Володя чувствовал себя неловко. Он попал в странную ситуацию, когда его окружили и произносят неизвестно откуда появляющиеся и неизвестно о чем говорящие слова.
Наверное, подумал я, он пожалел, что нагрянул так рано.
– Я кушать не хочу, на вокзале съел пирожок со стаканом кефира, – признался Володя. – Теперь я хотел бы только поговорить о деле и уехать назад, у меня также очень много работы, а за моими персоналиями нужен глаз да глаз.
– Как, и в Польше требуется за ними смотреть? – спросила Полина, бесцеремонно беря Володю за руку и ведя его на кухню.
– Не было, не было и вдруг есть, – произнес Володя.
Мы странно переглянулись.
– Что ты имеешь в виду? – спросил я, чтобы скрасить неловкость.
– Ничего. Тебя я век не видел, и тебя не было, а теперь ты есть. Словно проявился по моему желанию. Вот было бы здорово придумать такой приборчик, который при нажатии кнопки телепортировал бы нас в желаемую часть света к желаемому человеку.
– Почему бы вам не придумать такой приборчик, – обыденным голосом сказала Полина, наливая в кастрюльку воду и бросая в нее свернутую в кольцо порцию итальянской вермишели.
Вот гениальное блюдо. Ничего не надо особенно готовить, а только выдержать продукт в кипящей воде определенное время.
Вскоре долговязый Окунев, неловко согнувшись и покраснев от усилий лицом, заглатывал хлюпающую вермишель.
Он ловил ее губами, сильно втягивая воздух. Вермишельные линии летели в открытый рот, исчезая в нем без последствий.
Полина наблюдала за действиями голодного польского предпринимателя с удивлением. Казалось, в широком рту Окунева поочередно исчезнут вермишель, тарелка, все, что на столе, а потом туда же последует и все остальное.
Что-то очень сильно из Гоголя – никак Пузатый Пацюк, которому вареники, предварительно обмакнувшись в миску со сметаной, сами влетали рот, стоило только его открыть.
Полина улыбнулась моим мыслям, она их одобрила. И тут же сильно шевельнулась, едва не свалив увлекшегося едой Окунева со стула.
Он на мгновение остановился, испуганно- сердито глянув по сторонам – в следующее мгновение решительно расправился с оставшейся вермишелью.
Я мысленно аплодировал, это был высший класс. Прекрасная сцена, достойная сцены.
– Все, – сказал Окунев, – я сыт, теперь можно к деловой части.
– Ты еще не выпил кофе, – сказал я, надеясь получить удовольствие еще от этой пищевой операции.
– Да, – сказала вдруг переставшая спешить Полина, – еще кофе с гренками.
– Гренок не надо, а кофе больше.
– Он очень крепкий, – напомнил я.
– Я люблю крепкий, – сказал Володя и нетерпеливо осмотрелся.
Пил он маленькими глотками, закрыв глаза, издавая урчащие звуки. Мы обступили его, радуясь насыщающемуся голодному человеку.
Вот что такое настоящая живая жизнь – не причмокивания вперемежку с затяжками сигаретным дымом и рассуждением о длинных ногтях Кристы Ачнур.
* * *
Глупая мысль посетила меня: а что, если забраться сейчас в голову Окунева и послушать, о чем он думает.
Я осмотрел своего товарища, пытаясь определить по внешним чертам направление его мыслительной деятельности, но кроме болезненного сосредоточения на еде, ничего не заметил.
– Пойду подышу на балкон, – сказал я, мысленно выругавшись.
Полина села напротив уже погасившего первый голод Окунева. Я мысленно поблагодарил ее. Она кивнула.
На балконе висели выстиранные штаны. Я облокотился о поручень, посмотрел вниз. Двор медленно пересекала голубая кошка.
Было холодно, сосредоточение шло вяло. Я вернулся на кухню и тут же залез в голову Окунева, смирно сидящего и смотрящего, не моргая, на Полину.
Странно – человек по-прежнему ни о чем не думал.
Я вспомнил одного парапсихолога, который рассказывал, как страшно страдает из-за того, что читает чужие мысли.
Он не мог пойти на стадион, посмотреть игру любимой команды, с девушкой или женщиной кинотеатр посетить.
Все пространство прослушивалось, на него обрушивался шквал разных мыслей и, большей частью, как помнится мне, мыслей о деньгах и сожалений, что у соседа корова не сдохла.
– Головы полны зависти, – сказал мне тогда парапсихолог. – Каждый желает соседу зла, улыбается ему, поднимает тост. Это жутко, с таким жить нельзя, потому я всегда после выступления выпиваю графин водки, на некоторое время отключаюсь.
