Они с Нгоко сидели за столиком вместе с несколькими техниками, которые работали под их руководством. Встреча не была совещанием, но стержнем разговора, как всегда, оставалась их работа.
В определенном отношении Уэнтик и Нгоко отличались от остальных обитателей станции, потому что только они двое не были американцами. Уэнтик прилетел из Британии в Штаты всего несколько месяцев назад по соглашению об обмене учеными с одной из крупных корпораций химической индустрии. В считанные недели его работу засекретили и они с Нгоко узнали, что трудятся на одно из учреждений правительственной администрации. Его переход на эту станцию лишь отчасти был добровольным, поскольку к этому времени он непосредственно подчинялся какому-то подкомитету Пентагона. То, что начиналось как простенькое исследование биохимического характера, очень быстро разрослось, превратившись в работу, назначение и смысл которой в целом оставались непостижимыми.
Предполагавшееся расставание с женой на три месяца продлилось еще на пять.
Уэнтик не заметил, как Эстаурд вошел в бар и взял маленькую кружку пива. Он поднес ее к губам, отхлебнул и направился к столу Уэнтика.
– Не возражаете, если я присоединюсь к вам? – обратился он непосредственно к Уэнтику, прервав его на полуслове.
– Боюсь, что нет.
Нгоко возмутился:
– Вы нарушили важный разговор, Эстаурд.
– То, что необходимо мне, тоже важно.
Уэнтик вздохнул и сказал:
– Все в порядке.
Он пересел за соседний столик. Эстаурд сел возле него.
– Могу я спросить, доктор Уэнтик, чем вы здесь занимаетесь?
– Конечно. Я просто не знаю, как себя вести с вами. По какому вы здесь праву?
– Я на правительственной службе. Думаю, вам это так или иначе известно.
– Сомневаюсь, могли ли вы здесь оказаться, не работая на государство в каком-нибудь качестве, – сказал Уэнтик.
Эстаурд улыбнулся и Уэнтик впервые заметил блеск крохотных глаз этого человека, отразивших свет свисавших с металлического потолка ламп. Он полез в нагрудный карман и достал короткую полоску сложенной вдвое полупрозрачной бумаги. Внутри нее был обрезок 35-мм кинопленки.
Он швырнул его на стол перед Уэнтиком.
– Потрудитесь взглянуть на это, – сказал Эстаурд.
Уэнтик поднял пленку и посмотрел сквозь нее на ближайший источник света. Это был единственный кадр из известного фильма. По кромке пленки за перфорацией он прочитал буквы KODA…
На самом кадре было что-то похожее на коротко подстриженную траву или жнивье. Небо светло-голубое с белым следом реактивного самолета. Из-за малых размеров кадра было трудно разглядеть детали, но съемочная камера достаточно близко запечатлела белый самолет прямо на траве. Такую конструкцию Уэнтику прежде видеть не доводилось.
Эстаурд протянул ему увеличительное стекло.
– Присмотритесь с помощью этого, – предложил он.
Уэнтик взял стекло и стал рассматривать детали самолета.
Не имея возможности с чем-то сравнить, оценить размеры машины он не мог. Самолет покоился на траве без шасси, его нос был поднят несколько выше остальной части фюзеляжа. Форма носа заостренная. Единственным признаком наличия кабины было стекло, наклонно установленное заподлицо с фюзеляжем. Хотя оно находилось на боковой поверхности обшивки, казалось, только сидя возле этого окна и можно пилотировать машину. У самолета были короткие стреловидные крылья, смонтированные высоко на фюзеляже.
– Что это? – спросил Уэнтик.
– Мы полагаем, реактивный самолет передовой конструкции.
– Вы полагаете…?
– Самолет улетел вскоре после того, как была сделана эта фотография. Он вертикального взлета. Никто близко к нему подобраться не смог.
Уэнтик положил кусочек пленки на стол и допил свой напиток.
– Так это НЛО. Зачем вы рассказываете мне об этом?
– Потому что это не НЛО. Мы знаем, что это реактивный самолет и что он пилотировался человеческими существами.
– Тогда чей же он?
Эстаурд пожал плечами и допил пиво.
– В Пентагоне никто не сумел определить его принадлежность. Вот почему нам нужны вы.
Он поднялся и ушел.
В последний раз Уэнтик встретился с Эстаурдом перед отбытием со станции на следующий день после разговора в баре, когда работал в лаборатории. С характерной для него бесцеремонностью Эстаурд вошел в помещение и направился прямо к Уэнтику.
– Вы мне нужны, – начал он.
– Я занят. Вам придется подождать, – сказал Уэнтик и отвернулся к прерванному занятию.
