Оказавшись внутри корабля, Хамата был поражен его размерами, хотя по сути дела удивляться было нечему. Корабли класса «Гриф» фактически представляли собой огромные жестянки, предназначенные для перевозки военной техники. Внутреннее пространство корабля разделялось на отдельные отсеки, оборудованные специальными приспособлениями для крепления транспортных средств и других механизмов.
Конструкция корабля подчинена одной цели: перевезти максимальное количество техники и людей из одного пункта пространства в другой. Поэтому условия жизни здесь трудно было охарактеризовать иначе как спартанские, хотя адъютант Хаматы и приложил немало сил, чтобы сделать предстоящее путешествие более или менее сносным. Для самого Хаматы была приготовлена даже отдельная каюта. Всем остальным офицерам предстояло жить в помещениях, рассчитанных на двух и более человек.
Громкоговорители космопорта беспрерывно сотрясали воздух сериями команд и блоками передаваемой информации, но разобрать их содержание не представлялось возможным. Вероятно, тот тип, кто проектировал систему аудиокоммуникации порта, мало интересовался акустическими характеристиками территории. Так или иначе, но слова диктора то и дело тонули в отзвуках многократно повторявшегося эха. Для Хаматы это обстоятельство не имело ровным счетом никакого значения. Трудно было даже приблизительно подсчитать, сколько раз за свою жизнь он оказывался в схожей ситуации, и поэтому все команды диктора уже давно запечатлелись в его памяти. Знаком руки он приказал офицерам занять свои места и закрепить страховочные ремни. Взлет десантного корабля – нешуточное испытание даже для умудренного опытом ветерана, и пренебрежение к инструкциям могло привести к фатальным последствиям. Офицеры, которым до смерти надоела вся эта суматоха, с готовностью исполнили приказ своего командира.
Отдав необходимые распоряжения, Хамата направился в свою каюту, расположенную на верхней палубе. Нажав на кнопку, он открыл дверь, вошел внутрь и, устроившись на койке, аккуратно закрепил страховочные ремни. Оставалось только ждать, пока двигатели десантника не швырнут его в пространство в направлении базового корабля, вот уже две недели терпеливо поджидавшего их в открытом космосе.
Старт оказался точно таким, каким его представлял себе Хамата. Двигатели «Хидиеши Тойотоми», включенные на полную мощность, легко оторвали корпус корабля от поверхности планеты, и чудовищная сила перегрузки мгновенно вдавила тела пассажиров в их ложа – ощущение, которое надолго запоминается, но к которому, увы, невозможно привыкнуть.
Однако чуть меньше часа спустя сила тяжести снизилась, и люди даже могли передвигаться внутри корабля. Затем наступил двадцатиминутный переходный период полной невесомости, пока навигационная служба судна рассчитывала курс к базовому кораблю.
Хамата оставался на своем месте до тех пор, пока зеленые огоньки на сигнальном табло не вспыхнули во второй раз. Испытав на себе уже не один раз все прелести невесомости, он не горел желанием повторять прошлый печальный опыт. Напротив, некоторые из его подчиненных, в основном зеленые новички, поспешили освободиться от страховочных ремней и, покинув свои каюты, заполнили переходы и грузовые отсеки корабля. Подобная опрометчивость, как обычно, приводила к целому ряду малоприятных инцидентов, возникавших в результате неожиданного соприкосновения любителей острых ощущений с тем или иным элементом конструкции или внутренних коммуникаций корабля, в ряде случаев весьма болезненных, но, по счастью, не имевших серьезных последствий.
Фактически единственным человеком на борту, с которым Хамата собирался переговорить после старта, был батальонный капеллан. Хамату интересовал его прогноз на предстоящее путешествие. Узнав, что по всем приметам перелет обещает пройти без особых происшествий, Хамата совершенно успокоился.
Десантный корабль постепенно набирал скорость, результатом чего явилось установление искусственной силы тяжести. Хамата подождал, пока цифры на световом табло не известили, что сила тяжести внутри грузового отсека достигла отметки нормального уровня, после чего принялся не спеша расстегивать страховочные ремни. Затем он осторожно поднялся со своей койки, давая организму необходимое время адаптироваться к изменившимся условиям полета.
Как и предсказывал капеллан, путешествие оказалось небогатым на события. Первые семь дней прошли без единой накладки. Когда они преодолели первую половину пути до поджидавшего их Т-корабля, наступил второй «переходный» период.