* * *
Полина стояла у окна, Окунев сидел, словно вся пища, которую он проглотил, вдруг затвердела и выпрямила его.
– Все в порядке? – спросил я, разряжая обстановку.
– Спасибо, я вкусно пообедал, а теперь мне хочется спать, – сказал Окунев.
– А когда же мы с тобой начнем готовить документы?
– Не мучай человека, – вступилась Полина. – Он с дороги устал, потом его обокрали, потому он такой голодный, два дня не ел.
– Обокрали?
– Все вытащили, – оживился Окунев. – Такой себе молодой лейтенант с молоденькой женой. Оказались мошенниками. Сели играть со мной в карты.
– Так ты и в карты играешь?
– У меня есть такой приборчик, который позволяет по цветоделению узнавать карты противника. Я хотел его проверить.
– И проиграл?
– Что-то напортачил в интегральной схеме. Или она сама выпрямилась. Он же у меня работал в Польше.
– Так ты занимался шулерством?
– Ага, – улыбнулся Окунев. – Я выигрывал деньги у шулеров, а потом вносил их в фонд помощи учителям.
– Я вижу, ты времени зря не терял.
– Польша не та страна, в которой можно спокойно жить. Ты или набираешь скорость и занимаешь место в лидерах, или скатываешься в кювет. «Пан или пропал» – называется.
* * *
Окунев вел себя странно. В первый же день он удивил нас тем, что все делал в больших количествах: много ел, много спал, много молчал.
– На него так подействовало возвращение на родину, – резюмировала Полина.
На второй день Окунев безостановочно говорил.
К вечеру третьего дня Володя попросился гулять.
– Мы с тобой, – предложили мы.
– Нет, я один.
Понимая, что отпускать одного нельзя, мы решили сопровождать его тайно. За первым же углом мы обнаружили поджидающего нас Окунева.
Он здорово на нас обиделся, собрался уезжать.
В этот момент я и предложил поговорить о деле, к которому так долго наш гость подступался, или намеренно не рассказывал о нем.
Полина на кухне шепотом сообщила мне, что Окунев таким образом нас испытывает, хочет проверить.
Мне тоже показалось, что он вел себя арифметически выверено.
Теперь Володя рассказывал нам о своей компании и атмосфере, в которой им приходится работать.
– Почему я выбрал тебя в компаньоны?
Я тебя хорошо помнил – ты был двоечником. Я тебя постоянно тянул по математике. Помнишь? Это очень важное качество, когда один человек помогает другому. Он невольно вторгается в его внутренний мир. Тогда мы были пацанами, ничего не понимали в этом плане.
Спустя многие годы я смог оценить твой внутренний мир. Странно, не правда ли? Один человек, имевший дело с другим человеком в определенном возрасте, скажем, в детстве, начинает прозревать и видеть своего школьного друга так ясно, как он видит распустившийся за ночь цветок.
У меня не было сомнений, к кому обращаться.
С другой стороны, и ты должен был помнить меня. Невольно я вторгался в тебя, мы были друзьями, не так ли?
Окунев говорил чистую правду. Я его помнил точно так, как и он меня, я побывал в его внутренних устройствах и не сомневался, что Володя Окунев один из лучших людей на свете. Но сомневался сейчас – так ли это?
Можно ли доверять человеку, который тебя в упор не видел столько лет, а потом вдруг вспомнил?
* * *
Конструкция прибора чрезвычайно проста. Принцип действия – обработка волновых сигналов мозга, вступающего в контакт.
На входе имеем мысли, на выходе те же мысли, но уже на частоте другого прибора. Частота связана с переводческой программой – мысль озвучивается и читается.
Прибор назван «Твист». Как сказал Окунев – в честь некогда очень популярного танца, которым увлекалась молодежь всего мира.
* * *
Володя прав – ни один цивилизованный ученый не приступит к делу без денег и перспектив. Это давным-давно Форд мог начинать, как и многие мои соотечественники, в сарае. А сейчас у них фонды, советники, эксперты. А у нас все то же – дырявые карманы и отсутствие крыши над головой.
Я не верю Володе. У него явно другое на уме. С чего бы это я несся из Польши, находил школьного друга и посвящал его в свои коммерческие секреты?
Дело, очевидно, в том, что он хочет стать миллионером. Я тоже не против, но знаю, что не стану. Единственное, чем могу помочь, поучаствовать в этой азартной игре.
* * *
Полина лежит на диване, читает толстенную газету.
– Как ты можешь читать эту скукоту? – спрашиваю, заглядывая в название статьи.
– Мне она не кажется скучной. Вот сейчас о телепатии размышляет кандидат наук.
