Трасса с каждой минутой становилась все лучше и лучше, постепенно превратившись в пустынное, прямое, как стрела, покрытое великолепным асфальтом, будто положенным здесь не больше недели назад, шоссе государственного значения, которое упиралось прямо в Сумеречный город, и Ника разогнала мотоцикл под сотню верст в час, уже не опасаясь наскочить на камешек или влететь с разгона в глубокую выбоину в темно-сером, чистом и ровном асфальте. Солнце, высоко взошедшее над горизонтом, и припекающее все жарче и жарче, что непременно ощутилось бы под плотными куртками седоков, если бы не свежий, летящий им навстречу довольно суровый на такой скорости ветер, начало постепенно, мелкими, незаметными пока глазу, шажочками, скрываться за плотной серой пеленой, темнеющей на юге, в конце трассы, а когда мотоцикл, не снижая скорости, взлетел на пригорочек, блондинка резко притормозила, слегка обалдев от неожиданной в своей эффектности картины, открывшейся перед глазами.
Далекий Сумеречный город виднелся, как на ладони: кажущиеся крошечными дома, игрушечные водонапорные башни, миниатюрные трубы неработающих заводов, просторные проспекты и узкие проулочки, неожиданные пустоши и нагромождение небольших, совсем мелких цехов и складских ангаров подступали вплотную к кольцевой транзитной дороге, опоясывающей город по периметру, — ныне пустынной, совершенно свободной от машин и людей. И — никакого движения, ни малейших звуков, обязательно присущих большому городу, заметных даже с такого расстояния, не было ни видно, ни слышно. Только ряды кварталов, улицы, чернота между домами, индустриальный пейзаж промышленных районов и — серое плотное облако то ли смога, то ли тумана, то ли смеси того и другого сразу, геометрически четким овалом с чуть разлохматившимися краями накрывающее Сумеречный город.
Антон, даже не подумав об уставшей спине, занудливо нывшей всю дорогу, одним движением соскочил с седла, и шагнул вперед, к рулю мотоцикла, вглядываясь в необычное зрелище, к которому он так стремился. Солнечный свет, будто по чьему-то странному, прихотливому волшебству, обрывался перед окружающей город геометрически неправильной петлей дорогой, продолжая при этом щедро заливать и пригорок, на котором остановился мотоцикл, и маленькую лощинку под ним, и пустошь, поросшую бурьяном и полынью, раскинувшуюся позади лощинки. От казавшегося игрушечным города веяло неощутимой прохладой великой тени, огромным, величественным, вселенским спокойствием и — безмерным, бесконечным равнодушием к людям и их суетным делам и проблемам.
В повседневной жизни совершенно лишенный пафоса и наносного нарочитого романтизма Антон, замерший на несколько секунд рядом со стальным конем, будто памятник самому себе, неожиданно заговорил негромко и с каким-то ярким, но трудно уловимым чувством в голосе:
— А над городом плывут облака, Закрывая небесный свет. А над городом — серый дым, Городу две тысячи лет…
— Там было про желтый дым, — сказала Ника, слегка касаясь плеча своего друга, будто желая удостовериться в его реальности.
— Да, я знаю, — как-то на удивление мрачновато согласился Карев. — Но здесь — дым серый…
— И городу гораздо больше двух тысяч лет, если верить историкам, — вновь поправила песню блондинка, сделав это просто для того, чтобы не молчать, сейчас все слова казались мелкими, суетными и глупыми, но и молча смотреть на Сумеречный город было невыносимо. — Кажется, теперь я начинаю понимать, почему ты рвался сюда…
— А я и сам до сих пор не понимаю, — откровенно признался Антон, отворачиваясь от городского пейзажа и пытаясь заглянуть в защищенные непроницаемыми, черными очками глаза блондинки. — Просто тянет… как магнитом…
Они молчаливо постояли еще десяток минут, вглядываясь в эту рукотворную бездну, манящую в свои объятия, пока им не стало казаться, будто бездна всматривается в них, если верить высказыванию Ницше.
… Чертовщина какая… Вот уже на третий, нет, кажется, на четвертый круг пошли они по окружной дороге, но ни на вершок не приблизились к Городу…
Вечерело, начинало темнеть, свинцово-серая тень неба, укрывающая теперь почти весь горизонт, кроме узенькой полоски в самом его краю, мрачнела от предчувствия приближающейся ночи. Кое-где вдоль трассы начали вспыхивать яркие огни мачт освещения, но их было слишком мало, чтобы полностью осветить всю дорогу, и Ника рефлекторно сбросила скорость, опасаясь в полумраке наскочить на выщербину в асфальте, кусок кирпича или поломанный и изогнутый в дугу обломок стальной арматуры, в изобилии валяющиеся на внутренней, ближней к городу, части трассы. Внешняя же сторона дороги, казалось, была тщательно подметена добросовестными дворниками. И это поражало и удивляло ничуть не меньше, чем неожиданные ляпы блондинки при каждой безуспешной попытке въезда в Сумеречный город.
Ничто не предвещало каких-то неприятностей, неудобств или пакостей на въезде, даже набухшее, казалось, чуть шевелящееся, как живое, серое облако над городом не выглядело зловещим или угрожающим — простой природный феномен плотного свинцового цвета. Но, как-то так получилось, что после заправки бака «под горловину» из притороченной к мотоциклу запасной канистры, выехав на трассу и, не спеша, разогнавшись в пологую горку перед эстакадой, переброшенной через развязку-лепесток, Ника вдруг свернула с прямого и ясного пути в город к окружной дороге, вправо-вниз.
— Ты куда? — слегка хлопнув девушку по плечу, выкрикнул Антон. — Надо же было прямо!
— Сама знаю, ладно, объедем чуток по окружной, посмотрим, — не оглядываясь, огрызнулась Ника, не желая признаваться, что этот поворот случился не совсем по ее воле. — Свернем где-нибудь еще… с окружной и — прямо в город…
— Как? — занервничав, крикнул Антон, показывая на полуаршинную бетонную стенку, разделяющую внешнюю и внутреннюю часть окружной дороги, но блондинка только отмахнулась на ходу, мол, великое ли дело перебросить мотоцикл через этот барьерчик?
Медленно, не только давая возможность Антону оглядеть противоположную сторону дороги и подступившие к ней пустые, кое-где обветшалые и обрушившиеся дома, но и себе привыкнуть к неожиданному голому и жесткому бетону дорожного покрытия, Ника неторопливо проехала полдесятка верст.
Но, несмотря на лихое, самоуверенное заверение блондинки, свернуть «где-нибудь» не удалось. Сначала миновали три улицы, выходящие на окружную, но перегороженные развалинами упавших на них домов, наверное, еще со времен Катастрофы, потом началась парковая зона из густых зарослей почему-то мрачно черных деревьев и кустов, отделенная от внутренней стороны трассы довольно глубоким рвом-кюветом, в котором то ли плескалась вода, то ли застыло нечто голубовато-призрачное, неподвижное — на скорости, даже небольшой, не разобрать, а потом Нике надоело плестись на десяти верстах в час, и она рванула газ так, что появившиеся после черных деревьев дома, улицы, какие-то непонятные, на первый взгляд промышленные, объекты, цеха, ангары вихрем пролетали мимо.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
