– Открывай ворота Гистам, я адски устал. Двести тридцать душ. Самолет, два автобуса, придурки на катере. А полчаса назад, не поверишь, один идиот полез на трансформаторную будку за мячиком, его шарахнуло током, он упал, я уже тут, а он жив, смотрит и улыбается.
– Ложный, что ли?
– Нет. Хорошо, что я сразу не портнулся, конец смены же. Стою, смотрю на него, тот лыбиться перестал, поднялся, поковылял к дороге, наступил на люк, а тот не закрыт был, провалился.
– Ну хорошо, значит ведомости сойдутся.
– Ты не дослушал. Провалился и сидит, звать на помощь не хочет. Ну, я с ним сижу, вонища кругом, в канализацию угодил. Сидел так минут двадцать, потом посмотрел, что сам наверх не вылезет, пополз вдоль трубы, ну она от тяжести и лопнула. Захлебнулся.
– Везет тебе на экзотику!
Собака
День не задался. С утра три раза реанимировали разбившегося мотоциклиста. Испортил шесть бланков. Монтажник, упавший с высоковольтного столба, был мертв пять минут, а потом пришел в себя до приезда скорой помощи. Коматозник, в назначенное время, вместо того, чтобы отдать концы, взял и проснулся. Итого два ложных вылета, плюс один успешный, мотоциклист все-таки помер. Остался один вылет.
«Последняя попытка», – думал Мерий, – «ночью Венера перейдет в другую фазу и будет поздно. Если дело провалится, начальство с меня всю шкуру сдерет, возможно с мясом, и есть вероятность, что не в фигуральном смысле». Этот вылет висел уже целую неделю. И Мерий начинал его ненавидеть. В последний момент, каждый раз что-то шло не так. В задании числилась собака породы бассет хаунд, кличка Дорт, владелец Вячеслав Новиков. Мерий аккуратно закрыл блокнот.
Анна Петровна шла за хлебом. Она решала батон или бородинский, когда услышала лай. Лай доносился из ниши у дома. Заглянув, она увидела небольшую лопоухую собачку, карабкающуюся по стене ниши.
– Как ты туда попал? Бедняжка, сейчас я тебе помогу.
Она присела и протянула руку. Ниша была глубокой и дотянуться не получилось. Асфальт был грязным после дождя, но грустные глаза пса не оставляли выбора. Анна Петровна стала на колени, ухватилась рукой за бортик и потянулась вниз изо всех сил. Схватив собаку за лапу, она рывком вытащила ее наверх. Через пару секунд что-то хрустнуло, и бетонная плита одной из сторон ниши с гулким стуком рухнула вниз.
– Ух. Еще бы чуть-чуть, и ты бы превратился в блин.
Она встала с колен, колготки были в грязи, но сердце переполняло счастье. Я спасла жизнь. Жизнь кружилась у ног и облизывала сапоги.
– Ты чей?
– Гав!
Анна Петровна осмотрела ошейник, на нем висел брелок с гравировкой «Дорт». Адреса не было.
– Поживешь у меня, Дорт. Напишем объявления и найдем твоих хозяев. Пошли.
Они направились к магазину. Проходя мимо мусорных баков, пес принюхался и побежал к ним. Возле одного из баков стоял пакет, в который Дорт и залез головой.
– Фу, не трогай! – рванула за ним Анна Петровна.
– Я тебя дома покормлю, – уговаривала она, вырывая из пасти сверток.
– Фу! Я сказала.
Дорт отпустил, сверток рассыпался кусками колбасы и каким-то порошком.
– Вот гадость, – брезгливо поморщилась Анна Петровна, тряся руками и пиная ногой пакет, из которого выпала баночка с рисунком черепа и костей. Не заметив ее, Анна Петровна повернулась в сторону магазина и скомандовала: «Пошли!»
Дорт пошел.
– С собаками нельзя, – сказал охранник на входе.
– Посиди тут. Я сейчас приду. Понял? Сиди, – сказала Анна Петровна и быстрым шагом направилась к прилавку с хлебом.
Вернувшись к двери, она увидела, что пса нет.
– Вы прогнали собаку? – накинулась она на охранника.
– Привязывать надо, дамочка, – ответил охранник.
Анна Петровна выбежала на улицу и начала озираться по сторонам. Вот же он, в конце дорожки!
– Не надо убегать. Пошли домой, Дорт.
Пес вильнул хвостом и побежал на проезжую часть.
– Стой! – закричала Анна Петровна и кинулась за ним.
Заскрипели тормоза, и звук удара заложил уши. Она потрясла головой и увидела пса, распластавшегося на дороге. Анна Петровна закрыла глаза и провалилась в темноту. «Наверно, я упала в обморок», – подумала она, очнувшись, – «иначе, почему я на земле». Анна Петровна повернула голову, возле Дорта кто-то стоял. Он протянул к нему руку и поднял за шкирку прозрачную копию пса.
