Полевой и Ушаков противопоставлением Марлинского Гоголю указали, сами того не ведая, на новаторский характер «Вечеров…». Впоследствии Белинский сумел с иных — реалистических и демократических — позиций показать принципиальное отличие реалиста Гоголя от романтика Марлинского.
Полевой не ограничился кратким отзывом. В рецензии на вторую часть «Вечеров…» он пытался доказать, что юмор Гоголя поверхностен и мелок, что его «Вечера…» выпадают из традиций русской сатиры, Так Полевой пытался утвердить мнение об анекдотичности и случайности юмора Гоголя.[7]
Все это встретило резкий отпор со стороны Пушкина. Через несколько лет в «Современнике» в 1836 г. в рецензии на второе издание «Вечеров…» он дал глубокую характеристику «Вечеров на хуторе», высоко оценил эстетические достоинства этой книги, ее жизненность и поэтичность. Более того, полемично и сознательно поэт подчеркнул непосредственную связь Гоголя с лучшими традициями русской сатиры. «Как изумились мы, — восклицал он, — русской книге, которая заставляла нас смеяться, мы, не смеявшиеся со времен Фонвизина!»[8]
* * *
Появление «Миргорода» в начале 1835 года не могло не произвести сильнейшего впечатления на современников. Радостный мир «Вечеров на хуторе» был заслонен грустным изображением «гнусной расейской действительности». Гоголь с исключительной остротой ощущал нетерпимость «подлой современности». Из этого неприятия социальной действительности николаевской России возникает своеобразное сопоставление России помещичьей с Россией народной. В казацкой вольности, в народной борьбе с иноземными завоевателями за свободу родины видит Гоголь противовес ничтожеству и пошлости петербургских и провинциальных существователей, видит то положительное начало, какого не находил он в современности. Социальный конфликт между угнетенным народом и панством лежит в основе «Тараса Бульбы». Гоголя привлекает эпоха народных освободительных движений, образы народных вождей. В образах Ивана Ивановича и Ивана Никифоровича Гоголь, по собственным словам, запечатлел, говоря его словами, «позор нынешнего времени».
Философско-эстетические идеи Гоголя, отраженные в «Миргороде» и сформулированные в «Арабесках», были сложны и противоречивы.
Естественно, что перед Гоголем раньше всего встали вопросы об отношении искусства к жизни. Гоголь впоследствии вспоминал в «Авторской исповеди», что все его творчество, начиная с ранних рассказов и кончая «Мертвыми душами», было посвящено художественному изображению общественной жизни: «Я не совращался со своего пути. Я шел тою же дорогою. Предмет у меня всегда был один и тот же: предмет у меня был — жизнь, а не что другое. Жизнь я преследовал в ее действительности, а не в мечтах воображения».[9]
Гоголь сумел понять и раскрыть свободолюбивые и демократические идеи народной поэзии и творчества Пушкина. Его захватывала «песня угнетенного народа». Очень выразительно связывал он красоту малороссийских песен с тем, что «в них дышит эта широкая воля козацкой жизни». Не случайно основные принципы реализма он утвердил программно в связи с творчеством Пушкина. Пушкин, по его признанию, был его первым учителем и наставником.
Главной задачей современной ему литературы Гоголь считает реалистическое изображение русской действительности. Борьба за «обыкновенное», за «низкий», «грязный» материал вела к разоблачению устоев крепостнической России. Таков главный теоретический тезис писателя, на котором основана вся творческая практика и его самого и современного ему реалистического направления в литературе. Не случайно совпадение теоретических исканий Гоголя и молодого Белинского. Еще до появления «Миргорода» Белинский в «Литературных мечтаниях» выдвинул демократическое понимание народности и реализма. Он, как и Гоголь, подлинную народность видел в искусстве жизненной правды.
Проблема «обыкновенного» в искусстве приводила Гоголя к новаторскому решению одного из значительнейших вопросов литературной современности. Гоголь один из первых заговорил о том, что народность в литературе проявляется в критическом изображении русской действительности. Выступая и против романтического истолкования народности и против реакционной псевдонародности, ов утверждает, что подлинно народным писателем являлся Пушкин, который сумел увидеть мир «глазами всего народа».
