Малесевич остался бы в живых, если бы как следует провел испытания аппарата, прежде чем проверять на практике свою теорию времени. Он не удосужился сделать этого, а потому промахнулся мимо своей эпохи, возвращаясь из прошлого. Профаны по-прежнему вопрошают, почему бы археологам попросту не сесть с фотоаппаратом в машину времени и не смотаться в Древнюю Грецию или Атлантиду — вместо того чтобы ковыряться в прахе исчезнувших цивилизаций. В принципе это можно сделать, однако тот, кто решится на это, должен быть в высшей степени сконцентрирован на самом себе, находить радость в знании ради знания и забыть о том, ради чего он отправился в путешествие по времени. Ибо каждому школьнику известно, что человек, вторгшийся в прошлое, вносит в момент своего появления в этом прошлом инородный элемент в пространственно-временную матрицу. Поток времени разветвляется, рождается новая вселенная, и когда он возвращается, то оказывается в совершенно другом мире, творцом которого сам и явился, — и мир этот в корне отличается от того, в котором путешественник пребывал до визита в прошлое. Прежняя вселенная закрыта для него навсегда.
Сущность будущего совершенно иная. Наше нынешнее состояние и все изменения, которые происходят с нами с течением времени, являются неотъемлемыми составляющими привычного, запрограммированного исторического развития. Человек, попадающий в будущее, но меняет в нем ничего: его визит — предопределенная часть этого будущего. «Записан в Книге», как сказали бы древние. Впрочем, я склонен полагать, что записан скорее в матрице пространства-времени, нежели в Книге Судеб.
Уолтер Тойнби был блестящим ученым, который мог бы преуспеть в любой науке. У него хватало денег, чтобы жить припеваючи и выбрать то поприще, какое больше пришлось ему по душе, — археологию. Он был последним из великих дилетантов. Дед прекрасно знал Малесевича — финансировал некоторые его эксперименты — и потому, узнав о трагедии, сумел подкатиться к попечителям университета, в котором тот работал, и получить доступ к записям своего друга. Дед сразу же разобрался в том, куда отправился Малесевич и почему никогда не вернется, и почти сразу же понял, что путешествие в будущее, в отличие от визитов в прошлое, совершенно безопасно. Всю следующую неделю Уолтер Тойнби и Балмер вытаскивали ящики с черепками и всякий хлам из угловой комнаты, освобождая место для машины времени. Ночи напролет они просиживали над архивом Малесевича, споря до хрипоты над фантастического вида диаграммами. Спустя два месяца через окрестные поля к ангару проложили силовые кабели — прямиком от генераторов Шелдон Форкс, а люди Балмера приступили к заливке колоссального бетонного фундамента для машины времени.
…Уже пора ужинать, а деда все не было. Около часу дня он вошел в машину времени, попросив перед этим меня дождаться его возвращения. И вот уже шестой час я сижу в лаборатории один-одинешенек, а в углу тускло мерцает машина времени, издавая звук, похожий на жужжание потревоженного роя пчел. Сняв с полки очередной фолиант, я медленно перелистывал страницы со стереофотографиями табличек, на которых в древнем Шумере кто-то выводил загадочные письмена. Занятие это уже стало понемногу навевать скуку — очень уж похожи были все картинки, — когда жужжание вдруг прекратилось.
Взглянув на свинцовый куб, я увидел, что тот перестал светиться. Я быстро положил книгу на место, и в эту самую секунду тяжелая стальная дверь бесшумно распахнулась. Из капсулы времени вышел мой дед.
Он занимался раскопками: его бриджи и тужурка покрылись белесой пылью, пыль въелась и в морщинистое лицо дедушки, и в складки его шеи. Подбородок украшала грязно-серая щетина, которой не было шесть часов назад, а рубашка потемнела от пота. Дед выглядел очень усталым, но глаза его радостно поблескивали, а по лицу блуждала довольная улыбка.
На плече у него висел потрепанный рюкзачок, в котором дедушка обычно таскал свои инструменты и записи. Отряхнув пыль с колен, дедушка снял с головы помятую шляпу, обнажив жидкую взъерошенную шевелюру, и направился к столу, развязывая на ходу рюкзак. Я завороженно следил за его узловатыми пальцами — сколько раз эти руки доставали из выцветшего мешка самые невероятные диковинки! Победно хихикнув, дед вытащил из рюкзака нож — тот самый нож — и бросил его на стол. Клинок, звякнув, упал на груду черепков.
Вы, конечно, видели нож. Его фотографировали бесчисленное множество раз, голограммы есть почти во всех музеях мира. Но я тогда увидел его первым.
Дед не успел очистить нож — на тускло-черной рукояти, украшенной тонкой резьбой, засохли комочки грязи, затейливая филигрань серебряного эфеса также была перепачкана, но клинок прямо-таки сверкал холодным, иссиня-металлическим блеском — острый как бритва и прозрачный как стекло.
Быть может, вам доводилось брать его в руки, если вы были в здешнем музее. Там, где клинок заостряется, он прозрачен настолько, что сквозь него можно прочесть самый мелкий шрифт. Ближе к рукояти клинок делается толще и становится немного мутноватым. На клинке выгравирована какая-то надпись, но она стерлась до полной неразличимости. Это очень странно, потому что лезвие крепче любого известного нам вещества, кроме разве что алмаза. И металла, из которого выкован клинок, нет более нигде ни в Солнечной системе, ни во всей Галактике — только одно это истертое лезвие.
Клинок, очевидно, очень древний. Об этом свидетельствует не только стершаяся от времени гравировка пи клинке, но и зазубрины возле рукояти, где исключительно крепкое лезвие истончилось от многократной заточки. Черная рукоять, похоже, поновее самого клинка — судя по довольно четко различимой резьбе, — хотя тоже очень древняя. Дедушка счел, что рукоять изготовлена из какой-то чрезвычайно прочной древесины, возможно, чем-то пропитанной, и что рукоять эту приделали взамен прежней, которая износилась или, быть может, сломалась. Эфес кинжала и заклепки на рукояти — обыкновенное серебро, этот металл только-только начинал входить в обиход в те стародавние времена.
В общем, нож лежал перед моими глазами. Уолтер Тойнби, один из самых авторитетных археологов своего времени, отправился в будущее на машине времени, сконструированной Малесевичем, откопал там нож и вернулся обратно. И этот нож оказался выкованным из металла, о коем наша наука и слыхом не слыхивала.
А спустя три часа Уолтер Тойнби будет мертв. Возможно, в том далеком будущем он подхватил какой-то неизвестный нашей эпохе вирус. А может, виной всему явилось огромное напряжение путешествия во времени, оказавшееся губительным для организма старика, или потрясение от пережитого в том будущем… Как бы там ни было, но дед после возвращения принял душ, потом мы с ним поели вдвоем на кухне — остальные отужинали, не дождавшись нас, раньше; дедушка очень внимательно разглядывал нож, пока ел, но так ничего тогда и не сказал. Он очень устал и хотел спать. Больше он не проснулся.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
