Они двинулись дальше.
— А что тебе надо купить в «Уонамейкерсе»? — спросил Пол.
Гарриет на мгновение замялась.
— Ничего особенного. Пеленки, распашонки. У меня будет ребенок, — они прижались к стене, чтобы разминуться с женщиной, которая вела на поводках четырех дачхаундов. — Ну не забавно ли — я и ребенок, — Гарриет улыбнулась.
— Я лежу целыми днями в кровати и представляю себе, какой он он будем. А в перерывах сплю и пью пиво, кормлю нас обоих. Никогда раньше я так хорошо не проводила время.
— Что ж, по крайней мере, ты убережешь мужа от армии.
— Возможно. Но он у меня рьяный патриот.
— Хорошо. Когда он будет в Форд-Диксе, я буду встречать тебя на Вашингтон-сквер, где ты будешь прогуливать ребенка. А чтобы соблюсти приличия, надену полицейскую форму. Я — не такой уж рьяный патриот.
— Но тебе все равно заберут в армию, не так ли?
— Конечно. Я пришлю тебе мою фотографию в лейтенантской форме. Из Болгарии. У меня есть предчувствие, что мне придется защищать стратегическую высоту в Болгарии.
— И как ты к этому относишься? — впервые Гарриет повернулась к Полу и изучающе посмотрела на него.
Пол пожал плечами.
— Как к неизбежности. Это чертовски глупо, но не так глупо, как десять лет тому назад.
Внезапно Гарриет рассмеялась.
— Что я сказал смешного? — пожелал знать Пол.
— Я вдруг спросила тебя о твоем отношении к чему-то. Раньше такой необходимости не было. Ты сам мне обо всем докладывал. О своем отношении к Рузвельту, Джеймсу Джойсу, Иисусу Христу, Матиссу, йоге, спиртному, сексу, архитектуре…
— В те дни у меня на все было свое мнение, — в улыбке Пола проскользнула печаль. — Страсть и разгр. Два краеугольных камня цивилизованных отношений между полами.
Он обернулся на окно четвертого этажа.
— Подходящая была квартирка. И для страсти, и для разговоров.
— Пошли, Пол, «Уонамейкерс» не будет работать всю ночь.
Пол поднял воротник, потому что при подходе к Пятой авеню ветер усилился.
— Ты была единственной из моих знакомых девушек, с кем я мог спать в одной постели.
— Такого я еще ни от кого не слышала, — рассмеялась Гарриет. — Я должна воспринимать твои слова, как комплимент?
Пол пожал плечами.
— Это факт. Относящийся к делу факт. Или не относящийся. Вежливо ли говорить об этом с замужней дамой?
— Нет.
Пол какое-то время шел молча.
— О чем ты подумала, когда увидела меня? — наконец, спросил он.
— В принципе, ни о чем.
— Ты врешь?
— В общем-то, нет.
— Разве ты не подумала: «Господи, да что я нем нашла»?
— Нет, — Гарриет сунул руки в карманы пальто.
— Хочешь знать, что подумал я, когда увидел тебя?
— Нет.
— Я искал тебя два года, — не унимался Пол.
— Мой домашний номер есть в телефонном справочнике, — Гарриет еще ускорила шаг.
— Я не осознавал, что ищу тебя, пока не увидел.
— Пожалуйста, Пол…
— Я мог идти по улице, видел бар, в котором мы сидели рядышком, и заходил, хотя и не хотел выпить, не зная, почему я это делаю. Теперь знаю. Я ждал, что ты тоже придешь. Я оказался рядом с твоим домом не случайно.
— Послушай, Пол, — взмолилась она, — это было давно, у нас остались хорошие воспоминания, но все закончилось…
— Я был не прав. Понимаешь? Я был не прав. Ты знаешь, я так и не женился.
— Знаю. Пожалуйста, заткнись.
Я шагаю по Пятой авеню и всякий раз, проходя мимо собора святого Патрика, оглядываюсь, а не идешь ли ты по улице. Именно там я встретил тебя после того, как тебе вырвали зуб. Погода стояла холодная, ты шла вся в слезах, с покрасневшими глазами, и это был единственный раз, когда я случайно встретил тебя…
Гарриет улыбнулась.
— Воспоминание, достойное литературных мемуаров.
— Два года… — Пол помолчал. — За последние два года я расставался со многими женщинами, — он пожал плечами. — Они наскучивали мне, я — им. Я смотрел на каждую, проходившую мимо, в надежде, что это ты. Ты бы знала, как мне доставалось за это от моих девушек. Иногда я долго шел за женщиной с черными волосами, думая, что это ты, за женщиной в меховом жакете, какой носила ты, за женщиной с такой же прекрасной походкой, как у тебя… я два года рыскал по улицам города в поисках тебя, и только сейчас это понял. Тот маленький испанский ресторан, куда мы пошли в первый раз. Всякий раз, проходя мимо, я вспоминаю все: сколько мы выпили, какая играла музыка, о чем мы говорили, толстого кубинца, который подмигивал тебе, сидя за стойкой, как добирались до моей квартиры…
Оба шагали быстро. Гарриет прижимала руки к бокам.
— То упоительное чувство, которое охватило меня, когда мы слились воедино…
— Пол, прекрати, — бесстрастно, но громко воскликнула Гарриет.
— Два года. За два года острота могла бы и притупиться. А вместо этого… — как ты мог допустить такую чудовищную ошибку, спросил себя Пол. Как ты мог? И исправить уже ничего нельзя. Он резко повернулся к Гарриет. Она не смотрела на него, казалось и не слушала, думая лишь о том, как бы побыстрее добраться до универмага. — А ты? Разве ты не помнишь..?
— Я не помню ни-че-го, — отчеканила Гарриет. И тут же слезы хлынули у нее из глаз. — Я абсолютно ничего не помню. Я не иду в «Уонамейкерс». Я еду домой. Прощай! — она подбежала к стоящему на углу такси, открыла дверцу, нырнула в кабину. Автомобиль рванул с места, и мимо Пола пронеслось лицо Гарриет с поблескивающими на глазах горькими слезами.
Он провожал такси взглядом, пока оно не свернуло за угол. Повернулся и пошел в другую сторону, думая: «Я должен уехать из этого района. Я слишком уж долго здесь живу».