Гоголь, выступая за национально-самобытное искусство, напоминал о высокой общественной роли театра и литературы. Создание литературы, являющейся «верным списком общества» и беспощадно обнажающей гнилые основы общества, а не частные пороки, — такова основная идея Гоголя, созвучная и близкая Белинскому. Гоголь говорил, что в комедиях Фонвизина и Грибоедова дана поразительная по глубине картина русской жизни, что они «восстали не против одного лица, но против целого множества злоупотреблений… Общество сделали они как бы собственным своим телом; огнем негодования лирического зажглась беспощадная сила их насмешки. Это — продолжение той же брани света со тьмою, внесенной в Россию Петром, который всякого благородного русского делает уже невольно ратником света».
Идеи Гоголя и Белинского в области эстетики имели много родственных черт. Гоголь, прокладывая путь реализму, вел, подобно Белинскому, неутомимую борьбу с продажной литературой официальных идеологов самодержавия, с Булгариным, Гречем и Сенковским. Эта родственность их взглядов на основные законы искусства, общая борьба за народную и реалистическую литературу сделали критика-демократа и великого писателя соратниками в укреплении реалистического направления в русской литературе.
Эстетические принципы реализма нашли наиболее полное воплощение в повестях «Миргорода». Если «Вечера» вызвали сравнительно благоприятную оценку в большинстве тогдашних журналов, то «Миргород» привел к такому разнобою мнений, который лучше) всего свидетельствован об исключительных размерах нового литературного явления. Характер и направление того или иного отзыва зависели от отношения критика к демократизации литературы — вводу «простого» героя, отказу от дидактизма и идилличности, к сатире и прежде всего к реалистическому методу Гоголя. Говоря иначе, борьба шла вокруг проблемы критического отношения к современной действительности. Реакционные круги, подголоски крепостнической идеологии видели полную враждебность пафоса «Мир города» основам «официальной народности».
Реакционная журналистика пыталась противопоставить произведениям Гоголя реакционные писания. В 1834 году журнал «Библиотека для чтения» напечатал «Вечера на Хопре» Загоскина, прямо направленные против «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Неприятие гоголевской демократизации литературы проявилось в том, что Загоскин делает рассказчиками дворян, действие переносит в Москву, Италию, Францию и пытается развенчать народно-поэтические основы гоголевских повестей.
Установка на реалистическое изображение самой жизни как в самих повестях Гоголя, так и в его критических выступлениях вызвала яростную атаку реакционной петербургской прессы — булгаринской «Северной пчелы» и «Библиотеки для чтения» Сенковского. «Северная пчела» и «Библиотека для чтения» особенно отрицательно отнеслись к наиболее реалистическим повестям «Миргорода». В «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» Сенковский увидел «грязное» произведение, а П. М-ский (Юркевич), рецензент «Северной пчелы», — «неопрятную картину заднего двора человечества».[10] Но одновременно лагерь реакции сделал попытку увести Гоголя с пути реализма. Критики и публицисты крепостнического лагеря объединились с романтически-консервативными теоретиками. Уже Сенковский пытается истолковать определенные стороны гоголевского творчества в охранительно примирительном духе. Таков смысл его похвал «Старосветским помещикам» и «Тарасу Бульбе». «Северная пчела» уже прямо призывает Гоголя «руководствоваться вкусом и благородством описываемых предметов».[11]
Легенду об охранительном характере творчества Гоголя подхватила реакционно-романтическая группа «Московского наблюдателя». Шевырев и Погодин выступили со статьями внешне положительными и сочувственными, но по существу мало чем отличающимися от статьи Сенковского. С. Шевырев в статье о «Миргороде» не приемлет установки Гоголя на «низкую» действительность, обедняет социальное содержание его повестей. Обличительно-критические элементы реализма Гоголя им были не замечены, комизм Гоголя понят как «безвредная бессмыслица», простодушно-анекдотический юмор. Не случайно Шевырев совпал с Сенковским и в критических замечаниях и в призывах к Гоголю обратиться к светской тематике, к изображению «высшего и образованного класса».[12] По меткому определению Чернышевского, Гоголь для Шевырева «беззаботный весельчак, который для столичных светских людей рисует преуморительные карикатуры провинции, не имеющей понятия о модных галстуках».[13]