По мере приближения к точке пространства, где поджидал его «Рэйден», «Тойотоми» начал медленное вращение вокруг своей оси, постепенно сбрасывая скорость. К тому времени, когда «Тойотоми» во главе эскадры десантных судов достиг орбиты звездолета, его скорость упала до трех километров в час, что гарантировало безопасные условия стыковки.
Заключительные дни полета также прошли без единого инцидента. На седьмой день они, как и предполагалось, достигли расчетной точки. Огромный звездолет величественно висел в космическом пространстве, медленно вращаясь вокруг собственной оси. Миниатюрные в сравнении с ним десантные корабли какое-то время маневрировали вокруг него, словно поросята, тянущиеся к соскам матки в поисках защиты и корма. Один за другим они осторожно приближались к борту звездолета с помощью специальных манипуляторов, напоминающих колоссальных размеров щупальца, и находили убежище в его многочисленных доках.
Хамата ощутил лишь слабый толчок, когда «Тойотоми» пришвартовался к корпусу звездолета. Когда-то на собственном горьком опыте Токашио пришлось испытать все неудобства, связанные с неудачной швартовкой, и он не мог не отдать должное мастерству пилотов «Тойотоми».
В распоряжении Хаматы оставалось совсем немного времени перед предпоследним прыжком к Брэйлсфорду, но и его должно было с лихвой хватить на небольшую инспекцию военной техники, а возможно, и на непродолжительную встречу с капитаном «Рэйдена». До сего дня он никогда не встречался с Уилсоном Хартвэллом, капитаном-командором звездолета, но нисколько не сомневался, что тот, как и любой другой офицер армии Синдиката Драконов, был профессионалом высокого класса.
За шесть миллиардов лет до того дня, как чу-са Токашио Хамата погрузил свой батальон на десантные корабли и начал путешествие на Брэйлсфорд, чудовищный взрыв потряс космическое пространство: родилась наша Вселенная. С тех пор она продолжала расширяться с немыслимой для человеческого восприятия скоростью. Сам хомо сапиенс, один из бесчисленных обитателей этой Вселенной, появился сравнительно недавно и с тех пор изучал ее, строя различные, порой весьма забавные предположения о том, как это произошло и что все это значит. Люди дошли до того, что придумали собственные правила и законы, дабы хоть как-то объяснить это событие, и сумели самодовольно убедить себя в безусловной правильности своих гипотез. При этом они, очевидно, исходили из того, что раз уж теории были высказаны и записаны, то уже в силу одного этого факта и должным стать непреложной истиной. По их разумению, космос построен по законам их собственной логики, а следовательно, является рациональным в их понимании. Разумеется, многие прославленные теории приказали долго жить, когда во второй половине XX века ученые открыли скорость света, но, странное дело, казалось, навсегда похороненные теории довольно быстро обрели новую жизнь. Не было ни одного человека, во всяком случае среди людей науки, кто осмелился бы усомниться в справедливости этого положения.
Один из таких законов касался теории точек гиперпространственного прыжка. И с тех пор, как зенит и надир нашли на космических картах свои законные места и были объявлены безопасными зонами, вся научная общественность единодушно признала правильность этой теории и с легким сердцем вернулась к своим повседневным делам.
Может быть, слегка близорукая, но зато чисто человеческая позиция.
К несчастью, чудовищные силы, некогда взорвавшие изначальную частицу космической материи, были неосведомлены о правилах и законах, придуманных человечеством. Время, пространство и масса продолжали изменяться и даже увеличиваться. Все эти три фундаментальных параметра до сих пор находятся в состоянии непрерывного преобразования. Однако по меркам человеческой жизни эти процессы протекают невообразимо медленно. Период в сто тысяч лет, с тех пор как первый хомо сапиенс появился из небытия, – всего лишь одно мгновение в жизни Вселенной. Что бы ни утверждали различные теории, Вселенная представляла собой, по сути дела, мозаичное образование, в котором свои рифты и разломы разделяют мобильные плиты, медленно движущиеся сквозь субстанцию, названную, очевидно по недоразумению, пустым пространством. Один из таких космических рифтов в данный момент находился как раз вблизи так называемой Сэлфордской прыжковой точки. Любой объект, попадавший в эту зону, мгновенно, словно сквозь шестое измерение, перемещался на огромное расстояние. В случае удачи людям, находившимся на этом объекте, удавалось выжить только для того, чтобы убедиться, что они безвозвратно затеряны в совершенно неизвестной им части Вселенной. Если же им не везло и они погибали, их бренные останки просто терялись в необъятных просторах космоса. При любом исходе для невольных узников гиперпространства уже не было пути назад.
