А включенная радиоточка вроде как поддакивает: «… животноводы народ беспокойный, всегда о чем-нибудь голова болит: племенных первотелок надо пестовать, раздаивать коров, приучать их к аппаратам машинного доения…»
Своей искренней тирадой дядька, конечно, подставился. Только раскручивать я его не собираюсь. Мне главное выяснить, куда и зачем он клонит.
– Извините, не специалист в ракетно-ядерных делах, товарищ полковник…
Я и в самом деле не ракетчик-ядерщик, а филолог. Таким стал на восточном факультете ЛГУ. Семитские языки - арабский, вроде бы никому не нужный иврит - пожалуйста, читаю, пишу, общаюсь. Священные писания - Коран и Тора в подлиннике - это мне доступно, как другим газета «Правда». Способен с криками «ах» восторгаться литературными жемчужинами «Аль-Муаллакат» и «Лейлой с Маджнуном». Конечно, до совершенства мне далеко, но для нынешней работенки вполне сойдет.
Когда поступал на факультет, конкурс был тридцать голов на место; девочки и природные семиты, естественно, отсеивались. Фима Гольденберг, который даже аккадскую клинопись разбирал и мог лопотать на трижды мертвом арамейской языке, не проскочил, в отличие от меня. А потом меня на соответствующую службу призвал Большой Дом. Сионисты, иудаисты, чересчур ретивые исламисты - вот каков профиль моей работы в Пятом Главном Управлении. По большому счету, тошнючие дела. Несерьезный, убогий противник.
Я, между прочим, еще в заочной аспирантуре околачиваюсь, где под руководством профессора Данишевского кропаю диссертацию о поэзии Ибн Зайдуна. Этот сочинитель был еще тот гусь в своем занюханном одиннадцатом веке, большой интриган и хитрюга, чем смахивал на людей из нашей «конторы». Зато, в отличие от наших товарищей Ибн Зайдун беспроблемно производил поэмы о своей любви к шикарной дамочке - дочери кордовского халифа аль-Валладе, тоже поэтессе. Особенно запоминается «Нуния», где всем стихам положен конец одной и той же замечательной буковкой «нун».
Давно бы завязал с аспирантурой, но «контора» хочет, чтобы я попас Данишевского. Вернее, остальных его аспирантов. Особенно тех, кто несмотря на заведомую неприязнь ВАКа, пристрастился к философской лирике бен-Гебироля или Ибн аль-Араби. Ведь такие клиенты явно залезли в болото мистики, которая чужда советскому виду разумности. А уж те, кто страдает интересом к Иегуде Галеви или, например, к Аггадам - тот уж точно сионист, если даже замаскировался под архирусской фамилией Кузькин. И дружки у него должны быть в ту же масть.
Кстати, лично я никакой тяги ко всяким «оккультизьмам» не испытываю и обхожу разные там «шмистики» стороной. Поскольку считаю, что если будешь изучать тот свет, станешь плохо жить на этом. И куда больше всяких философских виршей уважаю рифмы бродяг-бедуинов, что нахваливают себя, своего верблюда и свою бабу, которая почему-то у них обязательно похожа на какое-нибудь фруктовое дерево.
– …Вот если арабско-андалузскую поэзию обсудить, товарищ полковник, тут я шибко грамотный.
– А я, как ни странно, в поэзии - чайник…- Полковник сам, казалось, удивился, но затем продолжил свою тему. - Не знаю, как у вас там в Пятерке считается, но на мой взгляд, к советскому человеку, если он чего-то стоит, нужно подход искать.
– Да как стоящих-то найти? Ведь на роже знак качества не проштампован.
– Искать, как Лаврентий Павлович. Лучше лишних взять, чем недобрать. Вон и трутни в пчелином семействе тоже на что-то годятся - самочек оплодотворять. Не только физики-химики, но и какие-нибудь филологи могут понадобится, вроде тебя, и философы, которые пока что самовыражаются через задницу, и даже спекулянты-валютчики. У них тоже голова варит, их вполне к какому-нибудь счетному делу можно приставить… Эх, боюсь, вы там в своей Пятерке не всегда бережно к мозгам относитесь.
– Конечно, круглые мозги катаем, квадратные таскаем. - не удержался я от выпада. - Известно, мне, товарищ полковник, что вы у себя в ПГУ несколько свысока к Пятерке относитесь.
– Брось. Вот ты, капитан Фролов, умный и образованный, а там ведь трудишься… Ладно, с началом разобрались, теперь перейдем к концу. Исследовательские учреждения, которые я курирую, во всяких направлениях работают, подчас самых неожиданных. Прямо, оторопь порой берет. Короче, одной группе позарез потребовалось именно то, что вы отнимаете у своих подопечных. Литература по мистике. То есть, понимаешь, не всякие там байки, от которых дети пукают со страха, а мистические учения в изложениях самих создателей, продолжателей и дружественно настроенных комментаторов. Это я тебе передаю слова одного умного человека.
Отбарабанив чужие слова, полковник удовлетворенно откинулся на спинку стула, который натужно скрипнул.
– Но это же имеется не только у нас. И ваш «умный человек» с таким фактом должен быть знаком. Большие собрания в Ленинке, в ленинградской Публичке закрытый каталог Антокольского…
– Все так. Но там только дореволюционная рухлядь. А ведь книги и рукописи по мистике появлялись и после семнадцатого года, как за бугром, так и в самиздате. Особенно по некоторым ее течениям, так сказать, живущим, где сих пор мысль кипит.
– Понятно, каббалистика, суфизм, санкхья-йога, махаянский буддизм, теософы-антропософы всякие, рерихнутые… А где мысль кипит, там и Пятерка…
Я снова вспомнил Фиму Гольденберга, сдававшего вместе со мной экзамены на восточный факультет. Вот человек, который даже в восемнадцать лет свободно читал и кое-что понимал в каббалистических опусах «Зоар» и «Эц Хаим». Как-то мы с ним давно не встречались. А ведь если встретимся, так струхнет он…
– Недели вам хватит, Фролов? Учтите, к основным текстам надо чиркнуть разъяснительные писульки, особо древние мудреные темные сочинения, пожалуй, стоит и отбросить. В общем, чтоб было все и козлу понятно.
Несмотря на свое бережное и внимательное отношение к мозгам полковник Сайко приказ отдал-таки солдафонский.
Я вернулся в свой кабинет от этого гуманиста-бериевца и крепко призадумался. Что ему все-таки от меня требуется? Для начала надо выложить конфискованные материалы из сейфа на стол - все то, что еще не отправилось в архив или топку. Вскоре столешницу устелил толстый бумажным слой, «расползлись» тусклые неряшливые буковки, пропечатанные на раздолбанных машинках или переснятые на ксероксах, где было под завязку дефицитного порошка Cannon.
Попробуем сузить задачу. Восточные учения лучше не рассматривать, ввиду недоступности мне санскрита, китайского и прочих тарабарских языков. Также отбросить визионерство, прорицательство, стигматизм, спиритизм, экстрасенсорику, йогу, колдовство, то, что можно назвать практической, бытовой, иррациональной, антиинтеллектуальной мистикой или попросту магией.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
