В хранилище данных было тускло и холодно, с пористыми ребрами жесткости, напоминавшими кальцинированные сухожилия. В секциях между ребрами стены были покрыты выгравированными словами доимперского языка. Туманный, неясный свет разливался у них под ногами.
Секреты, хранящиеся здесь, шептались о них, шипя как пар или жир на сковороде. Их шепот был не таким громким, как стрекотание бесконечных черепов в Процессе, но он был более настойчивым и гораздо более отвратительным. Мерзкий шепот окружал Этродая, пробираясь под броню, в его череп и в его мозг, рассказывая ему о вещах, которые он, даже он, не хотел знать.
Информация была помещена на пьедестал почти в центре хранилища. Она была оторвана от оплавленных синапсов израсходованного провидца, и хранилась тут в латентной мыслеформе, чтобы сохранить точность. Пылающая энграмма представляла собой ленту циркулирующего света в форме восьмерки вокруг рыхлого куска церебральной ткани, выращенной в форме куба, к которому она была прикреплена, чтобы на ней можно было сосредоточиться.
Этродай отошел назад, когда Он подошел к пьедесталу и снял перчатки. Хромированные рукавицы свисали с запястьев на ремешках Его наручей, когда Его длинные, с четырьмя суставами, пальцы скользнули в свет и начали мять ткань похотливыми прикосновениями. Кружащаяся лента света затормозилась и исчезла, а затем светящиеся полосы информации начали течь по Его длинным рукам, вдоль Его плеч в основание Его мозга. Он вздохнул и Его голова запрокинулась. Свет засиял у Него изо рта и оставил крошечное пятно на крыше хранилища.
Этродай ждал...
Длинные пальцы отдернулись, и энграмма устремилась на свою орбиту вокруг куска ткани. Он надел Свои перчатки.
— Тут нет ошибки,— сказал Он. — Я проверил это каждым известным мне способом, тестируя на внедрение и обман. Это не ложь. Это явная истина из имматериума. Это успокоило Этродая и Он, казалось, заметил выражение лица телохранителя.
— Не беспокойся. Хотя может показаться, что это большой удар по нам, я верю, что это так же великолепный момент триумфа для нас, и слабые людские божки сами принесут его нам.
— Тогда мое сердце ликует, Магистр, — сказал Этродай.
Уважительная тишина ждала их на внутренней палубе. Единственными звуками были резкое шипение воздушных нагнетателей и гармоничное монотонное мурлыкание массивных варп-двигателей, двадцатью палубами выше.
Внутренняя палуба была запасной посадочной площадкой, зарезервированной для личного использования Магистра. Она выступала как шельф над длинным, готическим склепом, площадью в пятнадцать гектаров, который формировал главную взлетную палубу для истребителей колоссального флагмана. Эскадрильи были закреплены в безопасных хранилищах на время перелета. Отдающееся эхом пространство внизу было пустым, за исключением рядов энергозаправщиков, электрических поездов для подвоза боеприпасов, и пусковых опор, открытых, как крабовые клешни. Желтые огни перемигивались вдоль взлетно-посадочных полос, вделанные в потертый пол.
Восемь существ стояло в центре пустой металлической платформы. Более точно, он запрашивал девять, ссылаясь на Него, девять было важным числом. Девятый, слишком опасный для непосредственного общения, был подвешен в нуль-поле снаружи корпуса корабля, на входе в главный отсек, подключенный телерадиопередачей к разговору на верхней платформе.
Этродай приказал Свите ждать у входного люка, и затем встал рядом с Ним, когда Он представлял Себя собравшимся фигурам. Покрытый кожей клинок Этродая к этому моменту был так голоден, что кровь капала у него с пальцев, и от этого болели руки. Но Этродай не будет перетягивать кожу на клинке, пока все не будет сделано.
— У меня для вас есть задание,— сказал Он. — Очень важное задание. Я поручаю его вам девяти. Они зашептались. Тройня плавно скользнула и обвилась вокруг друг друга своими липкими серыми телами.
