Рейтинговые книги
Читем онлайн Пожарная дружина - Сергей Баруздин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3

Подошла Ира и, кажется, впервые за много дней обратилась ко мне:

— Ты побудешь?

— А что делать? Побуду! — сказал я.

— Тогда пойдем, Коля, спустимся, — предложила она Лясковскому.

— Пойдем, — согласился он.

— Мы ненадолго, — бросила она уже от чердачного окна.

А у меня на душе скребли кошки.

* * *

Так прошли октябрь, и ноябрь, и начало декабря. Немцев уже разгромили под Москвой, но налеты продолжались и становились все более мощными. К городу, как правило, прорывались два-три самолета, но чаще это было у нас, в центре. За эти месяцы случались и бомбежки, довольно сильные, и зажигалок хватало. Только на счету нашей пятерки их числилось больше пятидесяти. А по всему Девяткину! А по соседним!

Декабрь стоял лютый, и мы порядком мерзли на крышах. Все чаще бегали греться домой, но и там было не сладко. Отопление не работало, а печка-буржуйка, которую мы поставили с мамой, пожирала последнюю мебель и даже книги. Я согревался только на работе.

На крыше во время дежурства, несмотря на мороз, все время страшно хотелось спать. Спали мы мало, по три-четыре часа, не больше. Часто сразу после дежурства я бежал на работу, а после смены через час-другой — в красный уголок на занятия. А после занятий опять дежурство. И, признаюсь, если раньше они мне были в радость — повод лишний раз встретиться с Ирой, — то сейчас я относился к ним как-то механически. Надо так надо. Если раньше я на дежурство шел с большей радостью, чем на работу, то теперь наоборот. На работе я чувствовал себя нужным (все-таки детали для автоматов делаем), а тут, на дежурстве, ежедневно видеть равнодушную, отдалившуюся от меня Иру… И гадать, и думать, что же происходит… Писать записок я ей больше уже не решался, а спрашивать… Что я мог спросить?

Выяснилось все само собой.

Однажды после занятий в красный уголок ко мне подошел Коля Лясковский и предложил:

— Давай пройдемся!

Я даже обрадовался. В последнее время мы мало общались. Я, кстати, не знал, где он работает.

— Давай! — с радостью согласился я.

Мы вышли в переулок и пошли по заснеженному тротуару в сторону Покровки.

— Коль, а где ты работаешь? — спросил я.

— В лаборатории Вторчермет, — сказал он. — Пулеметы делаем.

— А мы автоматы. Вернее, детали к ним, — похвалился я. — Мы…

— Я не о том, — перебил меня Коля. — Ты чего это так на Ирку смотришь?

— Как? — не понял я.

— Ну, влюбленно, что ли…

Я не знал, что сказать.

— Хотя мы и друзья, — сказал Лясковский, — тем более. Смотри у меня! Если приставать будешь, я…

— А я и не пристаю вовсе, — глупо оправдывался я.

— У нас с Иркой все очень серьезно, — продолжал Коля, — и ты, пожалуйста, в наши отношения не лезь.

— Я и не собираюсь, — опять почему-то начал оправдываться я, а сам думал о страшной женской измене, на которую настоящие мужчины, конечно, никогда не способны.

* * *

В середине декабря морозы усилились, и дежурить стало совсем трудно. Мы все чаще прятались на чердаке, где было не так холодно, да и ветра не чувствовалось. Чердак мы совсем привели в порядок. Все стропила были покрыты огнеупорной краской. Под ногами приятно хрустел свежий песок. Кошками теперь не пахло. То ли от морозов, то ли еще почему, но все московские кошки куда-то исчезли.

Город лежал в завалах снега. Улицы давно не убирались, пешеходов мало, трамваи и троллейбусы ходили редко. Только еще в метро чувствовалась жизнь да на улицах, когда проходили воинские колонны — грузовики, танки, пешие лыжники в маскхалатах. Перекрестки были перегорожены баррикадами и ежами. Между ними и пробирались колонны военных и по-довоенному мирные, покрытые инеем трамваи и троллейбусы.

В эту ночь тревоги объявлялись одна за другой и пятая, после двенадцати, оказалась особенно страшной. Поначалу все было относительно тихо, даже зенитки не стреляли и в небе не рыскали прожектора, но вдруг совсем низко в хмуром ночном небе послышался рев самолета. Чувствовалось, что это тяжелый самолет, не истребитель, хотя его и не было видно. И вдруг вниз полетели зажигалки — так много, как никогда. Многие падали прямо на улицу, на мостовую, но не меньше уже пыхтело и шипело на крышах — и слева, и справа, и спереди, и сзади.

У нас на крыше горело не меньше десяти, и мы не только щипцами, но и прямо ногами сбрасывали их на землю.

— Сюда! — закричала нерасторопная Зина Невзорова. Она оказалась одна посреди крыши, и вокруг нее горели четыре зажигалки. И щипцы, у нее, как назло, заело.

Первым к ней бросился Коля. И, дико браня Зину, ногой выбил из-под нее вовсю горевшую зажигалку.

