных в ядовитый синий цвет, железных ворот угрюмого культового заведения было пусто. Ни одна машина не стояла на парковке, ни один человек не появлялся на площадке возле блочного одноэтажного здания местной администрации. Остановившись, мы вышли из «Лексуса» и завертели по сторонам головами.
Стояла нереальная тишина, только ветерок играючи трепал волосы. Его нежное прикосновение успокоило, я расслабилась.
– Бери цветы и банку для воды, – скомандовал муж, – а я возьму лопату. Кстати, не забудь смартфон.
– Почему кругом безлюдно? – ощущая, что стопы приросли к асфальту, с придыханием проговорила я.
– Будни, люди на работе, – отозвался Михаил, подталкивая меня вперед. – Не дрейфь!
Вытащив из салона гвоздики, я обреченно поплелась за супругом.
Глава 2
Освещенная солнцем широкая главная аллея погоста уходила далеко вглубь, по обе ее стороны на засаженных цветами участках размером с гроб ровными рядами стояли нарядные памятники, последнее прибежище дорогих тел заботливо лелеяли пока еще живые родственники старшего и среднего поколения.
«А что с ними будет, если детей не станет? – мысленно спросила я у неба. – Ну, не желают сейчас внуки приезжать сюда к бабушкам и дедушкам»!
– О чем задумалась? – обнял меня за плечи Мишка.
Я промолчала, и мы свернули налево, к папе. Папа сурово смотрел с мрамора своего монумента и глаза его фотографии косились на мою склонившуюся фигуру, рвущую сорняки в цветочнице. Я кожей чувствовала этот взгляд и ежилась от страха.
– Прощай, папочка, – закончив дело, прошептала я и, пытаясь изобразить скорбь, шмыгнула носом. Скорби не было, боль затушевалась, – прошло двадцать лет, как отца не стало. Причем его не стало тогда, когда он бросил маму и ушел к другой женщине.
– Пойдем, – снимая перчатки, приказал Михаил. – Еще пять покойничков остались. Кто там у нас на очереди?
На очереди были бабушка и дядя, мы навестили их, прибрались, полили цветочки и собрались идти к брату. К тому, который не хотел показываться гостям из материального мира.
– Может, сначала к тете с ее мужем заглянем? – спросила я Мишку, надеясь на его согласие.
– Нет! – отрезал он. – В том году мы Романа не нашли, в этом шутник от нас никуда не денется.
Узкая тропка, направляющая к шутнику, вела в неизвестность, завершением которой был, наверняка, забор. Могилы по обе стороны от нас заросли колючками и осокой, к джинсам крепко цеплялся репейник, дорогу преграждали завалы мусора и разросшиеся без присмотра кустарники одичавших смородины и малины. Из кладбищенских джунглей выглядывали памятники с фотографиями хозяев вечной жилплощади.
– Кристина! – внезапно услышала я чей-то хриплый голос, – Кристина!
Резко обернувшись, я остолбенела. На меня смотрел дядя Гена Ширяев. Тот дядя Гена, в которого я была влюблена в детстве. Он жил под нами, работал фотографом и умел заразительно смеяться. Его жена, тетя Шура, казалась мне страшной, но красивый муж, как ни странно, любил ее. А еще он любил своих детей – старшую, Людку, и младшего, Валерку. С Людкой мы дружили и ходили в один класс, Валерка был младше на пять лет. Потом мы расстались, переехали в другой район, и я понятия не имела, что случилось с бывшими соседями.
«Значит, дядя Гена тоже преставился, – с болью разглядывая знакомый портрет молодого Ширяева, вздохнула я. – А могилка такая неухоженная! Может, убраться»?
– Кто это? – поинтересовался Миша и не дожидаясь ответа дернул меня за руку. – Не задерживайся, уже пять вечера, а желательно до шести управиться – погода может преподнести сюрпризы.
Я вновь подчинилась, так как привыкла подчиняться. Наверное, чувство неполноценности у меня в крови. Или нет? Мама часто говорила, что я неумеха, а папа всегда молчал. А потом неумеха стала умехой и окончила институт с красным дипломом, а потом неумеха стала руководителем среднего звена, но родителям не хотелось признаваться в ошибке и они до конца делали вид, что не увидели в дочери перемен.
Мысленно попрощавшись с бывшим соседом, я побрела вслед за мужем.
– Кажется, здесь надо сворачивать вправо, – остановился он возле следующей свалки. – Там еще елка росла! Видишь елку?
– Вижу, – кивнула я и вздохнула. Лезть в бурелом желания не было.
