17.07. Погода безобразнейшая. Целый день льет дождь. Но я рада, что выбралась на улицу. Иначе все 24 часа ушли бы коту под хвост. И не только выбралась, а успела многое сделать. На душе осталось удовлетворение, воодушевление, жажда творчества и, главное уверенность, что все сумею и смогу. Все утро путешествовала по карте, а потом 5 часов по городу. Для меня «неходока», это почти геройство с учетом, что над головой тучи безобразные, типичный ленинградский ветер и дождь, дождь без конца.
18.07. Практика волнует. Сознание, что никому не нужна, не дает стимула к работе. Не правы те, кто говорят, что можно работать на себя. Нельзя! Только для кого-то, во имя чего-то, осознавая свою нужность…
Вокруг художника и в нем самом не может не быть противоречий. Иначе он не истинный талант.
Очень много для развития таланта, воспитания таланта дает среда – пример тому увлеченность семьи Николая Бенуа.
Мне всегда не хватало настоящей увлеченности, сознания, что я это делаю потому, что не могу не делать.
19.07. С утра рисовала. Получается плохо, руки не слушаются – давно в руках не держала карандаш. Но я добьюсь!
Читала стихи, много прекрасных, дивных стихов. Н. Матвеева, И. Уткин, Е. Евтушенко.
21.07. Вот я сейчас сижу, вроде бы занимаюсь делом – читаю. А изнутри гложет, гложет, гложет. Бездействую, злюсь и продолжаю – читать. Кто увидит все эти списки, назовет меня ненормальной. Так кидаться из стороны в сторону! Но у меня появилась жадность, желание все схватить, поймать, наверстать. У полок с книгами дрожу, хватаю все подряд. Нужно пока есть время ухватить все. Потом, при повторении, отчужденном «переваривании» придет систематизация и полное понимание.
29.07. Чит. зал публички. Д. Осборн «Оглянись во гневе». Я очень хочу поиметь ее. Нора Галь «Слово живое и мертвое» об опыте перевода. Появилась новая мания: переводить. Жуткое желание перевести Сарояна. Главное, чтобы это желание продержалось и исполнилось. Поддерживать себя в состоянии напряжения, творчества. Уроки Элеоноры Яковлевны Гальпериной (Нора Галь – переводчик английской и французской литературы на русский язык, литературный критик и редактор, 1912–1991).
PPS. Комментарий.
Дневники, освещающие жизнь театра до 2008 года, хранились в компьютере под именем Дневничок. Дальше: Свалка 2008, Свалка 2009, 2010, 2011.
Думаю, это связано с тем, что в Дневничке (набрано именно так – курсивом) практически только театр – главное дело всей жизни, нежно и бескорыстно любимое. Дальше в тексте стали появляться мысли и рассуждения, вроде не имеющие прямого отношения к театру, но без которых невозможно правильно воспринимать и оценивать все, что происходило с театром и в жизни «вокруг него».
Редакторские примечания приведены в скобках, курсивом.
Дневничок
2001–2005
…Драма об истории человечества – у Гете. У Любимова – драма о нашей истории. Какое мгновение может остановить Фауста? Последнее. Не пойму, так задумано или получилось случайно, но Фауст старый в исполнении А. Трофимова, благородно седой, с рокочущим голосом, интереснее и личностнее, чем молодой Фауст. Этот незначителен и даже любит без страсти, формально. Не о нем речь, а о Маргарите, действительно, небесном создании, юная девочка с хорошим голосом. Одна из самых трогательных сцен – в тюрьме, когда она сокрушается о смерти ребенка и покорно никого не винит…
Сезон 2001–2002
ТВ. Показали телеспектакль А. Эфроса «Дневник Печорина» («Княжна Мери», Гостелерадио СССР, 1975). Оказалось, что устаревает. Зато «Осенний марафон» (фильм режиссера Г. Данелия по сценарию А. Володина, студия «Мосфильм», 1980) с новой силой поражает в самое сердце. Классика не всегда актуальна, у нее тоже есть периоды пиков.
* * *
Критика встретила сезон ударным трудом: Некто А. Красовский («Независимая газета») написал хамский прогноз сезона (по принципу: я не видел, но скажу, потому что точно предполагаю). Некто К. Антонова, ученица И. Соловьевой («Театральная жизнь»), подготовила хамские портреты московских театров. Е. Ямпольская «уничтожила» Яшина в «Новых Известиях».
