20 июня.
Проснулся ночью от рычания. Несколько секунд не понимал, где нахожусь, затем схватился за дробовик. В доме с ним удобнее, чем с винтовкой. Дошел до лестницы, ведущей вниз, но фонарь зажигать не стал, и спуститься тоже не решился.
Если честно, покрылся холодным потом, боясь, что пес привлечет ненужное внимание. Черт знает, кто там ходит.
Не спал до утра.
21 июня.
Кажется, все же это была ложная тревога. Специально изучил песок вокруг дома. Никаких следов. Мне все время приходиться убеждать себя, что здесь та еще дыра. До городка не близко и они вряд ли сюда придут. Я их сто лет уже не видел.
22 июня.
Обычные ежедневные дела. Сходил к Мадлен. Дасти тоже. Ему у нее, кажется, понравилось.
Вечером видел два столба дыма. Но далеко. За мысом. Чтобы там у них не происходило, меня это не касается. Пусть сами выкручиваются.
23 июня.
Я попытался сегодня составить список того, чего мне теперь не хватает. Довольно длинная ерунда вышла. И если положить руку на сердце, я легко живу без всего этого. Как быстро цивилизация вгрызается в наши кости и как легко она из них вымывается!
Раньше кто-то уродовался на работе, чтобы купить себе дорогую сумку или туфли. А кто-то дня не мог прожить без ставок на скачках. Или новостей о том, как одна музыкальная звезда вмазала по роже другой. Или вот… я всегда мечтал купить билет и полететь в Европу. Где она теперь, эта чертова Европа? Угу. Где и все мы.
В заднице.
Короче, теперь все наши мечты отправились на свалку истории. Сумки, скачки, машины, интернет, отпуск, карьерный рост… Мы хотим лишь спокойствия, еды и тепла. Для этого требуется не слишком уж много.
И… очень много.
Парадокс новой жизни.
24 июня.
Пес совсем прижился. Ходит за мной хвостом. Поселился в ногах, возле кровати. Ко мне не лезет. С утра первым несется вниз, ждет еды. Запасы есть, так что мне не жалко.
Мадлен бы одобрила мою щедрость.
Во вторую половину дня, после очередной рыбалки, я обошел весь наш поселок по периметру. Восемнадцать домов, кафе с выбитыми стеклами и старый отель. В последнем поживился туалетной бумагой и зубной пастой. Пес носился по комнатам, как сумасшедший. Обои на него что ли так действуют? Мадлен говорит, что это самая безвкусная вещь после того музея, который мы с ней видели, когда прорывались на восток.
Уже собираясь уходить, я задержался в холле. Увидел краем зрения движение и просто взлетел. Мне кажется, допрыгнул до потолка, так сильно испугался не ожидая никого здесь встретить.
А это всего лишь пес погнал крысу.
Чертова, проклятущая крыса! Когда я уже вышел, было ощущение, что кто-то наблюдает за мной со второго этажа. Обернулся, посмотрел в окна, но никого не увидел. Разыгравшееся воображение.
И только.
Но вечер вышел каким-то тревожным. Я заперся и прислушивался к каждому шороху.
25 июня.
Он снова рычал ночью. Негромко и зловеще, не вставая с пола и обратив морду в сторону, где находился отель. Уши у него были напряжены, шерсть на загривке дыбом.
Я зажег свечу. Так мы и просидели, где-то с час, пока пес не успокоился.
Я заснул, но под утро меня вырвали из дремы выстрелы. Далеко. Несколько одиночных, а затем две короткие злые очереди.
И тишина.
Когда рассвело, взял винтовку, насыпал полные карманы патронов. Еще три пачки кинул в сумку, вместе с Кольтом «Анаконда». В барабане последнего еще оставалось четыре патрона, и я не очень-то стремился его использовать. Очень громко и отдача такая, что запястья ноют.
Но зато, как оружие последнего шанса – вполне. Два потраченных патрона без труда уложили хвача, когда он выскочил на нас с Мадлен на той безымянной заправочной станции, у холмов.
