Едва отец Василий завершил чтение разрешительной молитвы, подкованная в деле отпевания своих соратников братва подтянулась поближе, подхватила гроб и под пение трисвятого понесла его к выходу.
– Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас! – внушительным баритоном пропел священник, и упакованные по последнему писку мужики истово закрестились. «Проняло! – неожиданно мелькнула у отца Василия неуместная в такой ситуации, насквозь крамольная мысль. – Чуют свою грядущую участь!»
А в тот самый момент, когда они пересекли порог, солнце внезапно пробило тучи и осветило маленький кусочек поволжской земли со странным названием Усть-Кудеяр. И это было только начало. Как только огромный кортеж, тревожно сигналя, въехал в поселок и двинулся через центр на кладбище, природа словно сошла с ума. Стремительно полетели по небу тучи, засверкала тысячами солнечных брызг волжская вода, а небо в считанные минуты из блеклого и сырого стало ярким и невероятно, пронзительно синим. И сразу же зазеленела листва, сквозь приоткрытое боковое стекло старенького поповского «жигуленка» ударило в ноздри ароматом травы и цветов, а ветер принес какую-то новую, уже осеннюю свежесть. И притихший было Усть-Кудеяр словно встрепенулся, словно очнулся от противоестественной скорби. Радостно, истошными голосами заорали на деревьях галки, заскрипели по дворам выкрашенные в пожарный цвет качели, а на пятом или шестом по счету наглухо перекрытом гаишниками по случаю похорон перекрестке какой-то битый-перебитый «Запорожец», нагло выкрашенный явно украденной где-то дорогой серебристой краской, присоединил свой плебейский голос к скорбному реву джипов и «Мерседесов», и над улицами пронесся жизнеутверждающий латиноамериканский мотивчик:
«Я Кукарач-ча, я Кукарач-ча! А я ч-черный таракан!»
От неожиданности отец Василий чуть не врезался в резко затормозивший перед ним микроавтобус, но, видно, там, впереди, все-таки решили, что в этот день никого «мочить» не станут, и приостановившаяся на несколько секунд колонна снова тронулась и пошла, машина за машиной.
Но самое яркое впечатление оставили у священника последние минуты похорон. Потому что, когда последняя лопата земли была брошена на могильный холм, на кладбище налетела огромная разбойная стая воробьев, устроившая жуткий, совершенно непристойный базар, и только прощальный салют заставил стаю, возмущенно вопя, удалиться.
Таким и запомнился этот день отцу Василию – яростным, ярким и до самой последней своей минуты противоречивым.
* * *
На следующее утро Усть-Кудеяр проснулся свободным. И нищим. Потому что разом прекратилось возведение ангаров и строительство новой, принадлежавшей Парфену заправки на тольяттинской трассе. Приостановили заказы давние и, казалось, такие надежные партнеры АТП-2. Притормозили выдачу авансов даже немногочисленным штатным работникам речного порта. И сотни людей осознали, что их относительное материальное благополучие закончилось вместе с окончанием земного пути главного бандита поселка.
Но священника это ни в малой степени не касалось. Он вышел на крыльцо своего недостроенного дома, полной грудью вдохнул свежий, резкий воздух, потянулся так, что затрещали суставы, и, подобрав полы рясы, по-молодецки, через три ступеньки спрыгнул на уже начавшую подсыхать землю.
Это раннее августовское утро было удивительно красивым. Справа, за оврагом, легонько качали тяжелыми кронами высоченные тополя, а у дороги слева белели стволами березки. Ласково отогревало настывшую за неделю сплошных дождей землю неяркое солнце.
Отец Василий вышел на трассу, поздоровался с уже начавшим разжигать свой мангал шашлычником Анзором, от всего сердца благословил продавщицу Веру и пошел вдоль длинного ряда заночевавших на усть-кудеярской стоянке грузовиков. Он здоровался со знакомыми шоферами, приветливо кивал незнакомым, радуясь тому, что господь дал ему еще один день для трудов на этой земле.
– Отец Василий! Батюшка! Подождите! – услышал он позади знакомый голос и обернулся. Это был Толян.
– Здравствуй, Анатолий!
– Ну как, батюшка, менты вас больше не дергают? – подбежав поближе, поинтересовался шофер.
– Покамест бог милует, – кивнул священник. – Вчера вроде как последний допрос был… А что, у тебя проблемы?
Толян, он же Анатолий Рубцов, и был вторым, кроме отца Василия, оставшимся в живых свидетелем жуткой аварии на тольяттинской трассе.
– Они мне хотели дело пришить, мол, подрезал… Прикиньте, что творят, гады!
Отец Василий с пониманием закивал.
– Но сейчас вроде отстали.