Еще трое склонили головы. Двое, стоящие поодиночке, остались недвижимы. Непристойный скрежет цифровой брани протрещал по вокс-связи, от существа в нуль-поле снаружи.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Мученик. Однажды мученик, всегда мученик. Наши враги думают, что взяли верх над нами, поэтому мы злоупотребим этой идеей. Мы возьмем ее, их последний всплеск жизненных сил, и сделаем идею их последней. Один среди вас исполнит это деяние. Мне неважно кто. Вы разобьете их возрожденные надежды и бросите их в пыль. Эту истину я возлагаю на вас.
Они снова зашептались, клятва обещания.
— Посмотрите на меня,— сказал Он.
Они все стояли спиной к Нему, в ужасе от того, чтобы смотреть прямо на Него.
Один за другим и нерешительно, они повернулись. Тройня зашипела, увидя Его, и срыгнула куски последней пищи, пропитанные ядом, которые переваривала в горловых мешках. Другое трио повернулось, но только их лидер, высокий, в зеленых шелковых одеждах и замысловатых татуировках, побледнел, глядя на Него. Татуированный лидер был высоким и мускулистым, как Этродай, но два его компаньона были маленькими, низкими существами с болезненными слепыми глазами псайкеров. Двое одиночек тоже повернулись.
Фигура в темно-красной броне Кровавого Пакта упала на колени и произносила сдерживаемую молитву.
Другой, бледный, как мертвец, ксенос в блестящем черном, просто уставился.
— Хорошо,— вздохнул Он. Он повернулся и уставился в главный проход палубы на жестокое существо, запертое в силовой сфере. — И ты, Каресс? Ты готов? Из нуль-поля, снаружи, по воксу заскрежетали жестокие проклятия. Они были своеобразными и анатомически ужасающими.
Он улыбнулся. Это была единственная вещь, которую Этродай не мог вынести. Улыбка его Магистра была самой ужасной вещью с сотворения. Он содрогнулся и почувствовал себя так, как будто его сейчас вырвет.
— Через два оборота с данного момента,— сказал Энок Иннокенти, Магистр и Военачальник, — приказ будет дан, и моё войско обрушиться на этот кластер, и зальет огонь солнц кровью. Крестовый поход Империума Человечества прервется, и будет умолять о быстрой смерти.
Он сделал паузу. Он все еще улыбался. — Под прикрытием этой крупной атаки начнется настоящая работа.
I. ГРАНЬ ПОЛНОЧИ
— Как много раз стояли тут мы, ты и я
осматривая поле перед битвой? Как много раз мы победили?
Как много раз должны мы проиграть, чтобы потерять все те победы
и обещания побед? Лишь раз, старый друг.
Лишь раз. Лишь раз. Лишь раз.
— Магистр Войны Слайдо, помощнику, перед Балгаутом
— Плохой день грядет! — громко кричал человек. — Плохой день грядет! Плохой день поутру! — Он забрался на повозку нищего, игнорируя попытки стащить его, и орал, протянув руки, с длинными ногтями на пальцах, как к небу, так и к собирающейся толпе.
— Плохой день наступает для нас всех! Для вас! И вас, сэр! И вас, мадам! Еще девять ран! Девять раз по девять!
Кто-то в толпе освистывал его. Другие делали символ аквилы или знак беати, чтобы защититься от зла, которые он нес своими словами. Третьи, Антон Алфант иронично подметил, слушали очень внимательно.
Не было ничего нового в разглагольствованиях человека. Он, и другие, как он, во всех лагерях, регулярно устраивали такие сцены в последние дни. Это было не хорошо для морального духа, и точно не заставляло полюбить толпу пилигримов городских властей.
Нищие, на их положение указывали голубые ленты, которые трепетали на их длинных пылевых накидках, пытались убедить человека слезть с повозки. Его ноги уже сбросили вниз несколько мешков с кукурузными вафлями и сухарями, которые они принесли, чтобы раздать в лагере. Аятани, из одного из приходов с другого мира, локтями протиснулся сквозь толпу, и держал молитвенную табличку, когда кричал благословения человеку. Два младших адепта Экклезиархии сжимали оловянные кружки, и использовали свои серебряные аспергиллумы, чтобы окропить водой импровизированного проповедника. Святая вода, был уверен Алфант, которую они купили за большую цену в кропильницах Святого Источника.