– Постой здесь, а я поищу Ромку и позову тебя! – пообещал Миша и решительно направился вглубь погоста. Минута, и он скрылся из виду. Деревья как бы сомкнулись, увлекая жертву в свое логово.
– Миша! – пискнула я.
Молчание.
– Миша! – памятуя, что в мире скорби кричать нельзя, громко проговорила я. Снова молчание.
– Миша! – заорала я, наплевав на рекомендации тех, кто не попадал в подобную ситуацию.
А потом схватилась за смартфон. Короткие гудки потрясли настолько, что я чуть не заплакала.
Второй звонок оказался удачным.
– Кристина, – сквозь помехи спокойно произнес супруг. – Иди вперед, Кристина, и только вперед! Я там!
– Нашел Ромашку? – обрадовалась я.
– Нашел, – согласился Мишка.
– Но почему вперед? Ты ушел направо.
– Не перечь мне, – голос в мобильнике завибрировал. – Иди, куда я сказал!
Почувствовав, что подкашиваются коленки, я облокотилась на что-то твердое, а потом отдернула руку и обернулась. Светловолосая пожилая женщина на фото смотрела на меня с укоризной.
– Простите, – пролепетала я.
Глаза покойницы подобрели. И я ясно увидела на ее губах полуулыбку.
Затравленно оглядевшись по сторонам, я обнаружила, что очутилась в центре внимания местного населения. Странным образом памятники повернулись ко мне каменными фасадами и с любопытством наблюдали за незваной гостьей.
«Хоть бы один человек встретился, – взмолилась я небу, равнодушно висящему надо мной. – Хоть бы Мишка объявился! Так в какую сторону надо пробираться? Где забор? Где выход из ада»?
Я набрала номер супруга, но сухой женский голос уведомил меня, что абонент недоступен.
«Итак, – начала рассуждать я. – Стоять на месте и трястись от страха нет смысла, надо куда-то двигаться. Вряд ли кладбище простирается на километры, скорее всего, метров триста, так я их одолею быстро. А если упрусь в забор, потопаю назад, к главной аллее. А муженек у меня получит»!
Что получит муженек, я не знала, так как была совершенно не злопамятна и быстро забывала планы мести, роящиеся в голове минуту назад.
Взяв себя в руки, я пошла. Боковым зрением видела мраморные и гранитные плиты и фотографии на них. Фотографии пристальными взглядами провожали мою спину и о чем-то явно сожалели. Во время путешествия я неоднократно пробовала звонить, но Мишка оказывался неизменно недоступным.
Несколько раз из кустов, громко хлопая крыльями, взлетали вечно голодные вороны, они кружили над моей головой и орали так, что от ужаса волосы становились дыбом. Птицы объединились в стаи так же как объединились в землячество покойники, только я находилась в гордом одиночестве.
Наконец стало тихо, и я облегченно вздохнула. Воронье испарилось, будто его никогда не было, портреты погоста потупили глаза, но их улыбки приобрели злорадствующее выражение. Сделав еще несколько шагов, я наткнулась на калитку в заборе.
«Назад не пойду, – мелькнула в голове внезапно прилетевшая мысль. – Только вперед! Там должны быть живые люди».
На душе стало легко, я протянула ладонь и толкнула последнее препятствие к свободе.
То, что я увидела по ту сторону кладбища, заставило отступить. Тяжелый серый туман клубился над застывшей в немоте землей и скрывал от взора мои белые кроссовки. Он доходил до середины голени и, казалось, стремился подняться выше, чтобы поглотить и бедра. Я метнулась назад, но не нашла ручки дверцы, ядовитый синий забор высился трехметровой глухой стеной, за забором сияло солнце. Здесь солнце отсутствовало, сизая дымка уныло висела в воздухе, она состояла из крохотных, но различимых глазу песчинок, тускло переливающихся в пространстве.
И тогда я поглядела вперед. Ровное шоссе отутюженным асфальтом уходило в неизвестность прямо из-под моих ног. Оно словно выныривало из основания забора. На дороге никого не было. Не было машин, людей, животных, даже докучливые комары, любители кладбищенской сырости, не звенели въедливо над ушами. Стояла оглушающая тишина. Повинуясь чьей-то непреодолимой воле, я, как сомнамбула, двинулась вперед, в голове стучали молоточками обрывочные мысли, которые, не сформировавшись, путались в направлении и цеплялись друг за друга.
Постепенно туман стал рассеиваться, проявились очертания пирамидальных тополей, выстроившихся церковными свечками вдоль совершенно пустой трассы. Приглядевшись к деревьям, я ахнула. Кроны тополей были кем-то съедены, вместо крон черными змеями поднимались к небу извилистые, сухие, будто обожженные, ветки.