Толян заглядывал священнику в глаза, явно ища поддержки, и отец Василий подумал, что не сведущему в юридических тонкостях водителю наверняка пришлось в милиции нелегко. Вон их сколько по зонам таких работяг сидит – поди, каждый пятый!
– Слышали, что в народе говорят? – внезапно перешел на шепот водитель.
– Кое-что слышал, – сдержанно кивнул отец Василий. Он не любил участвовать в сплетнях.
– Говорят, – не обращая внимания на его реакцию, продолжил Толян, – что у Парфена-то бабок и нет!
– То есть как? – не понял священник.
– А вот так! – прищурил глаза Толян. – Он же все платежи черным налом гнал, а теперь, когда сдох, никто ничего и понять не может. Вон, ребята из АТП чего говорят: бабок нет, бухгалтерша в шоке, директор в кабинете закрылся и никого не пускает, зарплаты, говорят, и не ждите… Видал, чо делают?!
Отец Василий недоверчиво покачал головой. В то, что у Парфена не было денег, он не верил. Другой вопрос, что «черная бухгалтерия» поставила весь учет с ног на голову, и теперь, чтобы восстановить нормальный финансовый оборот, понадобится время. Правда, от этого работникам некогда скупленных самым богатым бизнесменом Усть-Кудеяра предприятий было не легче.
Священник вежливо, вполуха дослушал все, что хотел сказать ему Толян, и раскланялся. Ему еще предстоял насыщенный трудовой день.
* * *
А тем же вечером домой священнику позвонил Костя.
– Привет, Мишаня! – жизнерадостно назвал священника мирским именем главврач районной больницы.
– Привет, Константин.
– Ты чего не заходишь?
– А то мне делать больше нечего, кроме как с тобой спирт хлестать, – усмехнулся отец Василий.
– Не-е, хватит… никакого спирта! – решительно отрезал главврач. – А то это дело до добра не доведет!
– Вот и я о том же, – рассмеялся священник.
– Слышь, Мишаня, заезжай! Честное слово, никаких возлияний, посидим, поокаем… давай-давай, что ты в самом деле! Что мы, не свои пацаны, что ли?!
Отец Василий хмыкнул и глянул на жену, а потом на часы. Была половина двенадцатого ночи. Костя, как всегда, в своем репертуаре.
– Кто это? – насторожилась Ольга.
– Костя, – прикрыв трубку ладонью, сообщил отец Василий и увидел, как дурашливо закатила Олюшка глаза.
– Скажи ему, что он меня достал, – обреченно покачала головой супруга.
– Приезжай, – никак не мог угомониться Костя. – Посидим, чаю попьем. Давай, друг! Или Ольга не пускает? Чего она говорит?
– Она говорит, съезди, пообщайся, – улыбнулся отец Василий, положил трубку и подошел к жене. – Я на часик.
– Знаю я твой часик, – недоверчиво скосила глаза супруга, но щечку для поцелуя подставила. – Не задерживайся там, ему-то ничего, хоть вообще на работу не выходи, а у тебя служба.
– Я помню, – благодарно кивнул отец Василий. – Ты бы тоже дома не сидела. Вон, к Вере сходи поболтай или просто прогуляйся да свежим воздухом подыши. Идет?
Жена пожала плечами.
* * *
Через пятнадцать минут он уже подъезжал к третьему корпусу районной больницы. Костины окна на втором этаже сияли иллюминацией. Отец Василий прошел в высоченные двери, поднялся по свежеокрашенной широченной деревянной лестнице наверх и подошел к знакомому кабинету.
– Мишаня! – кинулся к нему главврач. – Ты хоть знаешь, что в городе происходит?!
– Что? – улыбнулся священник. – Фургон украли?
– Ты не смейся! Ко мне сегодня двух парфеновцев привезли! С пулевыми ранениями!
– Эка невидаль! – покачал головой отец Василий. – Вот если бы они к тебе с дистрофией поступили, а то подумаешь, дырка в брюхе! Да для них пробоину в борту получить – все равно что тебе ее заштопать. Работа такая!
Они сели за огромный стол главного врача, налили крепчайшего чаю, и вскоре священник был вынужден признать, что события в Усть-Кудеяре происходят интереснейшие.
Вместе со смертью Парфена рухнула не только гигантская финансовая система, развалилась и строившаяся несколько лет структура единоличной власти. И первыми жертвами этого развала стали два парфеновских «инкассатора», по привычке или недомыслию пошедшие обирать свою обычную клиентуру.
Им не везло прямо с утра. Хозяин небольшого магазинчика на самой окраине Усть-Кудеяра решительно послал их на три советские буквы, а когда бойцы решили немного поучить вконец оборзевшего «быка», тот вытащил из-под прилавка обрез и всадил каждому по заряду крупной дроби в живот.
