через семь лет, получив аттестат о среднем образовании. Я теперь просто ненавижу море, даже купаться предпочитаю в бассейне.
На выпуск, отец подарил мне новенький японский катер, с мощным двигателем, и красивыми обводами. Лучше бы тачку новую подарил, джип какой ни-будь, это корыто мне пригодилось только сегодня, и то если бы не Ленка…
Дурацкая конечно затея. Мне этот китобоец вообще до одного места, а вот Ленка оказалась ярой поклонницей Гринписа. Как только узнала, что на рейд стало японское гарпунное судно, так тут же примчалась ко мне с просьбой, мило улыбаясь, облизывая свои пухлые губки и на ходу заплетая волосы в пучок, что бы не мешали… И зачем я ей только сказал, что у меня катер есть…
— У меня не получается! Я его не вижу! — чуть не плачет Боря, пытаясь завести стальной канат, под корму судна. Трос нужен, чтобы сломать или повредить винт судна. При вращении винта, он наматывает на себя трос, и с каждым поворотом плотность намотки будет становится все больше. По этой причине бывают случаи, когда под воздействием этой силы смещается вал. Как правило, чем больше оборотов сделал винт, тем сложнее снять намотку. А со стальным тросом, иногда даже нужно проводить водолазно-сварочные работы. Это идея Лены, уничтожить гребной винт корабля. Только вот я не уверен, что он у него один, да и кораблик то, арктический, а значит всё у него усиленно и дублировано многократно.
— Подвинься чудище — лезу я помогать любителю китов. Надо закончить всё побыстрее и валить, зря я конечно ввязался в эту авантюру — и не ори так. Услышать могут.
Не знаю, услышали нас японские моряки или нет, сделали они это случайно или специально, но в тот момент, когда мы всё же завели стальной трос в воду, винт судна неожиданно ожил, корабль двинулся на нас задним ходом подминая под себя мой катер, и всю нашу дружную компанию зоозащитников. Я помню, как трос резко вырвало у меня из рук, и свободный конец хлестнул по искажённому в ужасе лицу Бориса, превращая его в кровавое месиво. Я отчетливо видел, как Ленка, с отчаянным криком бросилась за борт, а потом высокая корма корабля наехала на катер, и холодная вода ноябрьского, Японского моря, захлестнула меня с головой. А ведь Ленка то без купальника, промелькнула последняя, дурацкая мысль в моей голове, перед тем как меня поглотила тьма и адский холод сжал в тисках моё сердце.
— Ты у меня под суд пойдёшь! Как так получилось, что пацан один в амортизационном отсеке во время выстрела оказался? И какого хрена вообще он под линь попал?! Вы сукины дети как его укладывали?! Это, мать вашу, работа боцмана и марсового! Твоя работа между прочим! А если бы мы его выловить не успели? — слышу я как будто сквозь вату незнакомый, хриплый голос. Мне чертовски холодно, моё тело дрожит, а зубы отстукивают морзянку.
— Я-то чего?! Это его Хауген туда отправил, морда норвежская! — возмущенно оправдывается кто-то — а тут марсовый, Шанин значит, с бочки орёт, мол с права по борту фонтан и очень близко, из-за айсберга входит! А пушка после второго выстрела с добойным стоит, без линя! Пока то, да сё, пушку пока зарядили, гранату прикрутили, кит уже под носом, Хауген и выстрелил как раз тогда, когда Витька из отсека вылез, кто же знал, что его именно сейчас приспичит?! Про него и забыли все, он же с вахты, а линь то в бухту уложить не успели. Обошлось же всё! Зато здорового богодула взяли, «седого», тонн на семьдесят! Пока в него два добойных не вогнали, не успокоился.
— Выктор учиутся, хорош делайть. Случай, быувает — человек с жутким акцентом абсолютно спокоен.
— Старпом, Шанин! Шанин мать твою, гоноши сюда! Тащи его в кочегарку. Быстро! Не дай бог помрёт ещё. Ну чего стоите?! Бегом! А вы за работу, только попробуйте утопить мне кита — в богу душу мать! Сами за ним нырять будете! — командует хриплый голос, и меня подхватывают сильные руки. Как будто жуткая колыбельная пытается укачать меня и заставить заснуть, я опускаюсь и поднимаюсь, то вверх, то вниз, тело моё то и дело обжигает прикосновение холодного железа. К горлу подкатывает тошнота и меня рвет чем-то очень соленым, вперемежку со жгучей желчью.
— Держись Витька, сейчас согреем тебя. Это же надо, почти пол часа в воде, зимой! Главное, чтобы яйца себе не отморозил, остальное херня. Сейчас Митрич спирта ещё принесёт, враз на ноги встанешь — непрерывно кто-то бубнит у меня над ухом — и нахрена ты только с этим гарпунером возишься? Амортизационную систему постоянно надраиваешь, артогреб тоже, а он тебя так к пушке и не подпустил ни разу. Жлоб он, одно слово, капиталист. Ты же штурман, чем тебе в штурманской плохо? Поработаешь несколько лет, на ходовой мостик, может быть, переберёшься.
Вдруг, жуткий холод сменился вначале приятным, а потом и почти нестерпимым жаром. Кто-то явно хочет меня омолодить до неприличия, как в сказке — холодный котёл, горячий, только молочного коктейля на мою голову не хватает. Между тем от непереносимого пекла на моей голове уже начинают подгорать волосы, пахнет палённым.
— Ну куда ты дурень его пихаешь?! Ты его ещё в топку сунь! Да на нем уже одежда дымиться! Положи его рядом, только от топки подальше. Бестолковые все, где вас только понабирали таких! — новый голос в моей коллекции. Этот просто брызжет ядом. Такое впечатление, что он готов стукнуть чем-то тяжёлым, человека к которому сейчас обращается. Надеюсь это не я.
— Где наш молодой? Ага, голову ему держите — совершенно без предупреждения в мой полуоткрытый рот вливается ракетное топливо, никак иначе я эту жидкость назвать не могу. Стакан в меня влили, не меньше. От неожиданности я делаю глоток и тут же захожусь в мучительном кашле, из глаз ручьем льются слёзы.
— Дурак ты что ли Митрич?! Ну куда ты в него сразу всё залил?! Видишь, не зашло ему, только продукт переводим, понемногу надо было!
— А я что? Мне сказали стакан, я стакан и принёс! Да чего тут пить то? Ой ё! Я же его не разбавил! Бля… — сокрушается какой-то там мудак по имени Митрич — это что же получается, почти фанфурик в него вошёл? Ну и горазд же наш третий штурман пить, даже не поморщился почти.
