И, вдохнув побольше воздуха, расправив диафрагму, Алька вступила как раз вовремя и запела чистым грустным голосом:
— Зеленые листья лежат на снегу,
И в солнечном свете сияют…
Одинокая слезинка выкатилась из уголка глаза и устремилась к губе. Алька ее даже не заметила. Она пела, как в последний раз. Не для него. Не для зрителей. Для себя…
Если бы в ранней юности кто-нибудь сказал Альке, что станет она звездой эстрады, что будет сиять белозубой улыбкой с обложек глянцевых журналов и огромных постеров — расхохоталась бы задорно и весело, так, как умела смеяться только Алька Рябинина. Вернее, так, как она умела смеяться раньше. Потому что уже давным-давно разучилась хохотать по-настоящему, от души, всем своим естеством. Очень давно. Очень рано. Так рано, что посторонний человек и не поверит. Если уж кто-то и разучивается смеяться по-настоящему, так разве что ближе к старости, от множества навалившихся на человека невзгод, а то и откровенного горя. Рябинина же перестала смеяться в ранней молодости. А может, это была еще последняя ступенька детства? Так или иначе, но повзрослеть ей пришлось очень рано.
… Ей было всего пятнадцать. В тот день они с подружкой Жанной ходили в кино. Естественно, на последний сеанс. Была поздняя весна, довольно теплая, и даже вечером девчонки ехали легко одетые. Жанка по обыкновению расфуфырилась, словно и не в кино собралась, а в какой-нибудь ночной клуб: шикарный велюровый костюм, сережки с бриллиантовыми осколками, которыми безумно гордилась, увесистая золотая цепочка. Конечно, папочка-таксист таскал деньги в дом, как положено настоящему мужику. Правда, и дома его никогда не было — постоянно за рулем, едва ли не круглосуточно. А если и не за баранкой, так в собственном гараже предоставлял услуги по ремонту автомобилей — золотые руки были у дяди Васи. Зато жена и единственная дочка у него ходили, как лялечки. Алька же рядом с подругой выглядела гадким утенком: мало того, что лицом — простушка простушкой, так еще и одета весьма скромно: старенькие линялые джинсы да дешевые кроссовки. Одна радость — Жанка поделилась излишками гардероба, видимо, чтобы самой не стыдно было вышагивать рядом с такой скромницей, благодаря чему Алька чувствовала себя едва ли не королевой в ее полупрозрачной японской блузке.
Когда ехали обратно в полупустом автобусе, Жанка, долго думая о чем-то, вдруг повернулась к подруге и сказала:
— Знаешь, я сейчас вот что подумала. Ночь на дворе. Вот выйдем мы с тобой из автобуса, а за углом нас ждут бандиты. Ну, с меня, естественно, в первую очередь сережки снимут и цепочку. Костюм тоже заберут — такие шмотки на дороге не валяются. А у меня ж под костюмом — ни фигушечки, один только лифчик. Тебе-то хорошо, с тебя и снимать нечего. А я тогда у тебя заберу свою блузку — она длинная, хоть немножко задницу прикроет. Так и добегу. А тебе уж, извини, придется в одних джинсах топать. И в лифчике.
— Иди ты, пророчица! — фыркнула Алька. — Кому мы нужны? Кто там нас ждать-то будет?!
Вышли на остановке и пошли вверх по улице. А вокруг — такая тишина, такая благодать! Ни запоздалого прохожего, ни собаки какой затерявшейся. Ночь, фонари над дорогой, да время от времени проскакивающие на полной скорости автомобили. Жанкин дом был первым от остановки. Махнув рукой на прощание, она свернула с тротуара во двор и скрылась в темноте. А Альке предстояло преодолеть еще метров восемьдесят. Вокруг по-прежнему никого не было, и она шла себе спокойно, ничего и никого не опасаясь.
Вдруг на полпути от дома, стоявшего торцом к дороге, отделилась мощная фигура и зашагала семимильными шагами вслед за Алькой. Алька была девчонкой неробкого десятка, вернее, никогда не была паникершей. Вот и сейчас решила, что кто-то, как и она, просто спешит домой. Однако откуда-то из глубин подсознания всплыло Жанкино пророчество, что, мол, встретят их сегодня бандиты и ограбят. Жанке-то хорошо, уже, небось, по лестнице в подъезде поднимается и никто ее грабить не собирается. А что ожидает Альку?
Да полноте, сама себя одернула она. Кто на нее позарится? Кому она нужна? Да и снять-то с нее нечего: кому придет в голову грабить такую простушку? Нет, наверняка человек просто спешит домой. Однако как-то подозрительно им вдруг оказалось по пути! И на всякий случай Алька прибавила шагу.
Однако, несмотря на это незнакомец приближался. Да и не мудрено: Алька-то, образно говоря, росточком метр с кепкой, полтора — в прыжке, а незнакомец только издалека показался безобидным. Чем ближе он подбирался к Альке, тем огромнее казался. Да, собственно, и не казался, а на самом деле был огромным — под два метра ростом, ноги, как у циркуля — Алька шаг шагнет, к цели на полметра приблизится, а этот амбал за один шаг, кажется, метра два преодолеет.
Страшно пока еще не было, ведь с Альки по-прежнему ровным счетом нечего было снимать. Ну разве кто-нибудь, кроме самой Альки, позарится на Жанкину блузку? Это для нее она казалась сокровищем, а на самом-то деле — так себе, очень даже стандартная блузочка, совсем и недорогая по понятиям нормального человека. И вообще, зачем такому огромному мужику маленькая полупрозрачная блузочка? Глупости какие, она ему на фиг не нужна. Тогда чего же ей бояться?
И вдруг Альке поплохело: да ведь в том-то и дело, в том-то и беда, что даром ему Жанкина блузка не нужна, не собирается он ее грабить! Но и мимо проходить тоже не собирается — вон, уже вслед за Алькой свернул к дому. Нет, не блузка ему нужна! Тут дела пострашнее Жанкиных пророчеств назревают!
И Алька побежала. Бегом в подъезд, как в норку. Сердце грела последняя надежда — а вдруг он не пойдет за нею? Вдруг ему в другое парадное? Конечно, очень уж стремительно он за нею направляется, но мало ли, ведь бывают совпадения? Но нет, ее мечта, ее надежда оказалась напрасной — громила вслед за нею ворвался в подъезд…
Дом старый, без лифта. И впервые в жизни Алька пожалела, что живет не на первом этаже. Бедолага семенила, перебирала маленькими ножками бессчетные ступеньки. Амбал же с легкостью шагал через две ступеньки сразу. Алька без конца оглядывалась, все еще надеясь на чудо. Все ждала, что он остановится на площадке второго, третьего этажа и постучится в чью-то дверь. Так хотелось надеяться, что это чей-то запоздалый гость. Но нет, и третий этаж громила проскочил одним махом, не задерживаясь…
Алька набегу нашарила ключ в кармане. Однако для того, чтобы его вытащить, нужно было остановиться и несколько драгоценных мгновений потратить на то, чтобы влезть в тесный карман джинсов. Но ведь у нее не было этих драгоценных мгновений!!! Ведь преследователь уже вслед за нею забежал на площадку четвертого этажа! Может, позвонить? Колотить в двери? Но мать наверняка уже спит. Пока проснется, пока дошаркает, сонная, до двери — от Альки, поди, уже и следа не останется. Нет, была не была, нужно доставать ключ…
