Бажовские места
Так, экскурсанты беззаботные, идемте дальше, прямо вниз по бывшей Второй загородной (ныне улице красного командира Фрунзе) к трамвайному парку, к бывшей Цыганской площади. Поглядим там мельком на выставку старых трамваев за кованым забором, и вперед-вперед по улочке купеческих особняков к Бажову. И нечего бояться нам банальных метафор, сегодняшняя улица красного командира Чапаева (бывшая Архиерейская) очень напоминает челюсть пожилого человека, отремонтированную несколькими дантистами разных возрастов. Особняки тут соседствуют с трухлявыми пятиэтажками советских времен и монолитными новоделами офисной эпохи.
Мы топаем уже по истинно бажовским местам. Genius loci здесь чувствуется, как нигде на Урале. Вот он, тот бревенчатый дом, вот забор и широкий сарай за высоким забором. Рядом – заросший травой да кустарником скверик и несколько замечательных деревянных идолов, вырубленных топором из ствола лиственницы. Пяток деревянных скульптур на темы сказов старого Урала создали местные умельцы в восьмидесятые годы прошлого века. Удивительный памятник Гению места получился. Лиственница, говорят, от дождей и вьюг только крепнет, в воде не гниёт, а каменеет, приобретая монолитные свойства, не случайно же именно из нее сделаны сваи, на которых стоит Венеция. Да и наша екатеринбургская плотина вон уже сколько столетий держится на подобных сваях.
Никаких сомнений, скоро на месте этого сквера построят Музейный центр с театральным залом и залами для конференций, с библиотекой и множеством естественных этому месту пространств: с кабинетами для детских кружков, галереями, книжными и сувенирными лавками. Город уже утвердил проект. На первый взгляд – обычный кубик из бетона, облицованный белым мрамором. Но если приглядеться, возникает безусловный, столь любимый нами архитектурный «ах», то есть, понятная и яркая идея. Дело в том, что угол здания над входной группой будто стёсан гигантским камнерезом, поэтому фасад напоминает каменную чашу, не до конца еще вырубленную из монолита. Надеюсь, лиственничным идолам найдется место где-то рядом. Представляете, как славно может это строительство у города получиться?
А в доме Бажова нам представлять ничего не понадобится. Шагнем через двойные двери с тяжелыми внутренними засовами, и сразу окажемся в пространстве столетней давности. Вот она, высокая конторка в коридоре у окна (Павел Петрович писал стоя), вот они, скрипучие половицы, вот горки подушек под кружевными накидками. Эх, надо было нам, для полноты впечатлений, в яловые сапоги обуться, а не в кроссовки. Бажов ходил тихими ночами по этим самым половицам, от конторки до двери и обратно, не месяцы, а многие годы. С позволения приветливых смотрителей и мы тут пошагаем-поскрипим пять минут по дощатому полу, авось, чего-нибудь более-менее внятное, интересное и ясное потом сочиним и напишем. А если и не выдумаем, то хотя бы призадумаемся.
Архиерейская-Чапаева
Вышагнув из полумрака уютного бажовского быта и размеренности скрипучих размышлений, надо бы немного осмотреться, прийти в себя, возвратиться, так сказать, из мемориального прошлого в реальное сегодня.
С высокого крыльца почему-то особенно заметна даже не по-воскресному полупустая улица Чапаева, а недостроенная телебашня – многолетний срам, возвышающийся посреди города с конца двадцатого века. Вот уж эта городская черта нам наверняка поможет сразу позабыть все глубинные мистически-мифологические впечатления, вынырнув в обычную реальность. Она заметна, символична, примечательна со всех точек зрения, она торчит тут у всех на глазах уже не первое десятилетие.
Долгострой – актуальнейшая черта в портрете города Бурга, черта глобальная, вечная. Здесь хорошо задумывают, сочиняют, начинают, проектируют, но скверно воплощают и реализуют грандиозные идеи. У меня скопилась целая коллекция таких вот идей, либо сделанных тяп-ляп и кое-как, либо не осуществленных вовсе. Кое о каких гениальных задумках, сгнивших в нашей почве прямо на корню, расскажу обязательно.
Много лет уже всем городом ждем, когда на основе недоделанной советской телебашни возведут, наконец, совершенно потрясающий «Глобальный маяк». Я бы назвал его маяком евразийским, но и «глобальный» – вполне подходящее имя. Один из немногих сухопутных маяков на планете в самом для него логичном месте. Где же ему расположиться, как не в центре Евразийского континента? А какая прекрасная туристическая мифология вокруг него сразу сложится! А как же он совершенен по пропорциям и функциональному наполнению: смотровая площадка, рестораны и ЗАГС в небесах, музеи, галереи, кофернц-холлы, офисы научных сообществ, магазины, филармонический концертный зал, небольшой парк на набережной Исети у подножия. Плюс к тому, (какая радость!) вертикальный луч прожектора в сторону звезд, прекрасно различимый из космоса. Ах, как славно будет, может быть, прогуляться однажды до маяка по Чапаева-Архиерейской в сторону Декабристов!
