Я сел рядом с нашей новой знакомой, причем так близко, что мы чуть-чуть не касались друг друга руками, зато Борис уселся как можно дальше, на самый краешек стула. Я удивлялся, как он вообще с него не свалился. Бармен самолично принес нам напитки, заметив, что, если у него заведется еще парочка таких клиентов, как Борис, он сможет выйти на пенсию уже через месяц. Аманта Харди сделала небольшой глоток бренди и взглянула на нас.
— Сначала факты, — коротко бросила она. — Я всегда вела переговоры с Труди Ламберт от имени агентства. Когда она неожиданно отказалась сниматься в кино, мой шеф — кстати, совершенно справедливо — обвинил в этом меня. Я хочу сделать карьеру, а случай с Труди мне сильно подпортил репутацию. Я сказала себе, что к двадцати пяти годам стану исполнительным вице-президентом агентства, а до моего двадцатипятилетия осталось всего шесть месяцев.
— Терпеть не могу честолюбивых женщин, — мрачно заявил Борис. — Хуже них могут быть только женщины, навязывающие мужчинам рассказы о своих бездарных судьбах, о которых они знать ничего не желают!
Брюнетка несколько мгновений смотрела на него в упор, и серые глаза ее холодно поблескивали. Наконец она, не повышая голоса, сказала:
— Заткнись!
— Ты говорила, что агентство решило еще раз попробовать переговорить с Труди? — торопливо вмешался я, пока Борис не вылил на аккуратную волнистую прическу Аманты водку с мартини.
— Сам мистер Буканан так решил, — объяснила она, понизив голос, — после того, как узнал, что студия намерена послать вас, двух оболтусов, в Англию попытаться уговорить Труди. Всегда, мол, есть надежда, говорил мистер Буканан, что там, где оказались бессильны доводы разума, одержит победу глупость. Словом, он велел, чтобы я ехала с вами, и если, паче чаяния, вам повезет, заполучить подпись Труди на контракте раньше, чем к ней вернется способность трезво мыслить и она снова передумает.
— Вы едете с нами?! — Борис чуть не подавился своим коктейлем.
— Я заказала билет на тот же рейс, что и вы, — спокойно ответила Аманта. — Ты должен быть мне благодарен, Сливка! Я сильно облегчу вашу задачу. Насколько я знаю, Труди по-прежнему считает меня своей подругой, и если нам повезет, то пригласит нас погостить к себе на остров.
— На остров?! — изумился я.
— Это островок площадью три акра, расположенный на Темзе выше Лондона, — начала рассказывать Аманта. — Зато дом, в котором живет Труди, очень большой и отделан по последнему слову моды. Труди купила его пару лет назад, когда снималась в Англии. Я забыла, как назывался тот фильм — там еще упоминалась рука.
— «Рука славы», — быстро подсказал Борис. — Хороший сценарий, но режиссер чуть было его не угробил. К счастью, актерам удалось спасти фильм. Труди Ламберт играла роль женщины, чья жизнь была обречена с того самого момента, когда она влюбилась в колдуна.
— Похоже, это какой-то «ужастик», — заявил я с самодовольством автора сценариев, который распрощался с телевидением, чтобы начать работать в кино. — Из тех, что показывают поздно ночью.
Борис мягко вздохнул.
— В истории с той рукой нет ничего смешного. Рука славы — древний атрибут черной магии, корни которого уходят в четырнадцатый век. Для его изготовления используют руку повешенного, которую обматывают куском савана, чтобы удалить оставшуюся кровь, а потом вымачивают в рассоле. После этого руку высушивают на солнце и используют в колдовских ритуалах.
— Фу, какая мерзость! — Лицо Аманты исказила гримаса отвращения.
— Если мне не изменяет память, это был последний фильм Труди? — спросил Борис.
Аманта кивнула:
— Сразу же после завершения съемок она удалилась в свой дом на острове и с тех пор безвыездно живет там.
— Эх, как бы мне хотелось стать богатым бездельником, — с завистью произнес Борис. — Я бы тоже купил себе остров и уединился бы на нем, сначала, правда, пожив в свое удовольствие в Риме, Париже и Лондоне.
— Ты плохо меня слушал, Сливка! — раздраженно сказала Аманта. — Как только Труди Ламберт поселилась в этом доме, а это было два года назад, она никуда не выезжает с острова.
— Неужели она безвыездно живет на острове площадью в три акра посреди реки? — не веря своим ушам, спросил я. — Но почему?
— Просто, — Аманта Харди раздраженно пожала плечами, — она вбила себе в голову, что в ту самую минуту, как она покинет остров, она умрет.
— Почему? — удивился Борис, в голосе которого проскользнул предательский булькающий звук.