Эстаурд крепко схватил его за локоть и повел к двери. В коридоре температура воздуха была, по крайней мере на десять градусов ниже, чем в лаборатории, и Уэнтика охватила дрожь.
– Мы отбываем завтра, – сказал Эстаурд.
– Мы…?
– Вы и я. Масгроув тоже.
Уэнтик резко повернулся, сообразив, что и второй мужчина в коридоре. На нем были черные брюки и темно-синий свитер с глухим воротом. В правой руке он сжимал карабин, но держал его под каким-то странным углом, словно не привык обращаться с оружием.
– Но я не могу оставить станцию. Моя работа еще только на половине пути, – сказал Уэнтик.
– Это было видно и из Вашингтона.
– Не хотите ли вы сказать что меня отзывают? Я ни от кого ничего не слышал.
Масгроув подошел ближе.
– Вот почему мы здесь. Это связано с вашим исследованием.
– Каким образом?
– Вы поймете, когда мы доберемся, – ответил Эстаурд.
Как раз в это время из лаборатории вышел Нгоко и остановился в дверях, глядя на беседовавшую троицу. В руках он держал ручную крысу. Она была мертва.
Уэнтик поглядел на Нгоко, затем на двух других.
– Куда мы направляемся? – спросил он.
Рука Эстаурда поднялась к нагрудному карману, из которого он накануне вечером доставал кинопленку.
– В Бразилию, – сказал он.
Глава вторая
Моя дорогая Джин,
Я предупреждал тебя, что долго не смогу написать. Но вопреки всем ожиданиям завтра отсюда направляется самолет, поэтому нынче вечером все пишут письма. Но вот сюрприз! Я сам вылетаю этим самолетом.
Ты не должна особенно обольщаться, потому что все это вовсе не означает, что я уже возвращаюсь домой. Но все, по крайней мере, выглядит так, что мне не придется зимовать под антарктической ледяной шапкой! В определенном отношении я доволен… в настоящий момент мы зашли в нашей работе в тупик. При встрече я расскажу тебе поподробнее, а сейчас могу лишь сообщить, что наши эксперименты на крысах не дают того, что планировалось. Я все оставляю на Абу, хотя, по всей видимости, не смогу вернуться сюда до конца зимы. Абу располагает всеми моими записями, однако боюсь, как только я улечу, он возьмется за дело по-своему.
Вторая моя новость гораздо невероятнее! Похоже, меня отзывает правительство. Чтобы забрать меня, явились два странных человека. Я не понимаю американцев, полагаю, и никогда не смогу понять. Оба ведут себя исключительно таинственно, словно замышляют злодейство. Один из них – смуглый мужчина по имени Масгроув; он широкоплеч, у него большие сильные руки. Говорит он мало, но всегда где-то рядом и смотрит угрожающе. На днях я увидел его с карабином, но почти уверен, что он не умеет им пользоваться. Поведение второго, хотя он и не делает ничего настораживающего, повергает меня в дрожь. У него есть ошеломляющая привычка уходить, не окончив разговор, словно главная его цель – создать какое-то определенное впечатление. Я чувствую, что он все время ищет шанс явить себя, хотя только Богу известно, не преследует ли он какие-то цели, которые могли бы касаться меня. Как бы там ни было, надеюсь, что вся эта таинственность рассеется по прибытии в Вашингтон. Хотя есть и еще нечто достаточно странное. Когда я спросил этого второго мужчину (кстати, его имя Эстаурд) куда мы направляемся, он ответил – в Бразилию. Я надеюсь, что он имел в виду Рио-де-Жанейро, поскольку там была одна из последних посадок по пути сюда.
Джин, дорогая, тебе не следует тревожиться. Я уверен, что во всем этом нет ничего особенного. Просто такова их манера приводить людей в замешательство. По прибытии в Вашингтон я сразу же позвоню тебе, может случиться так, что ты услышишь мой голос еще до получения письма.
Сейчас ранний вечер, так что мы вылетаем часов через десять. Самолет прибудет в ближайшие несколько минут. По-видимому, он мог бы прилететь и раньше, но задержался из-за свирепствовавшей несколько дней бури. Здесь внизу мы никогда не знаем, какая стоит погода.
Скажи Тимоти и Джейн, что я люблю их. Перед возвращением запасусь подарками для них. И для тебя… Береги себя и не беспокойся. Я свяжусь с тобой. А пока, до свидания.
С любовью, Ли.
Глава третья
Уэнтик лежал в постели в отеле и прислушивался к утренним звукам города Порта-Велью. Удушливая жара уже надвигалась с берегов реки Мадейра, протекавшей всего в полукилометре от отеля. На площади внизу пытались завести мощный дизель и воздух непрерывно сотрясали звуки его нерешительного чихания.
