Ему не нужна была качественно сломанная «Виста», ему, собственно, вообще особо ничего здесь не было нужно, но настроение немного улучшилось. Серёгину всегда нравилось на «Юноне». Нравилось то предпраздничное ощущение, которое здесь витало — или казалось, что витало, не суть важно. И потом, с Иркой он здесь не бывал. То есть обход ларьков не грозил превратиться в горестное путешествие по местам разбитого счастья, спасибо хоть и на том.
Серёгин равнодушно прошёл мимо павильона с фильмами и музыкой, обещавшего «миллион развлечений», хмуро покосился на магазинчик фотопричиндалов и свернул налево в проход.
Когда он приблизился к посудному ларьку, там открылась дверь и наружу торжественно выплыл громадный двадцатилитровый чугунный казан, поддерживаемый парой крепких мужских рук. Увесистая чугунина была из того разряда вещей, которые отлично смотрятся и функционируют на своём штатном месте, зато вне его создают сплошные помехи и неудобства. Казан был не просто тяжёл и страшно неудобен для переноски, его ещё и покрывал жирный слой заводской смазки. Серёгин успел душевно пособолезновать успевшему перемазаться владельцу котла, когда тот не без труда протиснулся в дверь вслед за посудиной. При седеющей бороде, крепком брюхе и толстых очках… А в остальном — всё тот же Лёвка Резник, с которым Серёгин сидел за одной партой целых пять лет, с шестого класса по десятый.
Узнавание было мгновенным и обоюдным.
— Андрюха!!! — заорал Лёвка и даже, кажется, сделал движение раскрыть однокласснику медвежьи объятия, так что Серёгин успел испугаться за целостность казана, но Лёвка свою покупку удержал и просто спустился навстречу по ларёчным ступенькам.
— Лёвка, — улыбнулся Серёгин.
Секунду спустя они уже держали котёл за противоположные ушки.
— Вот, казан прикупил, — похвастался Лёвка. — Слушай, я отсюда прямо на дачу, там и обновлю. — И вдруг загорелся: — Андрюха, а рванули со мной?!
Серёгин отмахнулся свободной рукой:
— Не, Лёв, не могу.
«А почему, собственно, я не могу?»
— Нет, вы на него посмотрите! — возмутился одноклассник. — По ларькам шлындрать время имеется, а со старым другом пообщаться ему, видите ли, некогда? Тебя там что, тёща со скалкой караулит в прихожей, если задержишься?
Серёгин вздрогнул, мотнул головой и опять улыбнулся. На сей раз — весьма криво.
— Ладно, — сказал он. — Поехали. Уговорил.
Лёвка неожиданно зорко глянул на него сквозь толстые линзы и даже остановился, отчего тяжесть казана мотнула Серёгина вперёд.
— Та-а-ак, — протянул Лёвка.
— Ага, — сказал Серёгин. — Именно так.
Ещё через пять минут он сидел в громадном «лендкрузере» и слушал, как погромыхивает в багажнике небрежно закинутый казан. Выруливая со стоянки, Лёвка дотянулся до заднего сиденья и бросил Серёгину на колени пёструю импортную коробку:
— На-ка вот, поиграйся пока.
В картонке оказался цифровой фотоаппарат самой последней модели, судя по чеку, тоже только что купленный. Серёгин когда-то мечтал о подобной камере, всё представлял, как будет снимать будущего наследника. Он покрутил «Альфу» в руках, посмотрел в окуляр, дважды щёлкнул Лёвку за рулём, похвалил:
— Классная машинка.
И спрятал обратно в коробку.
…А может, у них с Иркой всё окончательно надломилось после аборта?.. Серёгин был из тех мужчин, которые не ставят во главу угла список донжуанских побед, ему всегда хотелось иметь семью. А значит, двоих-троих сорванцов, чтобы раздавать им подзатыльники, краснеть на родительских собраниях, ходить на рыбалку и в лес… Ирка детей не желала категорически, по крайней мере «пока». «Интересненько, — говорила она, — а для себя мы когда жить будем? Когда на пенсию выйдем?» Что значит «жить для себя», Серёгин категорически не понимал, но ей, наверно, было видней. Как он обрадовался, когда однажды она ошиблась с какими-то подсчётами и «безопасный» день привёл в итоге к беременности… Он улетел в Салехард совершенно счастливый, а Ирка, помахав вслед самолёту, отправилась в лечебницу. В ту самую, где ещё не родившихся человечков весьма успешно излечивали от жизни. Позже сложная цепочка личных знакомств вывела Серёгина на врача, и он узнал, что у него должна была родиться дочь.
Он так и не купил облюбованный аппарат. Для его личных фотографических нужд вполне хватало камеры в сотовом телефоне.
