Да им — при их доходах — это и не надо, поскольку каждый из них получает свою долю от свершаемой при их же соучастии инфляционной кражи.
И для них вопрос о пакете антиинфляционных мер, это не вопрос об изкоренении инфляции как антинародного элемента экономической политики, а вопрос о том: чтобы не нарушить устойчивость системы “элитарного” паразитизма чрезмерностью узаконенного инфляционного и биржевого обворовывания большинства “элитаризованным” меньшинством. Короче: возпроизвести в новых исторических условиях сталинскую политику планомерного снижения цен ко благу всего трудящегося люда нынешнему россионскому режиму слабo, поэтому правительству и предлагается во избежание социальных катаклизмов найти и реализовать меры к ограничению инфляции.
Но в России далеко не все дураки, набитые отбросами чужого мышления…
И день 7 ноября взывает к тому, чтобы быть красным днём календаря — днём памяти первого шага к будущему социализму, свободному от буржуазного перерожденчества и лицемерия партноменклатуры, психтроцкизма и иудейского интернацизма. А вот день 4 ноября как всенародный праздник единения обворованных с обворовавшими их паразитами во взаимной “толерантности” в постсоветской “Россионии” — это очень даже проблематично в исторической перспективе…
Что касается исторических параллелей, то и их больше между 4 ноября 1612 г. и 7 ноября 1917 г., поскольку и в том, и в другом случае народы России разрешали концептуальные неопределённости соответственно достигнутому ими культурно-историческому развитию и идеалам будущего. Другое дело, что последующая история далеко не во всём оправдывала надежды на будущее, вследствие чего за 4 ноября 1612 г. последовало 7 ноября 1917 г., а за ним, в свою очередь, 18 августа 1991 г. Но для того, чтобы надежды на будущее история оправдывала, общество и люди должны развиваться, самостоятельно воплощая в себе праведные идеалы…
Сейчас же день 4 ноября предлагается в качестве всенародного “праздника” — «дня народного единства» — для того, чтобы предать забвению идеалы коммунизма, придать легитимность вороватой “элите” наших дней и «замазать» концептуальные неопределённости, препятствующие дальнейшему культурному и политическому развитию Русской многонациональной цивилизации. Но концептуальные неопределённости всё же будут разрешены в ущерб паразитическим вожделениям “элитаризованного” меньшинства.
3. 18 октября россионскую либеральную общественность постигло горе: на 82 году в мир иной ушёл один из “архитекторов перестройки”, главный масон Советского Союза (как он сам “сострил” в одном из своих публичных выступлений ещё в бытность СССР), бывший член Политбюро ЦК КПСС, говорун на темы “гуманизма” и либерализма, академик РАН Александр Николаевич Яковлев.
“Литературная газета”, № 44 от 30.10.05 г., опубликовала статью А.Ципко “Крестьянский бунт”, в которой он даёт свою оценку А.Н.Яковлеву и его роли в истории:
«Яковлев как архитектор и мотор перестройки, избавляющий Россию, как он говорил, от „химеры марксизма“, и Яковлев как адвокат „либеральной партии“, вынужденный защищать тех, кого он ещё в начале 1993 года упорно называл „демократической шантрапой“, — это разные люди.
Яковлев интересен как знаковая, провиденциальная фигура, как сын русской деревни, как сын русской ярославской крестьянки, взломавший советскую систему, отомстивший ей за муки коллективизации, за уничтожение русского землепашца как породы людей [5].
Кстати, судьба Яковлева опровергает распространённую ныне точку зрения, что этнические русские не бывают субъектами своей истории. Бывают, правда, редко. Не диссиденты, не отказники, не Андрей Сахаров, а многоопытный аппаратчик Яковлев совершил великую контрреволюцию, завершил начатый в 1917 году большевистский эксперимент над народами России [6].
Советская система, где не было реальной оппозиции, где ничего не осталось от старой белой России, могла быть сломлена только сверху, самой советской властью, самими жрецами марксистской веры. Тем более, что все наши диссиденты, включая и Андрея Сахарова, и членов его кружка, были левыми, поклонниками марксистской идеи.