– Что? Что вы делаете? – Анна Петровна встала и направилась к незнакомцу.
– Ой! Вы тоже тут. Хорошо, что я захватил протоколы для внеплановых клиентов, – сказал Мерий.
Что-то в ее груди неприятно чавкнуло, словно оторвали присоску. На миг стало очень спокойно, потом пришла грусть, а после все улетучилось. Она повернулась и увидела свое тело, лежащее на дороге. Мысли застыли густым киселем и лениво перекатывались, среди них были: ну вот и всё; у этого незнакомца крылья; какая же я дура; зря купила платье на новогодний банкет; надо было пойти в кино с этим страшным бухгалтером; я забыла закрыть банку с вареньем.
– Анна Петровна Горбань, двадцать восемь лет, проживающая по адресу Степной 23, дом 7. Вы? – уточнил Мерий.
Анна Петровна кивнула.
– По факту вашей телесной смерти сообщаю, что вам необходимо проследовать со мной для дальнейшего оформления и распределения согласно вашему досье, – протараторил Мерий.
– Я не хочу, – сказала Анна Петровна.
– Началось. Всем душам после телесной смерти необходимо явиться в небесную канцелярию, – устало протянул Мерий.
– А можно меня обратно, воскресить? Я же доброе дело делала, – сказала Анна Петровна.
– Вы мешали мне полдня. Я превысил свои полномочия, и теперь судьба водителя частично изменена. Потом бросились под колеса, и теперь я точно получу выговор. О каких добрых делах вы говорите? – сказал Мерий.
– Я спасала собаку, – гордо ответила Анна Петровна.
– Благими намерениями… помните? Сами по себе добрые дела могут стать чистым злом в общем плане бытия. Но все неустанно лезут творить свое «добро», особенно когда их никто об этом не просит. Доброделы, чтоб их! В общем, вам со мной, пошли, – сказал Мерий.
– Что плохого, если бы собака осталась жить? – спросила Анна Петровна.
– Век любопытных… Это предначертание судьбы. Ключевая точка. Собака умирает, мальчик получает душевную травму, становится замкнутым и необщительным. И только эти качества помогут ему в будущем просиживать годами в своей лаборатории, разрабатывая лекарство, которое станет прорывом в медицине. А вы пытались помешать спасению миллионов больных.
Анна Петровна опустила голову. Мерий раскрыл крылья и полетел, неся в одной руке прозрачного пса, в другой – переливающуюся всеми цветами Анну Петровну.
Опоздал
Мерий облокотился на барную стойку и постучал пальцем.
– Паршиво выглядишь, – сказал бармен, обводя его взглядом.
На лице Мерия красовались ожоги, из крыльев торчали сломанные перья, обугленные куски одежды пригорели к коже.
– Виски, – сказал Мерий.
– Что случилось? – спросил бармен, наливая стакан.
– Опоздал, – ответил Мерий.
– Ты же не хранитель, на твоей работе нельзя опоздать, мертвый мертвее не станет, – сказал бармен.
– Тоже так думал, – ответил Мерий и залпом выпил.
– Рассказывай, полегчает, – предложил бармен.
– Сидели мы с Рафаилом, пили джин. У меня по плану один жмурик оставался: старик, естественная смерть. Куда спешить, думаю, дальше кладбища не денется. И засиделся как-то. Просыпаюсь утром, Рафи кофе пьет. Я на него смотрю и думаю: «Какого черта я тут делаю?» Мысли постепенно возвращаются, и я понимаю, что смену не сдал, и последнего не забрал. Ну, я быстро к старику домой. Там никого. В морг. Там нет. Все кладбища облетел, старика нигде. Вернулся в дом, сижу. Поминки. Сын его кому-то втирает, мол, батя уже на орбите летает. А собеседник, кивает: «на небеса вознесся». А я думаю, никуда он еще не вознесся, я его не оформил даже. А сын снова: «нет, на орбиту». Думаю, секта, что ли новая, что он со своими орбитами заладил. И тут меня, прям, пробило. Смотрю, на тумбочке документы лежат – договор на космическое захоронение. Я вверх рванул, а там дедок этот в капсулу с прахом вцепился и парит. Еле отодрал, непривычно в космосе-то.
– Неведение – почва для идиотизма, – сказал бармен.
– Наливай еще, – кивнул Мерий.
Отпуск
– Ты охренел? Он же жив.
– А, что я могу поделать, он то дохнет, то приходит в себя.
– Ты припер к воротам ада живого человека.
Окровавленный мужчина, лежащий на полу, застонал.
– Всего на минуточку, передам тело Азиру, он сейчас заступает, и все.
– Я не могу тебя пропустить с живым.
– Ну, убей его.
– Сам убей.
– Ты же знаешь, я не могу, за такое развоплотят.
– А я могу.
– Убьешь?
– Нет. Ты зачем вообще его тащил? Записал бы ложный вылет.