этого не хотел… — промолвил какой-то хриплый голосок.
— Ах, боже! Кто вы? — с испугом и резко переменившимся настроением спросил Марк.
Перед глазами молодого человека было множество голубей, но никаких признаков, говорящих о том, что здесь есть человек. Покрутившись вокруг своей оси, он так и не понял, откуда доносился этот скрежещущий голос, присущий лишь больным, имеющим в списке болезней ХОБЛ, хроническую форму бронхита или, того хуже, рак гортани, а может быть, и легких. Этот таинственный голос не произнес больше не слова, а лишь исчез, словно его и не было. К ногам Марка с каждой секундой прилипало все больше и больше голубей, а вместе с ними их еда и отходы жизнедеятельности.
— Да чтоб вас! Свалите уже! У меня и так в жизни дерьма хватает! — разъяренным голосом молвил Шефер.
— За что ты так с ними, они ни в чем не виноваты, что родились такими! Они птицы, а им не предначертано быть высоко смышлеными. Эти животные не способны носить даже собственное говно, потому что имеют быстрое пищеварение. Где поели, там и посрали. Они здесь ни при чем, — медленно и вдумчиво произнес все тот же голос.
— Кто вы, а главное, где вы? — с полным непониманием спросил Марк.
— Ахахап, я? Я голос внутри тебя! — проговорил все тот же. — Я исхожу из тебя. Ты бредишь, дорогой, вот и слышишь меня.
— Если ты голос внутри меня, то ответь, на кой черт я должен так мучиться? — с полной верой в каждое слово спросил Шефер.
— А ты не думал, почему ты это испытываешь? — с еще большим хрипом молвил голос.
Вдруг голос сменился на истошный кашель, а тишина прервалась шелестом газет и звуками взмахивания голубиных крыльев. Сотни или даже тысячи голубей взлетали в небеса, образуя большую волну из перьев и их хозяев. Перед глазами возникла лавка и сидящий на ней старикашка лет 70. Он истошно откашливался, прикрываясь старой газетой, которая была выпущена далекие 7 лет назад. Через пару мгновений голуби стали возвращаться и покрывать его маленькое морщинистое лицо с седой бородкой, которая словно окрашивала и делала его незаметным в стае сизых голубей. Именно поэтому даже самый зоркий человек не был способен с первого взгляда разглядеть его. Он сидел посередине скамьи, обложенной со всех сторон птичьим пометом, перьями и самими птицами. Казалось, что старик прирос к этому месту, так как не покидал его уже долгое время.
— О, вот и мой внутренний голос, — с насмешкой сказанул Марк. — Никогда не мог подумать, что мой внутренний голос прямо чудо в перьях.
— Прости, съюлил. Ну признайся, что поверил в эту нелепую ложь, — промолвил старичок.
— Да, и вправду я было уже поверил, но эти голуби все испортили, — сказал Марк.
— Ну вот, надо было сдержаться и не кашлять, вот же дурачье, — со смехом на лице проговорил дедуля.
— Как вас зовут? — с неимоверным стремлением разузнать побольше об этом уличном чудике спросил Марк. — Кто вы? Откуда?
— Меня зовут Аристарх Валерьевич Трубецкой. А кем я являюсь, не трудно догадаться, — благородным голосом произнес старик.
— Очень приятно познакомиться, но почему вы оказались на улице? Что случилось? — с еще большим интересом спросил Марк.
Его переполняли эмоции, потому что впервые за долгое время с ним кто-то заговорил как с живым, а не с чем-то искусственным и высокотехнологичным. С каждой новой секундой их диалог набирал все большие и большие обороты, а темы, поднимавшиеся там, не казались такими необычными, как многие могут подумать. Из разговора со стариком Трубецким Марк узнал о его неимоверном желании стать главным редактором газеты «Правда», над выпусками которой он работал десятки лет, но из-за стремления высказывать собственное мнение, а не надиктованное вышестоящими, он сильно поссорился с начальством и был чуть ли не отстранен, но в конце концов принял мнение большинства и продолжал писать правду. Однако это не приносило ему никакой радости и уж тем более желания работать. Так мистер Трубецкой доработал до 62 лет и был сослан на пенсию, которая составляла около 1/10 его былого дохода. На такую сумму не то что жить — выживать тяжело. Старик остался совершенно один, а пенсионные и деньги, накопленные за долгие годы, пожертвовал в детский хоспис, так как придерживался и придерживается по сей день идеи «Если ты не захочешь помочь, то с кого брать пример другим?». Этот человек вызывал уйму эмоций внутри Марка, что он даже не мог понять, как в этом пожилом мужичке сохранился юношеский запал, который угас внутри него. В этот миг раздалась очередная волна кашля, которая заставляла скрежетать барабанные перепонки.
— Вы хорошо себя чувствуете? — с каким-то трепетом спросил Марк. — У вас все хорошо?
— Как и у всех других стариков! А что? — с непринужденным лицом сказал Аристарх Валерьевич.
— Просто ваш кашель… — повторил Шефер. — Он уж очень истошный…
Через пару мгновений волна хрипа повторилась вновь, так что старик даже скрючился и наклонился к земле, закрыв рот старым потертым платком. Кашель повторялся вновь и вновь, пока на бело-желтом платке не оказалась маленькая лужица крови.
— Что с вами? У вас точно все хорошо? — с еще большим переживанием переспросил Марк. — Давайте я отведу вас в больницу?
— Нет, ты чего, все в порядке же, — сквозь сильную боль в груди говорил старик. — Не переживай. Все будет хорошо. Это просто кашель!
Аристарх Валерьевич потихоньку увел в сторону диалог от темы его состояния и вернулся к рассуждению о том, как же тяжело жить в неосознанности.
Аристарх переводил глаза с одного человека на другого и рассказывал о судьбе каждого из них, словно знал весь город. Так Марк узнал о проститутке Эрлих, о маленьком мальчике Ванечке с разбитыми в кровь руками и ногами из-за изнуряющей работы на складе и многих других на первый взгляд непримечательных жителях. Они просидели на этой скамье часа с полтора. Шефер даже свыкся с наличием сотен голубей вокруг, снующих туда, куда их не просят. Уже вечерело и начинало холодать, стоило позаботиться о себе и пойти в теплое место. Марк решил угостить господина Трубецкого горячим кофе и отблагодарить его вкусным ужином. Они проговорили еще долгие часы, сидя в маленькой, ничем не приметной кафешке. Порой мы даже не представляем, как быстро можем встретить человека, с которым вмиг станем ближе, чем с самым давним другом. Душевный вечер был в самом разгаре, как вдруг бармен, оставшийся до самого позднего часа, сказал, что им пора закрываться.
— Ну вот, нам пора расходиться, — с тоской сказал Марк. — Ну ничего,
