Но тут же понимаю – проснётся, будет плакать, кричать, проситься домой. Не люблю такие слёзы. Когда девушка кричит от физической боли, это радует сердце, ласкает слух, возбуждает. Но если она будет плакать с досады, от того, что кончена её жизнь, рухнули всё мечты, планы, надежды, больше она не увидит ни родных, ни друзей… Такие слёзы мне не нужны. Жалко бедняжку. А ведь это всё я, и кто я после этого? А Бог с ним, ко всему человек привыкает, и она привыкнет. Сегодня оставлю её наедине, пусть прорыдается и успокоится. А после просто буду сильно бить за плохое настроение. Ничего, переживёт, научится. Да ладно, просто побочный эффект, издержки производства. Полюбуюсь ею, пока она ещё спит. Но всё же как она красива. Я подошёл поближе и чмокнул её в чудесную гладкую щёчку. Её губы манили, я прикоснулся к ним губами, и поток энергии хлынул через них так, что закружилась голова и заложило уши. Я даже отошёл, ошарашенный неожиданностью происходящего. У меня были девчонки, но даже во время секса я не чувствовал такого притяжения, как вот сейчас, когда она всего лишь просто спит, а наши губы чуть-чуть соприкоснулись. Она невероятная девушка. Как же мне повезло! Как правильно я сделал выбор.
Но вот она проснулась, открыла глаза, недоуменно посмотрела, попробовала пошевелиться. Спокойный ровный голос:
– Где я?
– Тебя как зовут?
– Светлана.
– А я Виктор, будем знакомы.
– Где я, что со мной?
– Не знаю, как сказать, в аду или в чистилище.
– Не понимаю, говори яснее.
– Ты в подвале моего дома. Я маньяк. Я буду тебя бить, пороть и трахать. Возможно, это будет долго. Хотелось бы, конечно, чтобы очень долго. Удрать отсюда невозможно. Окон здесь нет, дверь одна, вот эта. Этот замок открывается ключом, на следующей двери замок с кодом, код знаю только я, и даже если ты меня убьёшь, то выбраться не сможешь. Так что о побеге забудь сразу. И выпускать отсюда я тебя не буду при любом раскладе. Так что считай, что ты умерла, но твоё прибытие в рай слегка задерживается. В твоём случае лучший выход – просто расслабиться и постараться получить удовольствие от процесса. Ну и, конечно, слушаться меня во всём беспрекословно.
– Я что, ещё сплю? Ведь это просто сон, дурацкий сон, и ничего больше. Слышь, ущипни меня, чтоб я проснулась.
– Да вот, пожалуйста, но это не поможет.
– Вить, ладно, не смешно, если не сон, так это розыгрыш какой-то?
– Свет, извини, это не розыгрыш, это твоя новая реальность, пойдём, я покажу. Вот, давай, ручки твои мы пристегнём друг к другу, и ножки твои друг к другу пристегнём, а то вдруг ты ещё что-то не поняла, побежать попытаешься. Присядь, пожалуйста.
Она села. Её слегка трясло от страха.
– Вот, это твоя комната, здесь ты будешь спать. Здесь туалет и душевая, здесь холодильник, плита, раковина. Вот телевизор, компьютер, всё для тебя, только интернета нет и сотового. Уж извини, но связи с внешним миром у тебя не будет. Теперь вставай, и пойдём аккуратненько, маленькими шажочками, чтобы не плюхнуться носиком. – Я открыл дверь. – Вот, это самая страшная комната, посмотри, сколько всего, это всё я для тебя приготовил. Вот здесь я буду тебя бить и трахать. Ты, наверное, даже не представляешь, как безумно я тебя хочу! У меня внутри всё полыхает. Я привяжу тебя сюда, срежу ножом твою одежду и буду долго-долго бить твою красивую, кругленькую, чудесную попочку вот этой вот ротанговой палочкой, а потом вставлю в неё член и… Ну, ладно, это от меня теперь уже никуда не уйдёт. Продлю ещё чуток это сладкое мучение. Я наслаждаюсь предвкушением самого крутого удовольствия.
– Вить, хватит дурака валять, скажи мне, почему я здесь, и что случилось?
– Ну, ладно, давай прямо сейчас начнём, чтоб ты не сомневалась и поняла, что это всё не шутки.
Она внимательно посмотрела на меня, наши взгляды встретились, и ужас отобразился в её сияющих глазах.
– Нет, подожди, я видела там чай и фрукты, мы, может, перекусим для начала?
– Вот, это другой разговор. Я напороть тебя хочу безумно. Но это от меня теперь уже никуда не уйдёт.
– Вить, а можно мне одной побыть? Мне нужно время, чтоб понять, что происходит.
– Да, Свет, буду учтивым и великодушным, у тебя двадцать минут, и ни минутой больше.
Она села на кровать, сложила руки на груди, как во время молитвы, и закрыла глаза.
Я в изумлении, она спокойна, как удав! А где же слёзы, крики, истерики? Что, не дошло ещё? Настолько флегматична?