Ещё некоторое время он пытался внушить себе, что жена всё-таки оставалась самым близким и родным для него человеком на свете. Получалось всё хуже. Потом кто-то из них первым произнёс слово «развод», и оба почувствовали облегчение. И вот сегодня Ирка вывезла вещи, но, Господи, почему же было так больно?..
…Мощный джип вырулил на Кольцевую дорогу и понёсся на север, обгоняя тяжёлые фуры. Из багажника, навевая предвкушения, пахло пряностями и свежими овощами.
Дачный посёлок Орехово — самое лучшее место на всём белом свете. Это истина, с которой бессмысленно спорить. Здесь обитает некоторое количество фанатиков теплицы и огорода, у них вызревает клубника и водятся огурцы с помидорами, но большинство участков — сугубо дикорастущие, с соснами, ёлками и исправно плодоносящим черничником. Лёвкины десять соток принадлежали к большинству. Серёгин помнил это со школьных времён. Ну и хорошо. Можно будет посвятить время ходовым испытаниям казана вместо того, чтобы сразу согнуться над какой-нибудь грядкой или цветником, ещё не очухавшимся после зимы.
У Лёвки не имелось какого следует тагана, чтобы должным образом воздвигнуть котёл, но мужчины натаскали из-за дома кирпичей и скоро сложили для казана вполне подобающий пьедестал. Разгорелся костёр, внутри чугунной посудины завихрился ядовитый дымок сгорающей смазки. Серёгин, малоискушённый в готовке, успел по наивности вообразить, будто запах пожара на химкомбинате скоро сменится ароматами плова, но тут Лёвка хлопнул себя по лбу:
— Бляха-муха!.. Соль-то забыл, не так её и не этак. Слышь, Андрюх, слетай в магазин? Два кило… То есть три. Только мелкую не покупай!
Выходя за калитку, Серёгин подумал о том, что имиджу тихого еврейского мальчика Лёвка не соответствовал никогда, но его сегодняшние весёлость и шумность определённо зашкаливали. Если помножить это на одиночную (если бы не их случайная встреча, кому тут нужен был бы Лёвка со свежекупленным казаном?) дачную вылазку, причём в будний день, получалось… Короче, в действительности Лёвкины дела пребывали в таком же «шоколаде», как и у него самого.
Серёгин преисполнился благодарности к однокласснику и зашагал дальше по улице.
Дорогу к ближнему магазину он помнил ещё с тех пор, когда они пацанами бегали туда за пивом, якобы для взрослых.
Путь туда лежал через болото по тропке, начинавшейся за родником. Серёгин обогнул бетонное кольцо, увенчанное маленьким домиком, и ступил на мостки. Воды в болоте по весеннему времени было порядочно, мостки же, судя по всему, помнили те самые походы за пивом. Подгнившая доска хрустнула под ногой, Серёгин мгновенно промочил тряпочные, рассчитанные на город кроссовки, чертыхнулся и пошёл дальше, внимательно выбирая, куда наступать. Он не смотрел по сторонам и вскинул глаза, только когда над головой хрипло и скрипуче заорала какая-то птица.
Наверное, он стоял теперь в самой середине болота. Во всяком случае, ни домиков, ни проводов, ни иных признаков цивилизации не было видно за ёлками и ещё голыми, но очень густыми кустами. Чуть-чуть фантазии, и можно вообразить себя в нехоженых дебрях. До начала дачного сезона было ещё далеко, так что кругом стояла тишина. Какая-то даже неестественная тишина. Как если бы время запнулось и замерло, не торопясь двигаться дальше…
…А прямо перед Серёгиным висел на крепкой разлапистой ёлке полный комплект мужской одежды. От пиджака до трусов и от ботинок до кепки.
Одежда явно висела здесь уже давно, она видела не один дождь, никто не позарился на неё и не озаботился отнести в мусорник. Она понемногу утрачивала память о носившем её человеке и превращалась в бесформенное сплетение растительных и шерстяных жилок, готовое слиться с окружающей средой.
Мгновение Серёгин остолбенело взирал на эту странную инсталляцию, потом ему стало не по себе. Нет, он не то чтобы испугался, что из-за куста вот сейчас выскочит маньяк и учинит над ним что-нибудь нехорошее. Серёгин, как большинство мужчин, верил, что оказал бы маньяку весьма достойный приём. Просто у него вдруг возникло вполне иррациональное чувство, будто шмотки на ёлке имели к нему самое непосредственное отношение. Глупость, необъяснимо, но — возникло же. И отпускать не собиралось.
Так бывает, когда балансируешь на грани яви и сна и вдруг вспоминаешь обрывок совсем другого, давно забытого сновидения.
Или кажется, что вспоминаешь…
Над головой снова каркнула птица, чары разрушились, и неестественная тишина стала обычной. Где-то далеко заныла бензопила, долетела трель электрички… Серёгин вздрогнул, нахмурился и зашагал дальше.