— Объяснить может только сама Труди. — Девушка сделала еще один глоток бренди. — Она всегда была ужасно суеверной и тратила бешеные деньги на астрологов, хиромантов и тому подобную шушеру. Постойте-ка! — Глаза ее вдруг загорелись лихорадочным огнем. — Мне пришла в голову блестящая идея! Я скажу ей, что вы — выдающиеся астрологи или еще кто-нибудь в этом роде. И вы предскажете ей будущее — развеете ее опасения насчет того, что она умрет, покинув остров, и предречете ей грандиозный успех в новом фильме!
— Ларри, — осторожно заметил Борис. — Девица не только честолюбива, но еще и безумна! И вообще, что это за имя такое? Аманта, прости Господи!
— Мне надоело, что все зовут меня Сэм, и я отбросила первую букву, — спокойно пояснила брюнетка, и в голосе ее послышались извиняющиеся нотки. — Теперь никому не придет в голову назвать меня Эм, поэтому все зовут меня Аманта.
— Ну что ж, резонно, — одобрил я.
Борис демонстративно закатил глаза, а потом твердой рукой взялся за миксер.
— Давайте отложим дела до приезда на остров, — пробормотал он. — Там их и решим.
— Отличная мысль, — заметил я. — Как насчет того, чтобы пообедать с нами, Аманта?
— Нет, спасибо, Бейкер. — Голос ее опять обрел прежнюю резкость. — Мне надо собраться, ведь наш самолет вылетает в восемь утра, не забывайте!
— В восемь утра?! — Я бросил сердитый взгляд на Бориса. — Почему ты мне ничего не сказал?
Он как-то тускло улыбнулся.
— Ты же знаешь, как я «люблю» летать, товарищ. Я постарался забыть о времени нашего вылета в тот же миг, как только узнал о нем. Ты же знаешь, что, прежде чем сесть в самолет, мне нужно напиться до бесчувствия. — При этих словах Борис поднес миксер к своим губам и принялся с жадностью пить. — Это пока еще разминка.
В эту минуту Аманта ткнула меня указательным пальцем под ребра.
— Вставай, Бейкер!
— Могу помочь тебе собраться, если хочешь, — произнес я без особой, впрочем, надежды, потом поднялся и галантно пропустил Аманту вперед.
— Нет, спасибо. — Она протиснулась мимо меня, оставив после себя легкий, еле уловимый аромат, от которого меня бросило в жар. — Ты слишком много о себе воображаешь, Бейкер. Я встречала такой тип мужчин. Одно хвастовство и наглость и — никакой тонкости. Ты, мой друг, относишься к той категории мужчин, которые вечно выставляют себя на посмешище, так что не суетись понапрасну и не заставляй терять на тебя драгоценное время, сынок!
Я снова уселся за стол и стал смотреть, как в такт походке движутся под облегающим платьем изящно очерченные ягодицы Аманты. «Несправедливо, — подумал я, — что природа одарила таким роскошным телом девицу, абсолютно равнодушную к мужскому полу… А может быть, дело обстоит гораздо хуже? Эта Аманта, наверное, лесбиянка. Какая жалость! — вздохнул я. — Жизнь порой преподносит нам неприятные сюрпризы…»
— Если с нашим самолетом что-нибудь случится и придется его облегчать, — медленно произнес Борис, — надо будет первым делом выкинуть за борт эту наглую девицу!
Глава 2
Я выглянул из окна отеля на четырнадцатом этаже и увидел, как Парк-Лейн внизу постепенно заполняется машинами — начинался вечерний час пик. «Наконец-то все кончилось, — устало подумал я. — Перелететь с Борисом Сливкой через Атлантику — все равно что месяц просидеть в клетке с тиграми, нет, пожалуй, даже хуже». К счастью, когда мы выехали из Лос-Анджелеса, Борис был пьян до потери пульса и завалился спать еще до того, как самолет взлетел. Он проснулся через час и сразу же решил, что, подобно героям из рассказов Эдгара Аллана По, заживо погребен в летящем гробу. Меня до сих пор трясло при воспоминании, что, когда мы приземлились в лондонском аэропорту, Борис напрочь отказался покинуть самолет, пока не надует свой спасательный жилет.
Я услышал легкий стон, и сразу через несколько секунд из ванной вышел Борис. Он обернул свое тощее тело банным полотенцем, отчего стал разительно похож на римлянина. На лице Бориса застыло страдальческое выражение, такое, какое, наверное, было у Святого Бернара, когда тот, пройдя двенадцать миль навстречу снежной буре, обнаружил, что в его фляге нет ни капли коньяка.
— Я умираю от жажды, товарищ! — Борис упал в ближайшее кресло и плотно закрыл глаза. — Где мы? Я не хочу умереть, не зная, где меня похоронят.
— Мы в Лондоне, в Англии, — раздраженно бросил я. — И скажи спасибо мне, что мы вообще сюда попали. Когда мы пролетали над Атлантикой, командир самолета уже собирался выкинуть тебя в грузовой люк, только я уговорил его не делать этого.
