Ночь была морозная и звездная. Философ посмотрел на небо. Если бог есть, - подумал он, - то почему мне, его отдельно взятому творению, так плохо? Ведь я создан по образу и подобию его… Или ему тоже хуево?
Первая бутылка улетела в снег, и Философ потянулся ко второй. Он порядком замерз, но пока что исходил из того, что здесь все же лучше, чем дома, среди постылых стен и гнетущей пустоты. Он закурил.
Откуда-то из темноты материализовался пьяный субъект, еле стоящий на ногах. Его изрядно качало, и он периодически оступался и проваливался в сугробы. Поравнявшись с Философом, субъект остановился, с трудом повернулся к нему лицом и вперился мутным взглядом.
Философ разглядел его. Это был старый опустившийся алкаш. Алкоголь разъел его лицо, превратив в розовую кашу из потухших глаз, поломанного в нескольких местах носа и седой щетины, в которой потерялись почерневшие потрескавшиеся губы.
-За-закурить не найдется? – наконец изрек субъект.
Философ достал сигарету и, брезгливо морщась, протянул ее алкашу. Интересно, его бог тоже создал по своему образу и подобию?
Алкаш взял сигарету трясущимися руками и тут же попросил огня. Философ чиркнул колесиком зажигалки и нехотя протянул ленточку пламени в сторону навязчивого просителя. Тот сунул сигарету в провал рта и потянулся к рукам Философа.
Некоторое время субъект возился над пламенем, но, наконец, прикурил.
- Что, ищешь точку опоры? – спросил Философ.
Алкаш зашелся в приступе судорожного кашля, потом с трудом выдавил:
- Ага, типа того… а ты чего ищешь?
- Точку сборки, - ответил Философ тоном, означающим, что разговор на этом закончен.
- А-а-а… - протянул алкаш, словно только что сделал для себя какое-то открытие, - ну я пошел…
- Иди, - благословил его Философ.
Алкаш развернулся и, шатаясь и время от времени проваливаясь в сугробы, пошел в темноту. Философ проводил его взглядом и сделал большой глоток пива, затем швырнул пустую бутылку вслед первой. Пива больше не было. Что поделаешь, - материя конечна, - сделал вывод Философ.
Он встал и пошел к дому. Где-то слышались крики и хлопки петард – отголоски недавнего праздника. Пьют, - подумал Философ, - веселятся… а все вокруг катится в тартарары… Или не катится?
По освещенному проспекту мчались машины, иногда проходили люди, большинством своим подвыпившие. Бесполезное движение материи, - подумал Философ, - бесполезное, глупое и никчемное.
Он уже подходил к дому, когда увидел ИХ.
Возле дома Философа была небольшая церковь, и сейчас возле нее толпилось множество народа, у всех в руках были зажженные свечи. Не вызывало сомнения, что там творится какой-то обряд.
Перспектива вновь оказаться дома один на один с собой не очень-то радовала Философа, и он внезапно для себя решил пойти полюбопытствовать, что же такое происходит в церкви.
Приблизившись к храму, он смог разглядеть толпу: это были в основном древние бабушки, набожные в силу своего воспитания и слабого образования, но Философ заприметил и несколько молодых мужчин и женщин с детьми.
Он влился в толпу. Нужно было расставить все точки над i. Поэтому он обратился к ближайшей бабушке, которая показалась ему доброй на вид:
- Извините, а вы не подскажете, что здесь происходит?
Бабушка посмотрела на него как на марсианина.
- Ты чего, сынок? – спросила она. – Рождество ведь…
Рождество? Философ задумался. Он и раньше считал время величиной абстрактной, а в последние дни и вовсе потерял какие-либо привязки к нему. Какое же тогда сегодня число? Шестое? Или седьмое?
Мозг отказывался давать правильный ответ, а впадать в интеллектуальный дискусс со своим внутренним Я по этому поводу Философ не собирался, поэтому просто сказал вслух, словно фиксируя для себя:
- А! Точно – Рождество!
Бабушка отодвинулась от него как от прокаженного.
Внутри церкви творилось какое-то действо, и Философ решил во что бы то ни стало взглянуть на него. Поэтому, недолго думая, он принялся энергично пробираться к входу, расталкивая собравшихся. Те неодобрительно смотрели на него, но молчали.
Наконец он преодолел живой барьер из человеческих тел и оказался в церкви, правда, у самых дверей – дальше протиснуться не представлялось возможным.
Внутри было душно, воняло жженым фимиамом и человеческим потом. У алтаря что-то бубнил священник. Почем опиум для народа? – хотел было спросить Философ, но рассудительно промолчал.
Над алтарем возвышалось здоровое распятие с Христом. Была люлька и фигуры волхвов. Похоже, здесь разыгрывалось представление о рождении Христа.
