- Уезжай, сынок, - улучив момент, шепнула мать. - Так будет лучше, поверь мне. Нина хорошая, другой жены мы с отцом тебе не пожелаем. Только не приживется она здесь. Уезжай, пока еще не поздно!
- Нет! - отрезал Свен.
И однажды Нина сказала:
- Я люблю тебя. Но мы никогда не будем счастливы. Прощай.
Через несколько лет Свен остался один. Однако ужинал дома и не ленился расстилать скатерть. Ставил два столовых прибора, раскладывал все, как приучен был с детства, и ждал. А когда уставал ждать, наспех проглатывал остывший ужин, доставал из буфета дедовскую трубку и садился у камина.
Он ни разу не попытался увидеться с Ниной.
Когда Свену предложили трудное и опасное дело, он согласился, - если не с радостью, то с облегчением: для него это было единственным достойным выходом.
С тех пор Свен лишь раз в год посещает родной дом. Чаще не может себе позволить. А все остальное время живет предвкушением и надеждой, хотя короткие - на единственный день - возвращения всего лишь ритуал, в котором всё расписано заранее и повторяется с горьким и торжественным постоянством.
...Он медленно поднимается по крутым, оплавленным временем ступеням, и сердце его колотится, словно в предчувствии чего-то до боли желанного. Ключ, загодя стиснутый в ладони, нагревается так, что начинает жечь ее. И вот скрипуче распахивается дверь, холод запустения ползет навстречу. Но ничего, сейчас он наведет блеск, растопит камин, отдохнет немного, приготовит ужин, накроет на стол и будет ждать... Как всегда, напрасно.
Не кажется ли вам, что даже в заведомо обреченном на неудачу ожидании таится малая толика того великого, что именуют смыслом жизни?
Стемнело. Свен зажег люстру, но, передумав, сразу же погасил ее. Сел за стол, взял в руку бокал. Хрусталь долго сохранял прохладу, в нем переливались отблески огня, словно между ним и камином существовала некая заговорщическая связь.
- За тебя! - сказал Свен и пригубил бокал.
Настенные часы в кабинете вызвонили первый из двенадцати ударов.
"Как, уже?" - с последним ударом ему предстояло покинуть родной дом, словно Золушке торжественный бал...
Второй удар... Третий...
Внезапно Свен вздрогнул и обернулся: на пороге стояла Нина.
- Я... - бум-м-м... - возвратилась... - бум-м-м... - к тебе... бум-м-м... - навсегда... - бум-м-м...
Свен знал, что произойдет при следующем, последнем, ударе часов. И знал, что ничего не сможет с этим поделать. Сейчас он закроет глаза. Плотно закроет и постарается подольше не раскрывать. Потому что, открыв их, не увидит ни стола с крахмальной скатертью, ни буфета с львиными головами, ни пышащего жаром камина...
Перед ним будет кабина звездолета с дисплеями, светодиодами, сенсорами. И он сразу очутится в межзвездном пространстве, в невозвратной дали от Земли. А покинутый им только что мир - иллюзия, придуманная астропсихологами!
Иллюзия... Разученный до малейших деталей сценарий... Но ведь в нем нет места Нине! Так что это: сюрприз астропсихологов? Иллюзия в иллюзии? Или чудо? Ведь может же, черт возьми, хоть раз произойти чудо!?
Не может... А если бы и могло...
"Бум-м-м..."
- Я здесь, Свен! Я с тобой!
- Нет! Не-ет! Поздно!
Самые большие расстояния измеряют в парсеках. Они разделяют звезды, но иногда - человеческие души.
Дым отечества... Когда вдыхаешь его ежечасно, ежеминутно, то перестаешь ощущать. Зато как остро бередят душу воспоминания о нем вдали от родины, будь то отеческий дом, страна, в которой ты родился. Земля или Солнечная система. И никакая иллюзия не утолит этой щемящей боли, может лишь приглушить ее, загнать внутрь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
