— У вас вечеринка? — спрашиваю я.
— Сегодня у меня благотворительный прием с послеобеденным чаепитием, — отвечает она.
Я киваю, и пытаюсь придумать, что сказать, осознавая, что глаза этой бедной женщины полны слез.
— Вы хотите поговорить об этом? — осторожно спрашиваю я.
Она качает головой.
— Не особо, — слезы льются из ее ярко-зеленых глаз.
Как бы мне ни хотелось уйти, я принимаю решение просто сидеть с ней, пока не придет ее сын.
— Вы живете здесь одна?
Она кивает.
— Мой муж умер от сердечного приступа.
— Боже мой. Мне очень жаль. Когда?
Она глубоко вздыхает и смотрит на меня.
— Десять лет назад. Ты, наверное, подумала, что я скажу, что это произошло на прошлой неделе.
Я качаю головой.
— У горя нет сроков.
Она кивает и с благодарностью улыбается.
— Мы так ждали возможности насладиться нашими золотыми годами, но потом… — она достает носовой платок и промокает глаза. — Я знаю, что этот дом слишком большой, но я не могу его продать. Это наш дом, и не могу представить, чтобы кто-нибудь еще жил здесь, — еще больше слез скатывается по ее щекам. — Мне очень жаль, Эмерсон. Ты просто доставляешь кексы, а тебе приходиться выслушивать меня.
— Все в порядке, — успокаиваю ее.
— Бывают дни, когда я в порядке, и боль не такая сильная, — она сморкается в платок. — Но в другие дни, как сегодня, просто невыносимо.
— Я сожалею о вашей потере, миссис Холланд.
— Пожалуйста, зови меня Сара, — говорит она, пожимая плечами. — Десять лет, — она качает головой. — Я не могу поверить, что прошло целое десятилетие, и я все еще скорблю, как будто это было вчера. Я думаю, что после некоторых потерь невозможно восстановиться. Неважно, что ты делаешь или как сильно пытаешься двигаться дальше, боль слишком сильная, и твой разум не позволяет сердцу исцелиться, — она смотрит на меня затуманенными глазами, и я хочу, чтобы было что-то, что я могу сказать или сделать. — Я потеряла любовь всей моей жизни, и я не знаю, как держаться в определенные дни.
Я жую внутреннюю часть щеки, размышляя, могу ли я сделать что-то полезное, поэтому тихо говорю:
— Я думаю, вам просто нужно плыть по воде, надеясь, что с каждым днем станет легче оставаться на плаву.
Ее взгляд смягчается.
— Мой сын, Джош, когда-то дал мне то, что помогло мне остаться на плаву. Он тяжело перенес смерть отца и всегда много беспокоился о моем благополучии, — она поворачивает голову к открытым французским дверям. — Я могу показать тебе?
Я киваю.
— Конечно.
— Мам, — раздается мужской голос.
— О, а вот и Джош, — говорит она, снова вытирая глаза.
— Я действительно должна идти, — говорю, глядя на свои часы. — Сара, надеюсь, скоро вам станет лучше.
Она кивает, когда мы встаем.
— Большое спасибо, Эмерсон. Было очень мило с твоей стороны остаться и выслушать меня.
Сара ведет меня обратно на кухню. Когда мы заходим, мужчина со стуком бросает сложенную газету на кухонный стол, что заставляет меня остановиться. У меня пересыхает во рту, когда он поворачивается к нам. Не в состоянии двигаться и ясно мыслить, я нагло разглядываю незнакомца.
Он высокий, может быть, шесть футов и два или три дюйма (187-190 см), с широкими плечами и сильным натренированным телом. У него русые волосы, стянутые в короткий хвост, и легкая щетина на красивом лице. Все, о чем я могу думать, это что он слишком красив, чтобы быть реальным.
— Дорогой, — с теплотой спрашивает Сара. — Как ты?
Он размахивает перед собой связкой ключей.
— Мама, дверь была не закрыта.
Она поворачивается ко мне.
— Это мой сын, Джош. Он немного помешан на домашней безопасности.
Джош закатывает глаза, и на его лице появляется потрясающая улыбка, но потом он странно смотрит на меня, как будто смущен моей внешностью.
— Я как раз рассказывала Эмерсон, какой ты хороший сын и как заботишься о своей любимой маме.
Он улыбается и смотрит на меня, протягивая руку.
— Рад знакомству, Эмерсон.
