высок и так же ажурен, и тебе не хватает твоих знаний, чтобы понять, какие зодчие смогли возвести такое величественное и огромное строение, чтобы оно не рухнуло под собственным весом…
У Храма нет ни стражников, ни священников. Его двери приветливо открыты, и изнутри он озаряется золотистым мягким светом множества свечей. И Храм похож снаружи на волшебный фонарь, расцветающий тысячами тысяч узоров. Ты вступишь под своды его, обеспокоенный тем, что не знаешь, какие надлежит свершать ритуалы и каким здесь молятся богам…
Твоя провожатая мягко проведет тебя дальше, и ты заметишь, что нет внутри ни драгоценных статуй, ни образов, ни алтарей. Один огромный просторный зал, чьим украшением являются сами стены и купол над твоей головой, и светильники. Здесь ты увидишь жителей поселения, тихо и расслаблено сидящих на полу, застланном множеством самотканых ковров. Они сидят тихо, не бьют поклоны, не складывают молитвенно руки. Их лица спокойны, глаза прикрыты, на губах — умиротворенная улыбка. Некоторые словно даже спят, привалившись спиной к резным стенам Храма.
Синеглазая женщина показывает тебе вокруг, предлагая опуститься на пол в любом понравившемся месте. Ты, помешкав, садишься у её ног, и она, улыбнувшись, садится напротив. Потом касается уха и произносит: «Слушай». И все вопросы угасают на твоем языке, когда ты начинаешь слушать. В Храме не звучат песнопения и гимны, не щелкают тихонько четки и не шуршат страницы священных книг… Но тихо-тихо льется через ажурные прорези стен и купола воздух пустыни. Он подобен шепоту, тысячегласому шепоту, в котором каждое слово — Слово.
Ты закрываешь глаза, ты слушаешь… И вдруг осознаешь, что слышишь: ты слышишь Тишину. И снова слезы вскипают на твоих глазах, и бегут из-под сомкнутых век. Ты осознаешь: в племени Людей Слова словам воздают почтение Тишиной. Той тишиной, из которой Слово рождается чисто и безпримесно, и в которую оно канет, будучи произнесенным. И так, чистое, оно появляется и исчезает, не облачаясь в шелуху толкований и смыслов.
Женщина мягко трогает тебя за плечо, потом легко поднимается на ноги и снова манит тебя за собой. Не спрашивая и не испытывая тревог и сомнений, ты выходишь вслед за ней в ночь. И твои глаза, освеженные слезами и тишиной Храма, начинают видеть. Ты видишь дома во всей их полной и безыскусной красоте, дома, в которых так хорошо жить, укрываясь от зноя и ветров. Ты видишь дорогу, ведущую через поселение ясно и просто. Ты видишь ночь, во всей её богоданной красоте того времени суток, когда всё дневное живое отдыхает, а то, что живет ночью, занято своими делами. В этой ночи не бесчинствуют неведомые демоны и злые силы, ибо это — ночь.
Женщина ведет тебя за собой, насквозь через поселение, дальше от Храма, пока перед вами не вырастает стена скал, изгибающихся подобно исполинскому каменному венцу. Ты слышишь голоса людей, поющие и смеющиеся, слышишь ритмичные хлопки в ладони и звуки музыкальных инструментов. Тебя вводят в круг мужчин. Темноглазые, темноликие они приветливо тебе улыбаются, но осторожно удерживают на месте, когда ты собираешься следовать дальше за своей провожатой. А та идет в круг женщин, собравшихся вокруг огромного очага, в котором горит невысокое пламя. Женщины идут медленным хороводом, взявшись за руки, и поют. Ты замираешь, ты теряешь дар речи: ты видишь, как Слова, слетающие с уст поющих, поднимаются вверх зримыми образами. На фоне ночного неба, как на черном холсте в россыпях серебряных звезд, ткутся образы: дом, дорога, очаг, дерево, Храм, человек, собака, дитя… Возникают изысканными мазками мастеров востока — и рассеиваются.
Женщины поют, мужчины отбивают простой ритм в ладоши и играют на глиняных флейтах и двухструнных инструментах…
А ты смотришь, и благоговейный трепет пронизывает всего тебя. Ты видишь чудо: чудо Слова. То самое чудо, о котором читал в одной из священных книг: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог…».
Племя пустыни чудесным образом сберегло Слово. То, что они произносили, таковым и являлось, причем именно являлось: в сознании, в ощущении его слышащего, во всей полноте и ясности. Люди Слова умели возводить дом, как лучшее место, чтобы быть домом. Они выкладывали дорогу, и та никогда не сбивала путника. Они умели, произнося «прохлада», творить под крышей благодатную атмосферу прохлады. Они владели Словом.
И глядя на то, как поют их женщины, ты ощущал и радость, и печаль. Когда тебе настанет срок вернуться, ты не сможешь всеми своими словами описать и объяснить увиденное и услышанное. Ты не сможешь ухватить и высказать все одним словом…
Твоего плеча коснется другая рука исполненная твердой силы. Ты очнешься от своих мыслей и увидишь перед собой лицо мужчины, словно вырезанное из дерева. Но его глаза будут живыми и приветливыми, и такими же синими, как и у женщины, сейчас поющей у огромного очага с остальными. Мужчина потянет тебя за собой, и ты вслед за ним покинешь каменный венец скал. Вы вернетесь в поселение, и ты обнаружишь, что тебя снова ведут к Храму. Ты захочешь сказать об этом, но твой провожатый остановит тебя движением руки и произнесет: «Смотри».
И ты снова посмотришь на удивительные стены Храма. А потом заметишь, что из него неспешно выходят все те, кто там был, и становятся поодаль. Когда последний человек покинет ажурные стены, твой провожатый вдруг вскинет обе руки, а вместе с ним — и остальные. И великолепное строение на миг подернется зыбью, а потом — осыпется серебристым песком, что будет подхвачен ветром и унесен прочь.
И ты, потрясенный, будешь стоять и смотреть, как буквально на твоих глазах чудо зодчества рассыпается и исчезает, пока посреди поселения не останется пустая площадка, окруженная людьми. Не будет ни гор битого камня, ни обрывков материи… Чистая и ровная земля, словно чистый лист, обращенный к небу.
И твой синеглазый провожатый внимательно посмотрит на тебя. Потом возьмет за руку и поведет к краю площадки. Он что-то вложит в твою руку, и раскрыв пальцы, ты увидишь камешек, размером не больше зернышка. Такой же покажет тебе в своей ладони твой спутник, и у других окажутся такие. И ты увидишь: каждый подносит ладонь с камешком к самым губам и что-то произносит. А после почтительно опускается на колени и роняет на землю. Вот очередь доходит до тебя, и ты пребываешь в смятении: ты не знаешь, что надо сказать…
А
