съел его за обедом, вместе с картошкой Джорджа Уолтера.
Два дня он ходил мрачный, ни с кем не разговаривал и никому не улыбался. Зато на третий день, войдя в студию, мы увидели, как отец Войцех что-то оживленно рассказывает кучке хохочущих священников, при этом широко скалясь, как раньше.
– Войцех нашел свой зуб! – радостно объявил нам Дамиан.
Лыжи
Отцу Войцеху подарили лыжи.
На следующий же день он надел лыжи и отправился служить святую Мессу в Кафедральный собор. На дорогу по тротуарам, выскобленным дворниками, ушло часа полтора вместо запланированных тридцати минут.
"Странные вкусы у этих сибиряков", – сказал отец Войцех. После этого он больше не носил лыж.
Очки
Отец Войчех долго и тщетно уговаривал брата Дамиана приобрести для съемок специальные очки к маленькой камере.
– При таком оборудовании оператор может подкрасться совсем незаметно и снять жизнь как она есть. Смотришь себе в другую сторону, противоположную той, куда направляешь камеру, а сам все видишь!
Отец Войцех тогда как раз собирался снимать жизнь бомжей.
В конце концов купил очки в Польше на собственные деньги и привел в Новосибирск.
– Сидите здесь, – приказал нам отец Войцех, – Сейчас я вам что-то покажу.
Он скрылся в монтажной, а через минуту вышел к нам в очках.
Огромная черная конструкция вокруг головы, мигающая красная лампочка на лбу и нацеленный на нас объектив камеры… Отец Войцех был похож на инопланетянина.
– Что подумают бомжи!? – ужаснулись мы.
На следующий день отец Войцех захотел посмотреть, как очки устроены, и разобрал их.
Несколько дней на его столе лежала кучка мелких деталек.
После сборки у отца Войцеха остался в руках какой-то винтик. Тогда отец Войцех снова разобрал и высыпал очки в полиэтиленовый пакетик, а затем убрал в кладовку. Он вообще любил все разбирать.
Католический фильм про мух
Отец Войцех перманентно жил в состоянии творческого непокоя.
"Эх, сделать бы что-нибудь эдакое, достойное Господа!" – мечтал он.
Но ничего "эдакого" не придумывалось. От этого он сильно расстраивался.
– Эх, и зачем нужна эта киностудия! Продать бы ее и купить печенюшек, – жаловался он Дамиану.
– Тогда зачем ты притащил меня в эту Сибирь? – удивлялся Дамиан. – Давай работать.
Но Войцех безнадежно махал рукой. Католическая общественность тщетно ждала от него хороших набожных фильмов: он не мог себя заставить делать ничего святого.
– Я лучше сниму фильм про мух. Ха-ха – католический фильм про мух!
Но и этот замысел остался неосуществленным.
В студии появилась раскладушка. Когда отец Войцех среди дня молча лежал на раскладушке прямо в ботинках, мы знали, что он тоскует.
***
Время от времени отец Войцех загорался и принимался за работу. Он разбирал компьютер, распиливал "Бетакам"в целях усовершенствования, придумывал клипы. В такие периоды он работал даже по ночам.
Но однажды отец Войцех случайно нажал не на ту кнопочку и выбросил из компьютера все фильмы, над которыми шла работа, свои и чужие.
Утром сотрудники обнаружили отца Войцеха за компьютером, уронившим голову на руки.
– Отец Войцех, как вы могли?! Выбросили свой клип?
– В-все! – Войцех горестно кивнул.
– Как!! Все?! А мой Владивосток? И Владивосток?!
– В-все!..
– А моих бомжей? И бомжей?!
– В-все!..
На отца Войцеха было жалко смотреть.
– Да ладно, что же теперь! Не расстраивайтесь. Ничего страшного.
Войцех с надеждой поднял глаза:
– И правда – ведь ничего страшного.
– Что значит – "ничего страшного"?! – снова разозлились мы. – Ну как вы могли! Столько фильмов!!
– Да разве это фильмы… – махнул рукой отец Войцех.
И в чем-то он был прав.
Старец
Зачем католикам телевизор? Нужно ли Богу телевидение? И вообще – что бы сделать такого, что было бы достойно Господа?
В поисках ответов на свои вопросы отец Войцех поехал к известному польскому священнику по имени Фаддей Дайчер. Несмотря на неважное самочувствие, старичок принял его.
– Отче, как мне узнать волю Господа?
– Разве ты ее не знаешь? Каждый из нас призван к святости, – ответил старец.
– Отче, как же мне быть – заниматься мне телевидением или нет?
– А какая разница. Говорят "занимайся", – значит, занимайся; нет – значит, не занимайся, – ответил старый католический мудрец.
Отец Войцех вернулся в Новосибирск полным сил и идей.
Но тут его назначили настоятелем прихода Кафедрального собора. И отец Войцех перестал заниматься телевидением. А мы, его сотрудники, превратились в его прихожан.
Блудный сын
Новое здание Кафедрального собора выглядело неуютно и необжито.Отец Войцех решил оживить кирпичные стены и наделать икон из лучших полотен.
Начал он со своей любимой картины Рембрандта "Блудный сын".
Отца Войцеха не остановили никакие затраты. Невзирая на грянувший финансовый кризис семнадцатого августа, быстро преодолев небольшие муки совести, он купил на все приходские средства цветной принтер. Тот позволил во много раз увеличить репродукцию из альбома.
Чтобы картина вписалась в псевдоготическое углубление в стене, Войцеху предстояло сделать репродукцию овальной.
И тут возникло препятствие в виде Старшего сына: новая полукруглая линия обрезала его лицо. Не долго думая, отец Войцех решил при помощи компъютерной техники "передвинуть" Старшего сына.
– Посмотрите, как Войцех "поправляет" Рембрандта! – сбежались прихожане.
Картина "Блудный сын" узкими полосами полезла из аппарата.
Но как только дело дошло до зловредного Старшего сына, закончилась краска. А когда отец Войцех купил новую, Старший сын в свежей краске вдруг вышел интенсивнее, чем его Блудный брат и Добрый отец. Теперь картина при ближайшем рассмотрении напоминала коричневое лоскутное одеяло.
Отец Войцех расстроился. Лазерный принтер он задвинул на шкаф, а недоделанного Блудного сына забросил на чердак Кафедрального собора.
Прошло полгода. Как-то раз епископ поинтересовался судьбой Блудного сына. Отцу Войцеху пришлось срочно достать картину с чердака и, кое-как ликвидировав следы птичьей жизнедеятельности, наклеить бумагу на картон.
Так над исповедальней появился Блудный сын.
Хорошо, что в полумраке совсем не видно, что Старший сын чуть другого оттенка, чем младший.
Грешники
Стиль исповеди отца Войцеха можно назвать щадящим: пришел – уже молодец, тебе пять.Грехи он предпочитал крепкие, настоящие, леденящие кровь. Не какое-нибудь там "мало молюсь", а типа – запой, убийство, прелюбодеяние. К таким грешникам он испытывал почти нежность.
– Прелюбодеяние, значит, – уважительно кивал он головой. – Жалеешь, что согрешил?
– Нет, отец, не могу…
– Понимаю. Как же быть… А жалеешь, что не жалеешь?
– Жалею, жалею.
– Ну так иди себе с миром, – отпускал его Войцех.
Нельзя сказать, что отец Войцех в совершенстве владел русским языком, но на исповеди его это не смущало.
– Когда я был в Америке, приходилось принимать исповедь даже на английском, а я его вообще не
