на вас надену сушуар.
Женька надвинул Елене Александровне на голову полусферу. Поправил глазную повязку и уселся за соседний с Олегом монитор.
– Что ж, Елена Александровна, давайте приступим. Мне надо, чтобы вы вспомнили тот момент. Вспомнили так, как никогда не вспоминали. Понимаю, это нелегко. Однако, обещаю, что это будет последний раз. Погрузитесь туда с головой, вернитесь в прошлое, отковыряйте в памяти самые мелкие детали. Будьте там. От того, как вы будете вспоминать, зависит наша работа и время, которое нам понадобится. Дело в том, – сказал Женька и откатился на стуле к соседнему компьютеру. – Эта штука работает на удивление просто. Просто, как и все гениальное. У каждого человека есть память. Если вы первый раз пробуете яблоко, мозг сохраняет эту информацию навсегда. Любое действие мозг сохраняет навсегда, надо лишь хорошо поискать в его закоулках. Но не в этом суть… потом же, когда вы будете есть яблоко, мозг будет поднимать архив и всегда сравнивать ваши нынешние впечатления с теми, самыми первыми восприятиями. Примерно так же происходит и с любым действием. От каждого поступка или воспоминания мозг получает коктейль эмоций. И каждый коктейль – это универсальная и не повторяющаяся смесь. Наше дело – найти первоисточник. Понимаете ли, когда у вас произошел тот случай, мозг законсервировал информацию и теперь, каждый раз, когда вы вспоминаете или хотя бы упоминаете краем слова, мозг вынужден возвращаться к первоисточнику. Найдя место хранения, мы удаляем его. Стираем начисто! А без первоисточника, как вы понимаете, нет и всех дальнейших воспоминаний. Вы не помните не только этого случая, но и всех тех моментов, где когда-либо говорили об этом, думали или вспоминали. Мы просто разрываем эту цепочку. А теперь, Елена Александровна, – Женька даже выдохнул от столь долгого монолога, – Я вынужден задать вопрос, который задаю всем, без исключения. Конечно, мне бы следовало задать его раньше, ну да ладно. Вы согласны удалить это воспоминание? Хочу заметить, что оно не подлежит восстановлению. Согласны?
– Да, – без раздумий ответила Елена Александровна и глубоко вздохнула.
– В таком случае, приступим. После того, как мы все сделаем, вы будете чувствовать некоторую пустоту. Это нормально. Советую вам попить успокоительные. Этот период длится не больше месяца, потом все возвращается на старое место, не считая того, что вы уже не помните одного момента из своей жизни.
– Да, я понимаю.
– Елена Александровна, как можно четче, как можно лучше. Вспомните.
– Я постараюсь. – Она еще раз тяжело вздохнула и начала, – Он схватил меня за горло…
– …без слов, – перебил Женька. – Сейчас без слов. Только в вашей голове.
– Хорошо.
– Тогда поехали.
Компьютеры загудели. Полусфера на голове Елены Александровны моргнула и процесс поиска нужного воспоминания в бескрайних лабиринтах памяти начался.
Женька нажал на запись. Подкатился к столу и уставился в монитор. Он прекрасно знал, что негласный кодекс цензоров запрещает смотреть и уж тем более сохранять чужие воспоминания. Но проще пойти против кодекса, чем бороться с собственным любопытством.
Что-то черное и мутное плавало по монитору. Спустя десять секунд обрисовалось в чистое небо с дырками звезд. Потом все завертелось. Окна домов, ветки, бурьян.
Сцена изнасилования обрушилась прямиком из прошлого.
Всё, как рассказывала Елена Александровна.
Он схватил ее за горло. Отволок в кусты и там, вдалеке от дороги и домов, сделал свое грязное дело. Его натуженное дыхание вырывалось через динамики наушников. Он несколько минут отлежался. Встал и рявкнул плачущей девочке:
– Заткнись и лежи тихо! А то нож в тебя всажу вместо него, – сказал он и схватил себя за пах.
А девочка уткнулась в траву и всхлипывала.
Послышались удаляющиеся шаги и тишина, которую изредка нарушал собачий лай, треск насекомых и астматическое дыхание маленькой Елены Александровны.
***
Еще в дороге Женька заметил, что Олег ведет себя не как обычно. Обычно он отключается, как только отъедут от светильника. Роняет голову на грудь или утыкается в стекло и спит, пока не приедут.
В этот раз Олег не сомкнул глаз. Протирал очки. Разглаживал волосы и, словно бы нарочно, делал музыку громче.
Они приехали к Женьке на квартиру. Поднялись.
Женька разделил две пачки банкнот пополам и протянул.
Олег стеснительно взял и спрятал глубоко в карман.
– Чай будешь? – спросил Женька, предоставляя еще один шанс на «высказаться».
– Кофе.
– Сделаем, – спокойно сказал Женька и побрел на кухню.
Олег разулся и долго не знал, куда приткнуть мятые туфли. Слишком они выбиваются на сверкающем мраморе. И в обувницу их не спрячешь. Еще испачкают.
– Ты чего там?
– Иду! – крикнул Олег и выставил туфли в линейку, пряча в тени.
– Сахар?
– Одну.
Олег принял горячую чашку. Обжегшись, поставил на стол, подул на руки и, потирая ладони, как бы невзначай спросил:
– Тебя это не тревожит?
– Что именно? – спокойно спросил Женька.
– Ну… то что эта, Елена Петровна…
– …Александровна.
– Да, Александровна, – поправился Олег. – Не тревожит, что она про нас знает?
– В смысле, про нас?
– Ну… когда мы ее посадили, она уже как будто была на этой процедуре. Это тебя не тревожит?
– А должно? – тем же холодным голосом спросил Женька.
– Вообще-то да, – серьезней продолжил Олег и посмотрел на друга. – Про нашу, так сказать, деятельность знает уже слишком много людей. И за нас скоро по-настоящему возьмутся. Не так, как сейчас, спустя рукава. А по-настоящему.
– Эх, Олег, Олег… – пренебрежительно сказал Женька, покачивая головой. – Вот сколько я работаю цензором, столько и слышу про это. Еще до тебя, когда я с Вадимом работал, он мне тоже самое говорил. Пойми ты, наконец, пока люди нуждаются, чтобы им подтерли воспоминания, цензорам работа всегда найдется.
– Да, но…
– Проституция и наркотики тоже запрещены и что? Нет их?
Олег отвернулся.
– Я тебе прямо сейчас, не вставая, вызову и одно, и другое. Сами приедут.
– Я понимаю… – мягко сопротивлялся Олег.
– А еще! – прервал Женька. – Недавно новость слышал. Какой-то там международный суд опять запретил использование светильников. Как частникам, так и всем государствам. Все подняли руки, одобрили. Подписали что-то там и разошлись. А я уверен, что на службе каждого государства есть светильники. Ты лучше меня это знаешь.
– Да, я знаю, – виновато начал Олег. – Просто страшно в тени быть. Где-то проколемся и все… срок и лишение имущества. А мне никак нельзя.
– Как будто мне можно, – улыбнулся Женька. – Мне, знаешь ли, тоже не хочется прощаться со всем этим, – он развел руками, показывая богатую отделку кухни, метражом больше, чем половина квартиры Олега. – Если бы я не знал этот рынок, я бы не проработал цензором почти
