городов Сибири», публикуете статьи в экономических журналах, пишете стихи… Как вас на всё хватает?
– Вы знаете, мне часто говорят, что у меня элегантный возраст (мне 62 года), что мне надо себя беречь. Я не могу. У меня другой характер. Я холерик. Я энергичней всех наших молодых людей, вместе взятых. Я наверх по лестнице бегом поднимаюсь и вниз по лестнице сбегаю. Люди заряжаются от меня этой энергией и подражают мне.
– Вы никогда не устаёте?
– Иногда я так устаю, что уже ничего не соображаю. Тогда я захожу в комнату отдыха и ставлю кассету с музыкой Свиридова, и через 15 минут силы восстанавливаются.
И ещё люблю песни Евгения Мартынова. Их просто не любить нельзя.
– И всё так просто?
– Вы знаете, я рос не в тепличных условиях, а это обязывает бороться за жизнь. Я был сыном «врага народа». Я стал им, ещё не родившись, потому что отца арестовали, когда я был в утробе матери. На пятом месяце беременности мать была.
– Когда вы родились?
– 24 декабря 1938 года.
– Лихое время…
– Я был седьмым ребенком в семье. Мать у меня верила в Бога. У неё были иконы, было Евангелие, она его читала и этим успокаивала душу. Все-таки остаться с семерыми детьми без мужа – вы понимаете, что это такое…
– Конечно.
– Было очень горько. Мы жили на подножном корму. В шесть лет я самостоятельно ходил в лес и приносил корзинку ягод или грибов. Рос, как затравленный волчонок. Одни меня дразнили сыном богомолки, другие – что я сын врага народа… Долго я терпел, потом у меня появилось чувство первого удара, и всё прекратилось.
После школы я сел на крышу вагона и поехал в Ишим, в ближайший город, поступать в училище, учиться на электромонтёра. Поехал без копейки денег.
– Почему именно на электромонтёра?
– Так судьба распорядилась. Когда я учился в школе, к нам приехала бригада электрифицировать деревню. Бригадиром был Иван Ткачёв. Он был, помню, весь исколотый, где-то, наверное, в ГУЛАГе срок отбывал.
И вот возле каждого дома набили колышки, и каждый должен был выкопать ямку для столба. Соседи повытаскивали несколько кубов земли, а я замерил диаметр столба и выкопал ямку чуть пошире. Ткачёв подошел и спрашивает: «Как ты догадался?» Я в ответ: «А чтобы лишнюю землю не кидать». Он меня похлопал по плечу и говорит: «Быть тебе, парень, электриком». И мне это запало в душу. Он мне как бы внушил. И так, по его словам, и вышло.
После училища я окончил техникум, получил диплом техника-электрика и потом в Тюмени закончил индустриальный институт и получил уже диплом инженера-электрика.
– А как сложилась судьба братьев и сестёр?
– Старший брат, Алексей, работал председателем колхоза, Андрей погиб в войну, сестра Анна уехала жить в Иркутскую область, Иван остался после армии в Донбассе, двое у нас умерли в детстве от голода.
– Отца вы так и не видели?
– Не видел. Отца, Григория Петровича Егорова, я нашёл только в списке репрессированных. Мы ведь здешние. Я родился в Омутинском районе Тюменской области. Знал, что отец был реабилитирован в 60-е годы. А три года назад местная газета опубликовала в алфавитном порядке список расстрелянных, и в этом списке я нашел отца. Он был приговорен к расстрелу через три недели после ареста…
– Наверно, в вашем воспитании исключительную роль сыграла мама?
– Да, мама, Евдокия Лаврентьевна, как-то очень мягко и мудро сформировала меня. Она внушала мне: «Читай Евангелие» – и говорила: «Делай, Коля, людям добро, и они станут добрее». И вот всю свою жизнь я следую этому наказу. Иногда, правда, когда делаю добро тому, кто не заслужил, получаю назад зло.
Мать мне привила трудолюбие, я много брал трудом, привила честность и ответственность. Она меня учила: «Ты, Коля, лучше помолчи. А если сказал слово, то должен сделать». И это у меня осталось на всю жизнь. И все, кто со мной работал, знают, что тяжело с меня слово взять, но если я его дал, то, хоть камни с неба, я сдержу его. И люди мне верят. Я позову, они пойдут.
Мать умерла в 1973 году, а я до сих пор помню каждое её слово. Та нравственная основа, которую она заложила, не позволяла мне ни шага сделать против совести. Может, поэтому я не совершал так много ошибок, как другие.
– Значит, в каком году, Николай Григорьевич, вы поступили в училище в Ишиме?
– В 1956 году. Пока учился, разгружал вагоны: из Ташкента – с яблоками, в Ташкент – с картошкой, чтобы подзаработать денег и стать самостоятельным. Потом три месяца поработал электромонтёром, и меня взяли в армию.
– Где вы служили?
– Я служил в артиллерийской части в Сибирском военном округе, в городе Юрга. Он расположен как бы в Бермудском треугольнике, между городами Новосибирском, Томском и Кемеровом. Я был артиллерийским разведчиком.
– А что это такое?
– Для того чтобы пушка за 20 километров попадала в щит размером три на три метра, впереди должны быть разведчики. Они засекают вспышку от разрыва снаряда и координаты передают на командный пункт, там определяют траекторию полета и корректируют прицел. При грамотной стрельбе уже пятый снаряд ложится точно в цель за двадцать километров.
– Что было после армии?
– После армии я поступил электромонтёром в энергоучасток Тюменского отделения Свердловской железной дороги. И по сути, это была моя заводская проходная. Два года я там проработал, потом меня взяли на работу в райком партии.
– Вы стали членом КПСС?
– Да. Я вступил в партию в 1962 году.
– После того, что сделали с отцом?
– Я зла не держу. Мать говорила: «Зачем ты туда идёшь?» Я отвечал, что хочу что-то изменить. «Как, – говорила она, – ты былинка в поле».
А я не хочу быть былинкой. Я хочу быть равным среди равных. Кто-то только думает, а я уже просчитал на пять шагов вперёд. У меня программно-целевой подход не только к работе, но и к жизни.
Мне информация пришла, я не суечусь. Я отметку сделал, и всё. Второй раз пришла – я задумался. В третий раз пришла – бросаю всё, начинаю анализировать, то есть принцип артиллерийского разведчика я использую и в гражданской жизни.
– Словом, бац, бац – и в точку.
– Да, так, кажется, говорил Яшка-артиллерист из кинофильма «Свадьба в Малиновке».
– Как партийная карьера складывалась, Николай Григорьевич?
– Меня избрали первым секретарём райкома комсомола. Я