Тусклый свет церковных светильников раздражал Философа, а нудная речь священника вкупе со скучным действом вызывала зевоту, и он уже было засобирался назад – туда, откуда пришел, то есть на улицу, но тут в толпе почувствовалось заметное оживление.
Философ увидел какую-то чашу, которую передавали в толпе из рук в руки. Каждый пригублял из нее и отдавал соседу, а тот – своему соседу, и так далее, по цепочке.
Вот это уже интересно, - подумал Философ, - а вдруг в ней церковное вино? Еще немного выпить не помешало бы.
- А что это такое? – обратился он к стоявшей рядом с ним древней бабуле, чисто из любопытства.
- Как что? – невозмутимо ответила бабуля, - все пришедшие сюда вкушают Тела Христова.
- Так это тело Христа? – задал Философ следующий вопрос.
- А как же… - причмокнула та, и Философу показалось, что в глазах ее мелькнуло что-то хищническое.
Услышанное повергло Философа в шок.
- То есть вы едите Христа? – обескураженный, задал он вопрос, скорее себе, нежели кому-то еще. – То есть он только что родился, а вы его уже едите, я правильно понял? – последнее он почти прокричал.
На какое-то мгновение в церкви воцарилась полная тишина. Философ почти физически ощутил, как его нечаянный крик повис в воздухе. И тут же почуял неладное.
- Ты что такое говоришь? – запричитала бабка, - богохульник…
И тотчас по церкви пронесся гул:
- Богохульник, богохульник…
Философ почти физически ощутил нависшую над ним угрозу. Где-то на грани сознания возникло и стало материализоваться, набухать, постепенно обретая очертания, когда-то где-то слышанное малопонятное слово: АНАФЕМА.
Толпа обернулась к нему и начала медленно надвигаться.
Философу показалось, что его буравят насквозь раскаленные сверла. Это были их взгляды. Полные ненависти взгляды.
Философ понял, что допустил очень серьезную ошибку. Ошибку, которая будет стоить ему если не жизни, то уж здоровья – точно. И тогда он принял единственно верное решение – бросился наутек. Он не хотел, чтоб его съели как Христа.
Вновь растолкав толпу, он вырвался из церкви и сломя голову рванул через церковный двор. К нему тянулись чьи-то руки, больше похожие на когтистые лапы чудовищ из ночного кошмара, а сзади неслось словно заклинание:
- Богохульник, богохульник…
Он пробежал метров двести и, наконец, позволил себе оглянуться. Погони не было.
Слава богу, - подумал Философ, переводя дух и пытаясь восстановить сбившееся дыхание, но тут же поймал себя на мысли, - богу? Слава БОГУ? Тому самому, из-за которого меня только что чуть не убили? Ну уж нет!
Воистину парадоксален мир. Философ не очень-то верил в бога, но, даже если допустить, что тот существует, причем тогда все эти люди, собравшиеся здесь? Эти чудовища?
Он еще раз бросил взгляд в сторону церкви – изгнав мятежника, толпа вновь погрузилась в свое монотонное действо. Философ почесал затылок. Кажется, он начинал понимать смысл выражения «нищие духом».
Вот ведь чуть не встрял, - подумал Философ, - после такого и напиться не грех. Он достал сигарету и закурил. Потом посмотрел на холодное звездное небо. Небо, которое только что безучастно взирало на то, как его, Философа, чуть не разорвали на куски и не съели.
Философ показал небу кулак и пошел в ту сторону, где ночную тьму прорезали огни круглосуточного магазина.
***
ЗАЧАСТУЮ МИР, В КОТОРОМ МЫ ОЧУТИЛИСЬ БЕЗ НАШЕГО НА ТО СОГЛАСИЯ, НЕ ОЧЕНЬ-ТО НАМ ПО ДУШЕ, И ЕДИНСТВЕННЫЙ СПОСОБ ИЗБЕЖАТЬ ПРЯМОГО СТОЛКНОВЕНИЯ – НАРКОТИКИ ИЛИ АЛКОГОЛЬ.
Мысли. (Глава 3)
«Почему люди скучные бывают вполне счастливы, а люди
умные и интересные умудряются в конце концов отравить
жизнь и себе, и всем близким, думал он».
Эрнест Хемингуэй
Сколько же дней я пил? Месяцев, лет, тысячелетий?
Я просыпаюсь под вечер – разбитый, усталый и одинокий. Я вижу в окно, как огромное безумное солнце катится за крыши домов, оставляя на небе кроваво-красный ожог.
Единственный вопрос, который сейчас мучает меня: почему? Почему я здесь один? Один во всем этом мире. И почему мне так плохо? Я иду на кухню попить воды.
