— Это все новое правительство понастроило? — спросил Джоб, указывая в ту сторону.
— Точно.
Он засмеялся.
— Бог мой! Смотри-ка. Можно подумать, они заправляют Австралией, а не несколькими тысчонками грязных ниггеров. — Он оборвал смех и начал злиться. Он всегда злился при мысли об образовании и больницах для туземцев, о восстановлении туземных поселений и прочих нелепых планах, разоривших страну и пустивших на ветер деньги налогоплательщиков. Мистер Джоб не был налогоплательщиком, но очень заботился о деньгах налогоплательщиков.
Младший инспектор посмотрел на него пронизывающим взглядом.
— А раньше я вас нигде не видел?
Мистер Джоб улыбнулся сияющей улыбкой. Его аккуратное, по-детски круглое лицо было воплощением любезности, а глаза так глубоко сидели под косматыми бровями, что лишь немногие могли разглядеть в них мстительный, алчный огонек.
— Что-то не припомню. Но здесь такое возможно, правда? Все время трешься среди людей. Людей, которых ты и знать не хочешь. Ха! Ха!
Хочешь покопаться в грязном белье, а? Что ж, до добра это тебя не доведет. У меня, видишь ли, разговорчик к начальнику управления. Начистоту, на равных.
Младший инспектор высадил его в начале дороги, ведущей к правительственным зданиям, и Джоб пошел среди деревьев, насвистывая и раздумывая о мистере Найале, начальнике инспекции, и о том, как он удивится. Дорога, по которой он шагал, вела на площадь, окруженную государственными учреждениями. Кокосовые пальмы сменились деревьями, роняющими розовые, белые, кремовые и лимонно-желтые цветы на ровные жестяные крыши. Куда бы ни падал взгляд, повсюду между постройками пробивались цветы и зеленая листва, словно маки, взошедшие на поле брани.
Управление располагалось в здании на противоположной стороне площади. Оно было деревянное с железной кровлей. Штат администрации со времен войны увеличился более чем вдвое, и чиновникам приходилось тесниться в этих временных постройках. Эти здания лишь из благодушия называли «временными», хотя многие уже покрылись плесневелой патиной древности.
Мистеру Джобу, которому не было назначено, велели подождать, и он ждал около часа, сидя на деревянном стуле в приемной. Он не возражал; он привык и, к тому же, ему надо было о многом подумать. Время от времени он улыбался самому себе, потому что никто на него не смотрел и вообще не обращал внимания. Он думал о том, как бы они вели себя, если бы знали, и его улыбка делалась еще шире. Вот он сидит среди них, тихо, как мышка, и никто не знает, никто даже не догадывается. Длинный худощавый парень с ясными голубыми глазами мельком взглянул на него и ни разу больше не посмотрел. Два секретаря-папуаса трещали на пишущих машинках. Им вообще было безразлично. Тупицы, прирожденные тупицы. Это слово он услышал от судьи, и оно ему нравилось. Потом он начал злиться, размышляя о врожденной тупости туземцев и огромной заработной плате, которую они получали, стуча на машинках в конторах и разоряя страну.
Из кабинета вышла молодая девушка с короткими белокурыми волосами и сказала:
— Проходите, пожалуйста.
Джоб встал и последовал за ней. Гнев его улетучился так же быстро, как и возник. Гнев был бичом Джоба от рождения. Он выплескивался наружу словно гейзер. Не понимая, что делает, Джоб распалялся, а спустя мгновение в смятении смотрел на дело рук своих, недоумевая, что могло вывести его из себя.
Прямо перед ним подпрыгивали светлые кудри машинистки. Позабыв о папуасах и их огромных заработках, он начал бороться с желанием протянуть руку и погладить эту кудрявую головку. Ему нравились вьющиеся волосы.
Начальник занимал южное крыло здания, которое отделялось от остальных помещений картонной стеной. Он сидел за большим плетеным столом напротив карты территории.
Джоб стоял в дверях, разглядывая его. Он был проницательным человеком, да иначе и быть не могло. Проницательность была неизбежным результатом его беспорядочного образа жизни. Но насчет Тревора Найала ничего нельзя было сказать наверняка. У него было волевое, добродушное лицо и внимательные глаза, но он был излишне опрятен. Хоть ставь манекеном в витрину сиднейского магазина. На рубашке и белых брюках ни единого пятнышка или морщинки. Он не снимал пиджака и галстука, что казалось нелепым. Мистер Джоб относился к чистоплотности настороженно. Она была одним из признаков образованности. А ведь всем известно, что образование делает человека нечестным.
Нечестным, точно, по большому счету. Никто не возражает против мелкого обмана. Но он всегда чувствовал, что такие чистенькие люди, как этот, норовят укрыться за своим наутюженным лоском, который производит впечатление, и потом смотришь только на костюм, а не на человека.
Но Джоб был готов простить Тревору Найалу этот недостаток.
— Мое имя Джоб, мистер Найал. Альфред Джоб, — проговорил он самым любезным тоном. — Только что вернулся из Каирипи. — Каирипи был одной из государственных баз на побережье в пятистах километрах к западу от Марапаи.
Найал ничего не ответил.
Джоб стал еще любезнее. Он взял шутливый тон.
— Наверное, вы решили, что я приехал покупать землю, а? Выращивать копру на побережье, а? В сотне километров к востоку от Каирипи есть старая заброшенная плантация. Орехи гниют на земле. Ну и пусть гниют. Мне этого не надо.
— И что же вам надо? — спросил Найал. — Говорите. Я не могу уделить вам весь день.
Джоб медленно обернулся и пододвинул стул. Он был доволен собой. Значит, не можешь уделить мне весь день. Значит, хочешь поболтать с кем-то поважнее меня. Что ж, здесь нет никого важнее меня. Погоди!
Он устроился на краешке стула, достал из кармана два полумесяца и положил их на середину стола. Они были пятнадцати сантиметров длиной — плоские, тоненькие молодые луны, с отверстиями, просверленными в рожках. Они были сделаны из золота и украшены грубым узором, нацарапанным острым инструментом.
Лицо начальника ничего не выражало. Джоб усмехнулся про себя. Он решил, что мистер Найал ему нравится.
Найал протянул руку, взял золотые украшения и взвесил их на ладони.
— Что это такое? Шейные украшения?
Джоб кивнул и подался вперед. Маленькая игра окончена. Теперь можно перейти к делу.
— Да, их носят на шее на шнурке. Как перламутровые раковины. Я едва не упал, когда увидел их. Никогда не видел ничего подобного.
— А им и нет ничего подобного, — сказал Найал. — В Папуа не умеют обрабатывать металлы, по крайней мере мы так считаем. Это люди каменного века. Они еще не дошли до металлургии!
Образование, решил мистер Джоб.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