Его спектакль «Ночь игуаны» (по пьесе Т. Уильямса) в Вахтанговском и, правда, очень плохой. Но что это за аргумент критика? Надоели, мол, мне эти гомосексуалисты в искусстве: один пишет пьесы (надо понимать, не лучшие), другой их переводит, а третий – ставит. В общем, Яшин один принял удар. Жаль, что никто из (несогласных со статьей) моих коллег, не использовал мой аргумент (я даже пыталась его всучить). Если судить об искусстве по этому принципу («Голубые, вон!»), сколько же придется перетрясти в истории театра, скольких выкинуть…
Так ведь можно и по другим отклонениям от нормы почистить театр, а потом докатиться и до евреев. Есть «голубые» и «голубые» в искусстве. Это очень интересная тема. Есть эстеты, чей взгляд на мир в результате внутренних переживаний меняется и расширяется. Волновало ли кого-то из нас, что Висконти был гомосексуалистом? «Смерть в Венеции» – гениальное кино: драма, трагедия, саморазоблачение, развенчание и исповедь.
В конце сезона она же (Ямпольская) позволила себе выпад против А. Васильева. Стоит только начать. В конце концов, талант – это и есть отклонение от нормы. И право на частную жизнь.
А. Смелянский в «Известиях» опубликовал главы воспоминаний. Еще башмаков не износил после смерти Ефремова, а уже рассказывает «полную правду», которая заключается в том, чтобы донести до публики: он пил и гулял, и ругался матом. «Он мал и мерзок, но не так, как мы». Хотелось бы, чтобы кто-нибудь из актеров, его друзей, или актрис, его любовниц, наконец, взял бы, да и ответил. Нет ответа. Неужели боятся?
* * *
«Кабала святош» М. Булгакова, реж. А. Шапиро, МХАТ (Табаковский).
В общем, провал, ибо даже купленные и прирученные критики не сумели вдохновиться и написать, что это победа. Можно, прочитав всех и поделив на 25, понять, что же это было на самом деле.
* * *
По ТВ «Вишневый сад» А. Чехова, реж. Л. Хейфец (1976). До сих пор интересно.
Дуняша (Н. Гундарева) в 1–3 актах – барышня, в последнем – крестьянка в грубом платке. Роль – ответ на совет Лопахина в 1-м акте «знать свое место».
Раневская (Р. Нифонтова) весь спектакль очень сдержанна, мужественна и даже немного холодна. Решена как идеальная женщина, наше неконкретное воспоминание о женщинах Серебряного века. В финале становится ясно, что и это признак породы. Она сдерживалась, потому что этого требовало воспитание. И позволила себе заплакать, только оставшись наедине с братом, Гаевым (И. Смоктуновским). И этот плач был так пронзителен.
Петя (Э. Марцевич) – не болтун, не революционер, а искатель свободы. Его воспринимаешь, как тех, кто работал истопниками в 1970-х. Когда он говорит «Дойду или другим путь укажу» – это не словоблудие, а просто-таки диссидентство.
Когда Аня обнимает мать и обещает «насадить новый сад» – это тоже не голословное утверждение, а надежда на то, что приличным людям когда-нибудь повезет. Раневской: «У тебя осталась жизнь и душа» – это то же самое гордое утешение непонятого на родине человека. Аня даже рада, что все кончилось, что пришла определенность – и стало легко. Она здесь похожа на Соню из «Дяди Вани».
Все фокусы Шарлотты (Н. Вилькина) многозначительны и поданы так, что становятся комментариями к продаже сада. Вот продает плед в хорошем состоянии – как сад, перекличка взглядами с Раневской. Бросает на пол куль с ребеночком – вот так же выкинули на улицу обитателей усадьбы. Образ утраты и предательства.
Говорят, «Дачники» – самая чеховская пьеса Горького, ее часто играют по-чеховски. Но никогда не видела, а у Л. Хейфеца вдруг обратила внимание, что Чехова можно трактовать через Горького, через социологию. Старые люди, Раневская и Гаев, интеллигентные до мозга костей, но это не играется, а присутствует. Они лишены изначально как снобизма, так и пошлости. Победа Лопахина здесь как пришествие Хама, которое, правда, в лице Ю. Каюрова вроде бы не так страшно. Его монолог про покупку – самоутверждение, гордость за себя: отец был мужиком, а я купил. И любви к Раневской нет, есть атавизм раба, который не может не любить хозяйку. Однако любопытен в связи с этим его финальный диалог с Петей: у тебя отец – мужик, у меня – аптекарь, но из этого ничего не следует. Главное – надо самому быть человеком.
У Е. Буренкова, на редкость, роль Пищика оказалась РОЛЬЮ! Он играет так, будто уже прошел историю с продажей вишневого сада. Его «Ничего!» так многозначительно и глубоко. Он утешает тех, кто еще не знает, что это не смертельно. У него дрожат руки и голос, и в каждом движении и слове – достоинство.
