свободное время счастливая, тихо и почти не дыша, она часами смотрела, как создаёт свои шедевры её оленёнок, сидя за его спиной. Он смеялся и говорил, что никому, кроме неё, не позволил бы этого делать, потому что только она умеет так долго не дышать и быть такой незаметной, что он забывает о постороннем присутствии.
В прошлом году Рудольф получил должность помощника управляющего небольшой, но популярной в городе арт-галереи, в связи с чем обрел не заоблачный, но вполне приличный заработок. Работа ему нравилась, в круге общения появились значимые и даже высокопоставленные люди, считающие себя ценителями искусства, о чем парень с воодушевлением рассказывал Оле в редкие совместные вечера. Она радовалась, глядя как сияют в тени веера длинных ресниц глаза любимого, тьма в которых уже не казалась беспросветной и плескала мириадами золотистых искорок.
И вот теперь этот человек исчез, пропал, и даже картины, развешанные по стенам единственной жилой комнаты в съёмной квартире, не оставляли иллюзии его присутствия в Олиной жизни. Несмотря на некоторую восторженность и веру в чудеса, дурой она не была, а потому прекрасно понимала, что короткие гудки по набранному номеру означают включение абонента в черный список, а олимпийское спокойствие матери при известии об исчезновении единственного сына говорит о том, что пропал он не для всех и кое-кто о месте его нахождения прекрасно осведомлён.
Оля наконец решила включить компьютер для создания видимости вовлечения в рабочий процесс, но вместо экрана компьютера уставилась на тёмный экран своего телефона. Тот имел вид точно такой же, как и большую часть ночи, за которую хозяйка изучила его во всех подробностях, гипнотизируя сквозь набегающие слёзы.
«Больше не буду реветь», — стиснув зубы, пообещала себе она и в сотый раз набрала знакомый номер. В трубке неожиданно раздались длинные гудки, следом за которыми до боли родной голос произнёс:
— Алло.
Она попыталась что-то сказать, однако горло сдавил такой мощный спазм, что не удалось произнести ни звука. Позже, по здравому размышлению, Оля была благодарна этому нежданному выступлению организма, так как звуки, которые она могла бы тогда из себя выдавить, выдали б её состояние с головой. А она, хоть сейчас в это трудно поверить, была девушкой гордой и жалкой выглядеть не хотела.
Голос в трубке, торопливо глотая слова, продолжил разговор без её участия:
— Прости меня, Лёль, я понимаю, что ты не заслуживаешь этого, и такого прощания ты не заслужила точно. Я сволочь и подлец, что говорю всё по телефону, но не могу сказать тебе это в глаза. Ты очень хорошая, правда. Твоя любовь меня согрела и очень помогла. С тобой я раскрыл себя, понял, кто я есть, чего хочу от жизни. И даже, может, я тебя любил.
Но пойми, я больше не могу, ты меня душишь. Ничто в моей жизни не проходит без твоего участия, ты во всё вмешиваешься, тебе кажется, что ты обязана оберегать меня, решать мои проблемы. Ты всё время чем-то для меня благородно жертвуешь, ущемляешь, обделяешь себя для моей пользы, я это вижу и не хочу этого, но не могу отказаться, ведь ты же так старалась. А я взрослый, я мужчина, я самостоятельный человек, чёрт возьми, я хочу быть собой, а не комнатной собачонкой, преданной за сахарную косточку, и не чемпионским кубком за хорошее поведение. Меня не надо заслуживать, со мной нужно было просто быть. Я долго мучился, думал, что, может, пройдёт, рассосётся. Не рассосалось, прости, я задыхаюсь, тебя слишком много. За вещами как-нибудь заеду.
В трубке давно стояла оглушающая тишина, а Оля всё сидела, не отрывая телефон от уха, и смотрела остановившимся взглядом в стол не в силах пошевелиться. Как будто внезапно навалилась на нее вся тяжесть прошедшей бессонной ночи, часов пролитых слез и совершенного, законченного одиночества.
По большому счёту, ей даже некому позвонить. Об отце она ничего не знала, маму волновать не хочется, та счастлива во втором браке и погружена в воспитание младшего брата, который на полной скорости входил в пубертат. Подруг у Оли практически не было, да и те поверхностные приятельские знакомства, что были, она за последние годы растеряла, растворившись в своей любви.
В висках забился пульс, неровно выстукивая «те-бя мно-го, слиш-ком, слиш-ком мно-го, мно-го те-бя, мно-го» и заставляя Олю вжаться в кресло, рефлекторно втянув в плечи голову, чтобы занимать в пространстве поменьше места.
В дверь постучали, курьер принес документы клиента. Она с трудом поднялась, но попыталась принять беззаботный вид, даже улыбнуться. Однако приподнять удалось только уголок губ и то с одной стороны. От этой кривой приветливости курьер нервно хихикнул и выскочил за дверь, забыв на столе расписку о вручении бандероли.
Растерянно стоя посреди кабинета с пакетом документов в руках, Оля вдруг ощутила во рту такую сухость, что с трудом смогла пошевелить языком. Это была давно знакомая реакция на сильный стресс. Срочно нужна была вода, много воды, и она направилась в коридор к офисному кулеру.
Глава 2.
Широкий полутемный коридор был пуст.
Дело близилось к обеду. Народ, как обычно, невзирая на явно выраженное недовольство начальства, заблаговременно расползался по окрестным кафешкам, чтобы успеть получить свой бизнес-ланч до наплыва основной массы голодного офисного планктона.
У кулера Оля уже в третий раз наполняла стакан прохладной водой, когда из-за угла послышались шаги и мужские голоса. Испугавшись, что придётся отвечать на участливые вопросы относительно красноречиво воспалённых глаз и сопливого носа, она торопливо ретировалась за соседнюю колонну, прикрытую раскидистой пластмассовой пальмой.
— Ну в целом, надо сказать, по кварталу пока всё складывается. Может и на премиальные заработаем, — приятным хорошо поставленным голосом вещал шеф, а это был он.
Сотрудники давно подозревали в своем начальнике задатки неплохого актёра. Голосом, во всяком случае, он пользовался виртуозно. Вот только что гневно рокотал в тональности раскатов приближающейся грозы, распекая начальника отдела за упавшие продажи, и тут же в мгновение ока при виде входящей симпатичной практикантки, рдеющей всеми красками зари от высочайшего внимания, начинал мурлыкать глубокими грудными нотками с лёгким придыханием. Ну кто, скажите на милость, может так быстро перейти с одной эмоции на другую, прямо противоположную? Вариант один — нет на самом деле никаких эмоций, всё это наглая и беспардонная игра. В действительности, директора мало что из окружающего по-настоящему волновало. Лишь бы ничто не нарушало спокойной благополучной жизни его самого, холёного и приятного во всех отношениях мужчины в самом расцвете лет.
Забулькал кулер, указывая, что собеседники тоже остановились около