Где-то здесь, в округе, живет еще один местный гений, Алексей Рыжков. Мало того, что отличный книжный иллюстратор, так еще художник-график городских ландшафтов грандиозный, остроумный, яркий, точный. На всех его картинах (в пространстве вернисажа ли, на календарях, открытках или банковских картах) все дома ворочаются, не стоят спокойно. Они живые, знаете ли, хоть совсем недавно выстроенные или многовековые.
Архиерейская когда-то, в добажовские времена, была райончиком зажиточным, нарядным, модным. Здесь строилось не только множество двухэтажных полукаменных домов, но и затейливые кирпичные особняки, а также гениально спроектированные и замечательно отстроенные усадьбы в три этажа, которые иначе как купеческими дворцами и не называли. Тротуары здесь были чисты даже в самую скверную погоду, поскольку выкладывались широкими гранитными плитами.
Дворцовая архитектура далеко не всегда была выдержана в идеальной классической стилистике, чаще она расцветала махровой эклектикой, в угоду купеческим вкусам. Какая же разница, эклектичная классика или классицизм, главное – чтобы дорого, броско, богато, чтобы дворец на улице дворцов выглядел не хуже, чем резиденция епископа с большим архиерейским садом, и даже лучше, чем соседние дворцы. Некоторые из них сохранились по сей день, пережив период революционных преобразований, расселивший по завоеванным дворцам детские дома, пионерские коммуны, школы, приюты для беспризорников. Тогда-то горожане и придумали называть это место «Детский городок». Сегодня в одном из этих дворцовых ансамблей живет огромная Библиотека имени Герцена, а также милая детская библиотека, «малая Герценка», как ее называют в народе.
Царский мост
На тесном тротуаре узенького Царского моста остановимся. Дорогие мои «витязи на распутье», если направо по улице Декабристов пойдем, можем увидеть там крохотный парк Павлика Морозова, Оровайские казармы, скромный телецентр, площадь Обороны, аккуратную Метеогорку (бывшую Плешивую или Обсерваторскую) и гранитные верстовые столбы с металлическими орлами на вершинах, обозначающие начало Сибирского тракта, если же решим пойти налево, быстро дотопаем до парка Зеленая роща (Ново-Тихвинского женского монастыря) и до Московской горки, утыканной частоколом нарядных высоток.
Прежде чем двигаться дальше, давайте постоим, покрутим по округе головами.
С этой стороны, окруженный высокими ширмами новостроек, отлично виден первый на Урале армянский храм (церковь Святого Карапета), как и подобает, отделанный розовым туфом, специально привезенным из каменоломен Арарата. Рядом – старообрядческая церковь. По другую сторону моста строится классическая мечеть, виднеется авангардная синагога, далее – стройная свечка колокольни Большого Златоуста. Хоть эту-то идею город воплотил, расположив храмы всех конфессий вдоль набережной центра. Жаль, что саму набережную пока не выстроил, как положено. Ну, соорудит еще, наверное, время же есть.
В начале девятнадцатого века кортеж императора Александра Первого проехался по этому мосту всего-то один раз, с тех пор мост и называется царским. Уютный он, любимый городом (не Александр, конечно же, мост). Каменное основание в несколько массивных арок, чугунные перила, кованые фонари, полуразрушенная колоннада ограды какого-то незнакомого мне особняка или сада, замаскированная многими слоями бледной штукатурки и краски, кирпичные трубы Пиво-медоваренного завода мещанина Гребенькова, украшенные причудливыми коваными шарами-громоотводами – все это подлинные штрихи городской истории. Да, это самый что ни на есть настоящий старый Екатеринбург, опять черты к портрету.
Пивзавод Гребенькова поначалу развозил на подводах по городу сорок тысяч ведер пива и две тысячи ведер медовухи в год. Городу хватало. Народонаселения-то в нем в те времена было каких-то тридцать-сорок тысяч горожан, и далеко не все они могли позволить себе пиво – напиток элитарный, дорогой, изысканный. Простой екатеринбургский люд легко обходился дешевыми водками из казенных кабаков на Обжорной или Дровяной площади. А потом Гребеньков мгновенно перепрофилировал предприятие в Завод фруктовых вод, поскольку период распада Империи, как и всегда у нас бывает, ознаменовался жесткой борьбой с пьянством. Идеальная трезвость тогда почему-то опять не победила, Царская Россия громко рухнула, а завод газировок и соков жив-живехонек по сей день, пережив и многие другие антиалкогольные кампании разных времен и общественно-государственных систем. Сегодня он называется «Тонус».