— Сама сгоришь, дура! — крикнул он.

Подбежал и я, прихватив щипцами и скинув с крыши еще две зажигалки.

— Ой, спасли, мальчики! Ой, спасибочки! — бубнила Зина.

А на соседней крыше двухэтажного дома горели три зажигалки, и там почему-то никого не было.

— Побежали туда! — крикнула Ира, и мы бросились за ней.

Когда поднялись по пожарной лестнице на крышу, под зажигалками уже горела краска железа.

Хорошо, что на чердаке оказалась полузамерзшая вода. Зажигалки затоптали прямо ногами (увы, мои последние ботинки приказали долго жить) и залили водой со льдом.

Вернулись к себе на крышу все, кроме Лясковского. Он пошел с докладом к дяде Косте. До утра было тихо.

* * *

Это случилось под Новый, сорок второй год.

Я пришел с работы, как всегда, усталый и сразу же завалился спать. До семи было еще два часа. Не успел, кажется, уснуть, как чувствую, меня будят, трясут.

— Вставай же скорей, соня!

Открыл глаза и вижу дядю Костю, а рядом с ним Зину Невзорову.

— Слышишь? — говорит дядя Костя.

— Что?

— Тишь-то какая, — поясняет он. — А времени сколько?

— Не знаю.

— В том-то и дело, что четверть девятого, а еще ни одной тревоги не объявляли.

Только тут я сообразил, сколько проспал. И такого, действительно, еще не было. Пятнадцать минут девятого, а ни одной тревоги.

— Давай вставай и все по местам.

Я быстро собрался, а когда через черный ход и чердак вылез на крышу, там уже ждали Ира и Коля. Они о чем-то противно ворковали, как два голубка. За мной пришла и Зина.

Минут через двадцать объявили тревогу. Где-то вдали ухали зенитки, да прожектора прорезали мутное небо…

Но вскоре стрельба зениток стала ближе, и, хотя вражеских самолетов не было видно, небо над нами полыхало от выстрелов и трассирующих пуль. На крышу без конца падали осколки зенитных снарядов.

И вдруг оглушительный, страшный вой, совсем рядом с нами. Кто-то закричал: «Ложись!» — и мы грохнулись плашмя на мерзлое железо.

Слева что-то ударило, дом вздрогнул, и я увидел, как в небо взвился столб дыма с огнем.

И неожиданно все затихло. Мы медленно поднялись.

— Где Коля? — первой выкрикнула Ира.

Коли, действительно, рядом не было.

— Может, он на чердаке? — неуверенно произнесла Зина.

Мы облазили чердак, никого не нашли и кубарем скатились вниз по лестнице.

Коля лежал на мостовой.

Он был мертв.

Взрывная волна.

— Глупая смерть! — сказал дядя Костя.

— А что, бывают умные? — зло бросил я.

А за нашим домом полыхало пламя, и в небе вился столб дыма, и кто-то кричал, и завывала «скорая помощь».

* * *

Колю похоронили только на девятые сутки. Хоронить тогда было очень трудно: давай хлеб, водку, мыло, соль.

Хоронили Колю в закрытом гробу. Он сильно разбился.

Похоронили Колю на кладбище Введенские горы, которое еще называется Немецким.

Вся наша дружина вместе с дядей Костей пришла на похороны и еще какие-то люди, которых я не знал. Отец Коли на фронте, а мама была.

И только Иры не было. Почему, не знаю.

* * *

Однажды на работе мне дали номер газеты «На боевом посту».

Я еще не видел такой газеты. Под заголовком было напечатано: «Орган политотделов УМКМ, УПО г. Москвы и Московской области и парткомов УНКВД г. Москвы и Московской области». Значит, милиция и пожарная охрана.

— Там про вас напечатано, — сказали мне.

Газета живописала дела нашей дружины, о Коле писала, как о живом, а под заметкой были стихи:

Зенитчикам

В час, когда грохочет канонадаИ прожектор, гладя небосвод,Вместе с огнедышащим снарядомСхватывает вражий самолет,Мы, друзья, о вас не забываемЗа станком, за партой, у стола.Мы всегда и всюду ощущаемВаши благородные дела.Сотни раз, скрываясь облаками,Поздней ночью и осенним днемВраг летел над нашими домамиС грузом смерти под своим крылом.И тогда в лесах и у опушек,На просторных наших площадяхПоднимались жерла ваших пушек,Цель ища высоко в облаках.За покой, нарушенный врагами,И сирены заунывный вой,За дома с разбитыми стенами,За ребячью кровь на мостовойВы не раз с врагом сводили счеты,Приводя свои зенитки в бой.Сотни чернокрылых самолетовГибель находили под Москвой.И сейчас, когда приходит вечер,Мы спокойно смотрим в синеву,Зная, вы всегда готовы к встрече,Зорко стерегущие Москву.

Николай Лясковский, 16 лет, боец добровольной пожарной дружины при домоуправлении № 10.

А я и не знал, что Коля писал стихи.

1 2 3
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Пожарная дружина - Сергей Баруздин бесплатно.

Оставить комментарий