Начальник училища опять позвонил в штаб фронта и настойчиво повторил свою просьбу. На этот раз ему ответили, что представители штаба уже выехали к нам. И действительно, спустя примерно час у высотки затормозили две легковые машины. Из передней вышел сам Маршал Советского Союза Климент Ефремович Ворошилов - тогда главнокомандующий войсками Северо-Западного направления. Приняв доклад начальника училища и поздоровавшись с нами, Ворошилов поднес к глазам бинокль. Ознакомившись с обстановкой, он приказал начальнику училища немедленно занять оборону и, выставив заградительные посты, задерживать неорганизованно отходивших бойцов и формировать из них стрелковые подразделения.
Выполняя приказ главнокомандующего, училище заняло оборону на широком фронте: 1-й батальон майора Николая Александровича Шорина - западнее Красного Села, в районе деревень Чухонские Антоши, Ожоги-но, Волгине; 2-й батальон капитана Антона Афанасьевича Золотарева - западнее Гатчины, в районе деревень Пульево, Смольково, Дылицы, Алексеевка{1}. Необходимость, оборонять почти 30-километровый фронт столь ограниченными силами вынудила наше командование построить оборону, состоявшую из отдельных опорных пунктов. Но и после этого между батальонами остался разрыв в 12 километров. Сюда был выдвинут для наблюдения один курсантский взвод.
Общую ситуацию на Северном фронте я тогда представлял весьма смутно. И только{1} после войны, когда разобрался в оперативных документах и картах августа сорок первого года, понял, сколь грозной для нас была эта ситуация в середине месяца. Стремясь сломить сопротивление 8-й советской армии под Нарвой и прорваться из Прибалтики к Ленинграду, фашистское командование замышляло зажать 8-ю армию в клещи. Удар с фронта наносили пехотные дивизии вермахта, удар в обход Нарвы с юго-востока - дивизии 41-го немецкого танкового корпуса.
8 августа обе вражеские группировки перешли в наступление. Неделю спустя, после ожесточенных боев, фашистским танковым соединениям удалось прорвать фронт. Советское командование выдвинуло им навстречу резервы, в том числе и наше училище. Курсанты-пограничники перекрыли важнейшие дороги из Эстонии на Ленинград.
День 17 августа прошел относительно спокойно. И комбат-1 Шорин и комбат-2 Золотарев доносили, что вошли в боевое соприкосновение с противником и что его первые атаки успешно отражены. Мы, преподаватели, по-прежнему оставались при учебном отделе - выполняли отдельные поручения начальника училища. Однако настроение было не из приятных: там, впереди, уже грянул бой, а мы до сих пор находились в каком-то неопределенном положении. Правда, некоторые преподаватели уже получили назначение в части и уехали, но большинство все еще ждали своей очереди.
Особенно трудным стало это ожидание с утра 18 августа, когда оба курсантских батальона вступили в ожесточенную схватку с танками и мотопехотой 41-го немецкого танкового корпуса. Атаки противника, поддержанные мощными ударами бомбардировочной авиации, следовали одна за другой. Судя по донесениям, враг пытался с ходу прорваться вдоль железной дороги к Гатчине. Батальон капитана Золотарева был вынужден оставить станцию Елизаветинка, однако закрепился на новом рубеже и удержал дорогу на Гатчину.
Наступила ночь. Западный край горизонта был освещен пожарами. Высоко в темном небе слышался нудный, с подвыванием, гул - это шли в сторону Ленинграда эскадрильи фашистских бомбардировщиков. Мы не спали. Весь преподавательский состав вооружился ломами, кирками, лопатами. Рыли окопы вокруг высотки, на которой, расположился командный пункт нашего училища. Возможно, на рассвете нам придется принять бой. И не надо быть преподавателем тактики, чтобы понять всю сложность положения на участке обороны училища. Если на правом фланге 1-й батальон уверенно отразил все попытки фашистов прорваться по дороге на Красное Село, если на левом фланге 2-й батальон упорно дрался под Гатчиной, то центр боевого порядка - почти полтора десятка километров - практически не был прикрыт. Нельзя же считать прикрытием единственный взвод курсантов, вооруженных винтовками и легким пулеметом.
Пока еще противник не обнаружил это слабое место в нашем боевом порядке. Но неудачи сегодняшнего дня, когда ему не удалось прорваться по дорогам в сторону Ленинграда, заставят его усилить разведку. Часом раньше, часом позже он нащупает ничем не защищенный участок и двинет сюда свои главные силы.
На рассвете 19 августа меня вызвал к себе полковой комиссар И. Н. Григорьев. Иван Никитович развернул карту и объяснил мне обстановку. Сказал, что подкреплений пока ждать неоткуда, надо формировать подразделения из бойцов, которые отходят в нашу полосу. Он посмотрел на меня внимательно, решительно ткнул в карту карандашом. Красная жесткая черта пролегла в том самом незащищенном промежутке между 1-м и 2-м батальонами.
- Это ваш район обороны, - сказал полковой комиссар. - С сего часа назначаю вас командиром батальона.
- Какого батальона? - не понял я.
- Которого еще нет. Сформируете его там, на месте. Все ясно?
- Ясно! Есть одна просьба.
- Говорите.
- Прошу в помощь хотя бы одного командира. Начальником штаба батальона. Если можно, старшего лейтенанта Харина.
- Нельзя, - ответил полковой комиссар. - Харин уже воюет в первом батальоне. В помощь вам я выделю группу курсантов. Они вас догонят. Район вам, по-моему, хорошо знаком.
- Знаком.
- Где займете оборону?
Я мысленно представил себе знакомую до мельчайших деталей местность. Конечно же, оборону будем занимать, по высотам, где я много раз бывал с курсантами. Эти высоты - их пять - тянутся с северо-запада на юго-восток в 1,5-2 километрах одна от другой. Позиция господствует над окружающей равниной, позволяет контролировать огнем значительное пространство. На высотах можно создать опорные пункты.
Докладываю эти соображения начальнику училища.
- Добро! - говорит он. - Никаких средств связи я вам не дам. Вы же сами знаете, что их у нас нет. Присылайте связных.
И вот я иду полевой дорогой. Иду один навстречу потоку беженцев. Старики, женщины, дети. Тащат узлы на плечах, толкают перед собой детские коляски, в которых тоже узлы и чемоданы. Гляжу на людей, запыленных, измученных, думаю о своих - о жене, эвакуированной на восток с малыми детьми. Как-то они там?
Мои размышления прервал рев "мессершмитта". Он, словно с горы, скатился с высокого августовского неба и, строча пулеметами, низко пронесся над дорогой. Люди бросились на землю, но один молоденький лейтенант, подняв пистолет, начал стрелять в желтое брюхо истребителя. Я схватил его за плечи, свалил в кювет. Пыльный бурун пулеметной очереди пропахал дорогу рядом с нами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