К отелю я подбирался с осторожностью и на другой его стороне, у дороги, увидел следы на песке. Они вели к полю, в противоположную от города сторону.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Подумал, что выходит, уже полгода не видел никого, кроме Мадлен. Одиночество – то еще испытание. Сперва считаешь, что тебе никто не нужен, а потом ищешь хоть кого-нибудь, любого незнакомца, лишь бы перекинуться с ним несколькими ничего не значащими фразами о какой-нибудь глупости, вроде погоды.
Останавливался через каждые сто шагов, изучал местность в бинокль, поэтому сразу увидел чаек. Отсюда до океана недалеко, так что стервятники тут как тут.
Близко к телу подходить не стал, мало ли. Сюрпризы – вещь непредсказуемая. Остановился в десяти шагах, а пес распугал негодующе орущих птиц. Я окрикнул и он, послушавшись, не стал подходить к мертвецу. Сел у ног, лишь раздувал ноздри, чуя кровь.
Черный. Бродяга. Хотя теперь мы все похожи на бездомных. Лежит на боку. Клетчатая рубаха, выцветшие джинсы, стоптанные ботинки. Щетина на впалых серых щеках с сединой. Глаза открыты.
Полагаю это он был в отеле, видел меня, но подойти не решился.
Оружия не видно, вне всякого сомнения забрали, да и карманы, думаю обчистили. По счастью, те, кто его убил, уже далеко. Интересно, чем он насолил им? Нас не так много, чтобы воевать за ресурсы. Точнее ресурсов (воды, еды и тех же патронов) пока еще завались, чтобы ради них поднимать шум.
Сейчас мало кто рискует шуметь без нужды.
Полагаю убийца или убийцы, постреляв, бросились наутек. Местность они не знают, иначе бы поняли, что здесь мало кто есть. Разве что несколько хвачей, да и то в городе.
Хотя может за время там появилось что-то куда более интересное.
И опасное.
На обратном пути пес стал носиться по траве, охотясь то ли на мышей, то ли еще на какую мелкую дрянь, а затем и вовсе пропал. Я не очень-то беспокоился. Жил же он как-то без меня.
Осторожность вновь сыграла мне на руку. Я заметил четверых зараженных лишь потому, что то и дело осматривал местность. Может сперва они от людей и не сильно отличаются, но с каждым днем болезнь становится все заметнее.
Все, кто выжил, теперь даже не видя глаз, узнают зараженную форму. Походка у них сильно меняется, в отличии от человеческой. Когда они спокойны и не бегут со скоростью оголодавшего экспресса, то выхаживают, точно модели на подиуме. А головы у них в этот момент болтаются, словно в шее нет никаких костей.
Туда-сюда. Было бы смешно, если бы не было так страшно.
Они брели по трассе, недалеко от сгоревшей фермы, меньше, чем в четверти мили от отеля. А до меня довольно близко, футов восемьсот. Как назло, в этот момент появился пес. Я успел одной рукой схватить его за ошейник, а другой за пасть. Чувствуя мокрую слюну на ладони, смотрел лишь на зараженных.
Дасти, на мое счастье, не стал вырываться, а его рычание было таким слабым, что его не услышали.
Они прошли, скрылись за фермой, направившись к лесу. Я выждал несколько минут, прежде, чем отпустить собаку. Хотел вытереть руку от слюны, выругался, понимая, что это кровь. Вся морда спаниэля была в ней испачкана. Он все-таки поймал своего грызуна.
26 июня.
Мне повезло. Я был готов. Опять один.
27 июня.
На следующий день, как мы прогулялись в поле, все было, как обычно. Пробежка утром. Рыбалка. Дасти был какой-то вялый, потом вообще вернулся к дому, ждал меня на крыльце.
Я осторожничал, после того, как увидел зараженных. Ходил еще с большей оглядкой, чем прежде. Так что вернулся домой поздно, когда солнце уже достаточно припекало.
Пес тяжело дышал, я подумал, что от жары. Налил ему воды в миску, поднялся в кабинет, сидел у открытого окна, осматривая берег в бинокль. Далеко, у каменистого мыса, сильно выдававшегося в океан, двигались две точки. Наблюдал за ними пока они не исчезли. Туда никогда не доходил, а они не шли ко мне, так что меня это не очень беспокоило.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