И наивно обвинять Яковлева в измене «идеалам революции». Не мог здравый, вменяемый сын деревни не знать, не видеть, что троцкистско-сталинская [7] коллективизация была преступлением, что так называемый «коллективный труд на земле» по природе не может быть эффективным. Яковлев был не просто здравомыслящим человеком, он, несомненно обладал крепким крестьянским умом. На то и крестьянская хитрость, смекалка, чтобы выжить в обстоятельствах, которые ты не в состоянии изменить. Сын симбирского дворянина Владимир Ульянов и сын новороссийского землевладельца Лев Бронштейн создали советскую систему, а сын ярославской крестьянки Александр Яковлев её разрушил. Так выглядит история России в ХХ веке в лицах [8].
Конечно, и Михаил Горбачёв — сын крестьянки. Конечно, не будь Горбачёва, Яковлев не выполнил бы свою важную, белую, провидческую миссию. Но как человек, проработавший значительное время (с сентября 1988 г.) под непосредственным руководством Яковлева в ЦК КПСС, а потом одновременно и с Михаилом Сергеевичем и Александром Николаевичем в «Горбачёв-фонде», могу сказать, что эти два главных архитектора перестройки по разному видели контуры возводимого ими здания. Сейчас Горбачёв в некоторых своих лекциях за рубежом говорит, что перестройка была направлена против «коммунистического тоталитаризма». Но правда состоит в том, что Горбачёв по крайней мере до 1991 года, верил, что советскую систему можно соединить с демократией и со свободными выборами, что отмена цензуры только укрепит позиции марксистско-ленинской мысли.
А Яковлев, ещё во время нашей первой встречи в марте 1986 года в своём кабинете секретаря ЦК КПСС по идеологии, давал мне, сотруднику ИЭМСС [9] АН СССР, задание написать «откровенную» записку о реальных причинах «низкой экономической и социальной эффективности общественной организации производства», об изъянах методологии «однообразия» и «уравниловки».
Правда, тогда, в 1986 году, слово «марксистской» методологии не было произнесено. Но уже через два года, в конце сентября 1988 года, я, консультант международного отдела ЦК КПСС, получил от своего руководителя, секретаря ЦК КПСС задание: дать обзор всей антимарксистской литературы второй половины XIX — начала ХХ века, изданной на русском языке, систематизировать все основные «методологические просчёты, изъяны, ошибки марксистской доктрины». Этой фразой тогда он завершил нашу встречу.
В беседах со мной Яковлев особо выпячивал нравственные изъяны марксизма, его апологию революционного террора, его негативное отношение к христианской морали.
Несомненно, Яковлев — сложная, многоплановая фигура. Мне до сих пор трудно понять, что побудило его изменить своё первоначальное негативное, крайне негативное отношение к суду над КПСС и стать в конце концов его активным участником. Что-то было вымученное, поддельное в его нарочитой «политкорректности», в его постоянных «разоблачениях» русской ксенофобии, российского «антисемитизма» [10].
В своих биографических воспоминаниях о детстве, которые я выслушивал зимними вечерами в конце 1988 года — начале 1989 года, Яковлев например говорил мне о прямо противоположном, о том, что русские в отличие от украинцев и поляков свободны от проявления юдофобии.
В любом случае, нет никаких оснований относить Яковлева к когорте «шестидесятников». Все «шестидесятники», и особенно их наиболее яркий и влиятельный представитель Егор Яковлев были ленинцами [11], все они обвиняли Сталина в том, что он «погубил идеалы Октября». Всем «шестидесятникам» без исключения, как когда-то сказал Булат Окуджава, не было «жаль старой России». Все «шестидесятники», как ленинцы и атеисты, были заклятыми противниками Русской православной церкви в частности и православия в общем. Все наши «шестидесятники» не любили и не любят русскую религиозную философию.
Александр Яковлев как политик и личность не укладывается в главном в эту мировоззренческую схему «шестидесятничества». Он, конечно, как и все «шестидесятники», любил критиковать патриотов. Но он не разделял никаких сантиментов по поводу Ленина и Октября. По инициативе Яковлева и с одобрения Лигачёва, СССР шумно отпраздновал в 1989 году тысячелетие крещения Руси. По инициативе Яковлева впервые за 70 лет советской власти были изданы, стали доступны для населения главные произведения русской религиозной философии. Он, в отличие от «шестидесятников» был принципиальным противником распада СССР, противником идеи суверенитета РСФСР. Он не любил Бориса Ельцина, был его скрытым противником [12].