А вот, похоже, началось – губы что-то шепчут, бровки домиком, слезинки на ресничках. Сейчас прорвёт, наверное. Вот слёзы уже ручейком по щекам побежали. Реснички дрожат. Сейчас начнётся! Сижу, смотрю, жду. Но вот она смахнула слезинки, подняла закрытые глаза, как будто говорит с кем-то, и вдруг на её лице засияла улыбка! Кивает головой, как будто слушает кого-то, соглашается, благодарит. Что, в шоке, что ли? Или совсем крыша от испуга съехала? Такое безмятежное блаженство на лице. Блядь, я думал, что красавицу поймал, а она ёбнутая! Ну, ладно, рано ещё паниковать, посмотрим, что дальше будет. Это блаженное лицо открывает глаза, видит меня, хитро подмигивает мне и улыбается. Она что-то задумала. Это не к добру. Надо быть начеку, а то сейчас как выкинет какой-нибудь номер.
– Мне кажется, я начинаю понимать. А можно я расскажу, как эту ситуацию вижу?
Она встала. Как японская гейша, мелкими шажками подошла к столу, села на стул. Взяла виноградинку из тарелки с фруктами. Как-то очень очаровательно положила её в рот и, закрыв глаза, как будто растворилась в её вкусе, наслаждаясь им. Улыбнулась, открыла глаза и, взглянув на меня, продолжила:
– Я расскажу немного о себе, чтобы тебе понятно было.
Я кивнул. Она глубоко вдохнула и начала:
– Я верующий человек. Суть нашей веры – научиться любить, любить безусловно. Всегда, везде, так, как любит нас Бог. Как любит Иисус. Легко любить, когда кругом друзья, родители, братья, сёстры. Но полюбить врага, который развалил всё самое родное, забрал мечты и превратил жизнь в невыносимые страдания… Весьма непросто, согласись. Это как последний курс нашего университета, как госэкзамен, как диплом. Все, кто прошли нашим путём, этот экзамен сдали. Иисус, апостолы и просто христиане. Сейчас, похоже, моя очередь. Меня, конечно, удивляет, что как-то быстро, только учёба началась – и сразу госы. Но если мне такая честь, наверное, я справлюсь. Бог не даёт того, что не по силам. Так что твой выбор не случаен. Нас Бог свёл. Для тебя удовольствие – меня медленно замучить. А для меня наука – всё это пережить, и веру сохранить, и любовь умножить. И далеко не каждая так сможет. А у меня есть шанс. Хотя, конечно, жутко страшно. Я только одно не понимаю. Я чувствовала, что у меня будет счастливая семья, дети. Но после всего, что ты сейчас со мной сделаешь, ведь невозможно выжить, правда?
– Да, Свет, ты отсюда не выйдешь. Если я тебя отпущу, меня посадят. Но сразу убивать тебя не буду. Ты мне нужна, и мучить я тебя буду бережно и долго.
– Вот я и хотела попросить. Ведь если я экзамен сдам, Бог меня к себе заберёт сразу. А ты будешь другую искать. А таких, как я, немного. Не все люди этим путём идут. Да и не пожелала бы я никому здесь на моём месте оказаться. Выходит, если смогу у тебя выжить, значит, и других таким образом спасу. Хватило бы сил только. Есть! Придумала, как мне здесь выжить!
Её глаза засверкали. Она снова взяла виноградинку и, величественно облокотившись о спинку стула, прикрыла глаза и задумалась, видимо, переводя свою идею на понятный мне язык. Потом посмотрела на меня и, чуть подавшись вперёд, тихим вкрадчивым голосом продолжила:
– В нашей вере жена должна слушаться мужа, как Бога.
– Ты предлагаешь повенчаться?
– В нашей вере венчание существует, но даже если самого обряда не было, женщина считается замужней после первого секса. Он её единственный навсегда. Так что скоро твои запоры не понадобятся, после секса я и так никуда от тебя не денусь. И буду иметь обязанность и право во всём тебя беспрекословно слушаться.
– Так уж во всём? А если я прикажу застрелиться или вон на плиту голой попой сесть?
– Главнее мужа только Бог. Его заповеди я не нарушу даже по приказу мужа.
– И какие заповеди?
– Я не смогу врать, воровать, убивать, повреждать живое, менять веру, работать в субботу.
– Так ты адвентистка?
– Нет. Наши веры чем-то похожи, но есть принципиальная разница – адвентисты ожидают второго пришествия, а мы живём вечной жизнью уже сегодня. На Земле, здесь и сейчас. Конечно, некоторые адвентисты тоже так делают, но в их вере не это главное, а у нас – умение любить, забота о земле, природе, людях, своём теле и привычка быть счастливыми именно сейчас – самая основа нашей веры. Но я не буду стрелять ни в себя, ни в кого-то ещё ни по приказу, ни под страхом.
– Ну! Так значит, убежать, чтоб жизнь спасти, ты можешь?
