— Я Тараниса убью за тебя.
Я покачала головой:
— Нет.
Я уже об этом думала. Я знала, что Дойль это сделает: стоит мне пожелать, и он попытается убить Тараниса и даже, вероятно, сумеет это сделать. Но я не могла допустить, чтобы мой возлюбленный, чтобы будущий король убил Короля Света и Иллюзий, короля противоборствующего двора. Между нами сейчас нет войны, так что даже те среди сидхе Благого двора, кто считает Тараниса безумным или даже негодяем, не простят его убийства. Дуэль — куда ни шло, но не убийство. Дойль вправе вызвать короля на поединок, об этом я тоже подумала. И даже повертела в голове эту мысль — но я видела, на что способна рука власти Тараниса. Он владеет рукой света, способной сжечь плоть, и совсем недавно едва не убил Дойля.
Мне пришлось отбросить все мысли о мщении руками Дойля, когда я взвесила риск потерять и его.
— Я капитан твоей стражи, и даже по должности обязан отомстить за твою и за свою честь.
— Ты говоришь о дуэли?
— Да. Он не заслуживает чести защищаться с оружием в руках, но если я его убью тайно, начнется война между дворами, а мы такого допустить не должны.
— Да, — сказала я. — Не должны.
Тут я посмотрела ему в глаза. Он прикоснулся к моему лицу свободной рукой.
— Твои глаза горят в темноте собственным светом, Мередит. Зеленые и золотые кольца света сияют на твоем лице. Твои чувства тебя предают.
— Я хочу его смерти, это правда, но уничтожать из-за него нашу страну? Нет. Я не допущу, чтобы нас выгнали из Соединенных Штатов из-за моей поруганной чести. В договоре, по которому наш народ уже три века живет здесь, есть всего два пункта, нарушение которых влечет наше изгнание: мы не должны затевать междоусобных войн на американской земле и не должны позволять людям поклоняться нам как богам.
— Я знаю, Мередит. Его подписывали при мне.
Я улыбнулась, и тут же подумала — как странно, что я еще могу улыбаться. Улыбка увяла, но я решила, что ее появление обнадеживает.
— Ты и подписание Великой Хартии застал.
— Хартия Вольностей — дело людское, к нам она отношения почти не имеет.
Я сжала его руку:
— Я просто к слову сказала, Дойль.
Он улыбнулся и кивнул.
— Туго соображаю, слишком перенервничал.
— Я тоже, — сказала я.
Открылась дверь у него за спиной. На пороге показались двое — высокий и низенький. Шолто, Царь Слуа, Властелин Всего, Что Проходит Между, ростом не уступает Дойлю, и волосы у него так же спадают гладкой завесой до пят, только не черные, а белокурые, а кожа у него лунно-белого цвета, как моя. Глаза у Шолто трех оттенков желтого с золотом, как будто соединили цвет осенних листьев с трех разных деревьев и оправили его в золото. Глаза у него всегда были прекрасны, а красотой лица он не уступит ни одному сидхе любого из дворов, за исключением потерянного для меня Холода. Футболка и джинсы, надетые ради маскировки, когда он отправился меня спасать, облекали тело, на вид столь же прекрасное, как лицо, но я знала, что хотя бы частично это иллюзия. На груди и животе Шолто, от верхних ребер и ниже росли щупальца — поскольку, хотя мать его принадлежала к высшей аристократии сидхе, но отец был ночным летуном, одним из слуа — последней Дикой охоты страны фейри. То есть последней до возвращения сырой магии. К нам снова возвращаются существа из легенд, и одной Богине известно, что уже ожило и что еще оживет.
Если Шолто не надевал плащ или пиджак, под которыми щупальца не разглядеть, он скрывал их с помощью магии — гламора. К чему пугать медсестричек? Он всю жизнь совершенствовал умение скрывать свои особенности, и так его отшлифовал, что рискнул отправиться меня спасать. А выйти против Короля Света и Иллюзий, защищаясь одной лишь иллюзией — дело непростое.
Шолто мне улыбался — такой улыбки я не видела у него на лице, пока в машине «Скорой» он не взял меня за руку и не сказал, что знает о своем отцовстве. Это известие словно смягчило немного жесткость, всегда присутствовавшую в его красивых чертах. Он казался буквально новым человеком.
А Рис был серьезен. При росте в пять футов шесть дюймов он самый низкорослый из знакомых мне чистокровных сидхе, а кожа у него лунно-белая, как у Шолто или у Холода, или у меня. Рис избавился от фальшивой бороды и усов, которые нацепил, спускаясь в холм Благих. В Лос-Анджелесе он вместе со мной работал на детективное агентство, и ему всегда нравилось переодеваться и гримироваться, да и получалось это у него лучше, чем наводить иллюзии. Впрочем, скрывать с помощью иллюзии отсутствие одного глаза он умел. Уцелевший глаз у него трехцветно-синий и по красоте не уступит глазам ни одного сидхе, но на месте левого глаза — только белые шрамы. На людях Рис обычно носит повязку, но сегодня он был без нее, и мне это понравилось. Сегодня мне хотелось, чтобы лица моих стражей ничего не скрывало.
Дойль подвинулся, чтобы Шолто мог целомудренно поцеловать меня в щеку. Шолто не входил в число моих постоянных любовников. Мы всего раз были вместе, но, как давно известно, одного раза бывает достаточно. Он стал отцом — хотя бы отчасти — ребенка, которого я ношу, но привыкнуть друг к другу мы не успели, разве привыкнешь за одно свидание? Надо сказать, для одного свидания там событий было через край, и все же мы еще мало знали друг друга.
К кровати подошел Рис, встал в ногах. Спадавшие до пояса белые кудри у него были собраны в хвост, в гармонии с джинсами и футболкой. И никакой улыбки на лице, что на него не было похоже. Когда-то его звали Кромм Круах, а еще раньше он был божеством смерти. Он не сказал, каким именно, хотя почва для догадок у меня имелась. Но Рис утверждает, что Кромм Круах — бог достаточно могущественный, и других титулов ему не надо.
— Кто пошлет ему вызов? — спросил Рис.
— Мередит мне запретила, — сказал Дойль.
— А, отлично, — обрадовался Рис. — Значит, пошлю я.
— Нет, — тут же сказала я. — И вообще, ты же боялся Тараниса?
— Боялся. Может, и сейчас боюсь, но такое с рук спускать нельзя, Мерри.
— Почему? Из-за твоей уязвленной гордости?
Он укоризненно на меня глянул:
— Ты могла бы лучше меня знать.
— Тогда его вызову я, — сказал Шолто.
— Нет, — повторила я. — Никто его не вызовет на дуэль и не попытается убить как-то иначе.
На меня уставились все трое. Дойль и Рис знали меня достаточно хорошо, чтобы задуматься — догадались, что у меня есть что-то на уме. Шолто не успел еще меня изучить, так что просто разозлился.
— Нельзя оставлять безнаказанным такое оскорбление, принцесса. Он должен за него заплатить!
— Согласна. Но поскольку он прибег к помощи закона людей, обвиняя Риса, Галена и Аблойка в изнасиловании своей подданной, мы поступим так же. У нас есть образец его ДНК, и мы обвиним его в изнасиловании.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