Я делаю неуверенный шаг вперед и пожимаю ему руку.
— Приятно познакомиться, Джош, — я горжусь тем, что мой голос звучит нормально и ровно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Когда он отпускает мою руку, я понимаю, что он держал ее слишком долго, или, скорее всего это я держалась за него. В любом случае, это было странно, и мои щеки горят. Мне показалось, что, возможно, на моем лице немного муки или пищевого красителя, поэтому он с интересом смотрел на меня.
— Эмерсон привезла кексы для моего послеобеденного чая, и была очень любезна, чтобы остаться и составить мне компанию, — говорит Сара. — Боюсь, она приехала, когда у меня была вечеринка жалости.
— Ну, надеюсь, еще осталось немного кексов, — говорит Джош. — Я голоден.
— Держи свои жадные руки подальше от них, — говорит она легким, но непреклонным тоном. — Они для моих гостей.
Она поворачивается ко мне и спрашивает:
— Тебе нравится искусство, Эмерсон?
Из всех вопросов в мире, она спросила именно о том, что вызывает неудобство.
— Я… хм… ну, когда-то я этим занималась.
— Мой Джош проводит занятия по арт-терапии (прим: направление в психотерапии и психологической коррекции, основанное на применении для терапии искусства и творчества) в среду и четверг по вечерам в галерее, которая находится на той же улице, где и твоя работа. Ты должна знать.
Я вздрагиваю и очень надеюсь, что это не слишком очевидно.
— Ох, ничего себе, — говорю я неловко. — Это звучит… замечательно.
— Он удивительный художник, — продолжает она. — Он получал награды и выставлял свои работы в некоторых крупных галереях по всей стране.
— Поздравляю, — говорю Джошу, который пожимает плечами, но дарит мне еще одну из своих мегаваттных улыбок. Он великолепный, работающий художник, который заботится о своей скорбящей матери. Мне нужно отойти подальше, пока мои и без того неуместные мысли не причинили ему реального вреда.
— Заходи как-нибудь в галерею. В среду и четверг в семь вечера, — говорит он, пронзая меня взглядом. — Мои занятия спокойные и приятные, и мне нравится думать, что мои ученики наслаждаются ими.
— Ладно. Конечно. Удачи, — говорю я, прежде чем повернуться к его матери. — До свидания, миссис Холланд. То есть Сара.
— Еще раз спасибо за беседу, Эмерсон, — отвечает она с теплой улыбкой, и выглядит намного спокойнее.
Мое сердце пропускает удар, когда Джош переводит взгляд на меня.
— Было очень приятно познакомиться, — говорит он. — Я провожу тебя.
Когда мы подходим к входной двери, я с болью осознаю, что он позади меня. Кажется, одна из моих ног длиннее другой. Как настоящий джентльмен, Джош проходит вперед и открывает дверь.
— Эй, Эмерсон, — говорит он, а я все еще стою на месте из-за его изумрудного взгляда. — Спасибо.
— За что?
— За то, что ты была здесь ради мамы, когда было необязательно.
— Это не проблема, — с улыбкой я помахала рукой, перед тем как уйти.
На слегка заросшей дорожке, ведущей к главным воротам, я замечаю небольшой и идеально ровный камешек, который выглядит совершенно неуместным. Нерешительно я наклоняюсь, поднимаю его и пробегаюсь по нему большим пальцем. Практически сразу на меня нахлынули детские воспоминания, которые я до сих пор успешно блокировала. Я перехожу на легкий бег, и попадаю в приятный пустынный парк, где падаю на качели. Независимо от того, как сильно я пытаюсь забыть прошлое, воспоминания приходят слишком быстро и ясно. Закрыв глаза и сжимая цепи на качелях, я сдаюсь, когда защитная стена ломается, и ко мне возвращаются воспоминания о моих первых восемнадцати годах жизни.
Глава 2
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Прошлое.
10 лет.
Несмотря на то, что мне было всего десять лет, никто не думал где я и что делаю, до тех пор, пока я помогала готовить ужин. Мы жили на окраине провинции, но я не часто бывала дома, в основном, чтобы избежать моего сводного брата Трента. Несмотря на то, что мы вместе учились, я пыталась держаться от него подальше и в школе. Мой отчим всегда был в пабе, поэтому я не видела его. А моя мать или игнорировала меня, или рассказывала о том, что я разрушила ее жизнь и, без сомнения, разрушу и свою.
