class="p">– Ну, Уалий! Ну, кто у тебя там? – кричала Мира мне вдогонку.
Но я твёрдо решил, что рассказывать об Эрудите сестре нельзя. Она запросто могла проболтаться родителям.
Надев куртку, я вышел на улицу. Отец стоял возле запряженной лошадьми повозки и руководил грузчиками, которые заносили в дом старинный обеденный стол. Крупными хлопьями падал снег. Повсюду были сугробы, и только проезжая часть улицы оставалась не заметенной.
– Уалий, пойди сюда, – позвал отец. – Вот тебе письмо, отнеси его поскорее на почту. Это каменное здание со шпилем. Мы проезжали его по дороге. Не заблудишься? А на что тебе эта тыква? Оставь ее.
Я в нерешительности обернулся. Вернуться и оставить тыкву в доме? Но там я непременно снова натолкнулся бы на Миру. Что было делать? Я огляделся. Повсюду лежал снег, и потому повозка показалась единственным подходящим местом. Положив в нее тыкву, я помчался на почту. Там у меня случился странный разговор с одной древней старухой. Но об этом позже.
Когда, вернувшись, я очутился во дворе дома, сердце мое замерло! Повозки перед крыльцом уже не было! Повозка уехала!
– Куда она уехала? – крикнул я, как ненормальный, появившемуся в это время на крыльце грузчику.
– Кто?
– Повозка!
– Туда, – он махнул рукой в сторону реки.
Я обернулся. В конце улицы я увидел повозку. Она катила к реке. Ни секунды не раздумывая, я со всех ног бросился за ней. Бежать по рыхлому снегу было очень тяжело. Я начинал задыхаться. Поминутно приходилось стирать с лица шерстяной рукавицей крупные хлопья снега. Пару раз я спотыкался и падал. Но тут же поднимался и продолжал бежать. Я догонял повозку, с каждым мигом она становилась все ближе. Теперь я уже хорошо мог видеть тыкву. Всякий раз, когда повозка попадала колесом на снежный бугор, тыква подскакивала и вот-вот готова была свалиться на землю. До повозки оставалось каких-нибудь несколько шагов, когда я почувствовал, что силы оставляют меня. Дышать становилось всё тяжелее, а ноги сделались ватными и не слушались.
– Постойте, – закричал я извозчику, но ветер заглушил мой голос и унёс совсем в другую сторону.
Повозка снова начала от меня отдаляться. Я был в отчаянии. Но тут, въезжая на мост, повозка в очередной раз наскочила на снежный бугор, и тыква, высоко подпрыгнув, упала с повозки на снег, и покатилась прямо под ноги двум стоявшим на мосту мальчишкам. Я остановился. Согнувшись и упершись руками в колени, я некоторое время стоял так, жадно глотая ртом холодный воздух. В это время один из мальчишек поднял тыкву с земли и принялся её рассматривать.
– Она моя, – сказал я, распрямившись и подойдя к нему.
И протянул руку, чтобы забрать тыкву.
Но мальчуган даже и не думал возвращать находку.
– А откуда мне знать, что она твоя, – ответил он – Она упала с повозки, а я её подобрал. Значит, она моя.
– Эту тыкву я нашел на чердаке своего дома. Она моя и ничья больше, – решительно сказал я.
– Была твоя, стала моя, – усмехнулся мальчуган. – Не нужно было терять.
– Отдай, – сказал я, подходя еще ближе к наглецу.
Но тот не испугался, и не попятился назад. Он был выше меня, и взгляд у него был смелый.
– Отдай ему, – вдруг обратился к наглецу второй мальчуган, державший за плечами корзину с продуктами. – За-за-зачем тебе тыква?
– Не отдам, – ответил первый. – Пусть попробует забрать, если хочет.
При этих словах он дерзко и прямо поглядел мне в глаза. Это был вызов. И я так просто оставить этого не мог. Я ухватился обеими руками за тыкву и рванул её на себя. Наглец не ожидал этого. Но уже через мгновение опомнился и набросился на меня. Оба мы покатились по снегу, стараясь вырвать тыкву из рук друг друга. Во время борьбы наглец сильно заехал мне локтем по губе и разбил её. В ответ я ударил его головой по носу. Разозленный этим, он сильно двинул меня кулаком в бок, и, высвободив одну руку, ухватил меня за горло. Стараясь отбиться, я на мгновение забыл про тыкву, и та выскользнула и покатилась по снегу к краю моста. Мы оба замерли. А тыква подскочила напоследок и упала в реку. Быстрое течение тут же подхватило её и унесло прочь.
Не помню, как вернулся домой. Кажется, у меня ныло в боку, и щипала разбитая губа. Но я почти не замечал этого. Другое мучило меня. Я потерял Эрудита. И сам был виноват. Не следовало оставлять тыкву на повозке. Как можно быть таким беспечным?
Стараясь не попадаться никому на глаза, я пробрался в свою комнату и сел на кровать. Пока меня не было, в комнату уже успели принести письменный стол, стулья и коробки с одеждой, книгами и другими вещами. Но ничто из этого не радовало меня. Так неподвижно сидел я, бессмысленно глядя в окно. На улице начинало смеркаться.
Как вдруг … Из-за стены донесся заливистый смех Миры. А вслед за этим послышался и знакомый металлический голос. Не веря своим ушам, я бросился в соседнюю комнату. Я отворил дверь и замер. Посреди комнаты сидела на стуле, громко смеясь, моя сестра Мира. И на коленях она держала Эрудита, который с важным видом рассказывал ей что-то. Увидев меня, Эрудит прервался и произнес:
– Я тут рассказываю вашей сестре про говорящих птиц! Не хотите послушать?
А Мира при виде меня поспешно зажмурила глаза и заткнула руками уши, как делала всякий раз, когда думала, что её собираются ругать. Мне тут же все сделалось ясно. Пока я бегал на почту, Мира потихоньку достала Эрудита из тыквы и унесла в дом. А тыква осталась на повозке. На радостях я расцеловал сестру в обе щеки.
* * *
Итак, в тот день на почте мне повстречалась старуха. Кожа ее была сморщенной. Беззубая челюсть беспрестанно жевала. В руках старуха сжимала корявыми пальцами деревянную клюку, опираясь на нее, чтобы не упасть. Спина ее под тяжестью лет так страшно была сгорблена, что старуха, казалось, вот-вот переломиться пополам.
Мутными глазами старуха долго всматривалась в мое лицо и вдруг произнесла скрипучим слабым голосом.
– Я раньше не видела тебя здесь. Откуда ты, мальчик?
– Мы с родителями живем недалеко отсюда, – ответил я. – У кедрового моста.
– Уж не в доме ли с зеленой крышей? – спросила старуха.
Я кивнул.
Старуха переменилась в лице. Глаза ее выразили страх.
– У этого дома дурная слава, – хриплым голосом сказала она. И добавила шепотом. – Там исчезают люди.
С этими словами
