Эти миллионы, в основном безымянные, остановили немцев под Москвой, Ленинградом и Ростовом. [7] А что произошло потом? Что мы знаем о событиях 1942 года? Даже школьник скажет, что был Сталинград. А как там оказалась германская армия? Главное — почему? Ведь Сталин планировал в 1942 году победоносно закончить войну и жестоко спорил с англо-американскими союзниками о признании западных границ СССР. Вместо этого врагу вновь были отданы огромные территории, вдребезги разбиты полтора десятка советских армий (одна только 51-я армия — трижды), потери РККА оказались наивысшими за всю войну.
Традиционные объяснения неудач 1942 года были предложены еще Сталиным. Главная из них, кроме само собой разумеющегося «превосходства противника», заключалась в том, что:
«Предательская политика реакционных правящих кругов США и Англии, срывавших открытие второго фронта в Европе, позволила гитлеровцам сосредоточить к лету 1942 года крупные силы для наступления на советско-германском фронте… Фактически Советская Армия продолжала вести борьбу одна против всей фашистской коалиции».
Этому есть что возразить.
Во— первых, силы были не такие уж крупные. Во всяком случае меньше, чем их имелось в июне 1941 года, когда к тому же действовал «привходящий» фактор внезапности.
Во— вторых, сегодня эти обвинения звучат, по меньшей мере, неприлично. Значит, когда мы помогали Гитлеру воевать с Англией, которая именно одна и сражалась в ту пору против всей фашистской коалиции, то заботились о своей безопасности. Когда же Англия сама первой протянула нам руку помощи, без которой войну было не выиграть, мы обвинили её в «предательской политике». Мы не хотим знать, что война была не только Отечественной, но и мировой, ведь нам так хочется верить в наш «решающий вклад».
В— третьих, это объяснение ничего не объясняет. [8] Гитлер тоже мог бы пожаловаться, что Япония не открыла второй фронт на Дальнем Востоке, поэтому
Красная Армия имела такие же возможности сосредоточить силы где ей было угодно. Но не сосредоточила, или сосредоточила не там, где нужно, либо использовала их не так, как следовало.
Отсюда возникает еще один вопрос: как же воевала наша «непобедимая и легендарная», о чем думали ее полководцы, вооруженные самой передовой в мире военной наукой? Генералы повсеместно, особенно битые, часто сетуют на начальство, ошибки подчиненных, недостаток сил или неблагоприятные погодные условия. Советские маршалы тоже широко используют все эти аргументы. Но, кроме того, они придумали своим провалам совершенно уникальное оправдание: оказывается, в 1942 году они еще не умели воевать. Все они — руководители фронтов, командующие армиями, начальники штабов с детской непосредственностью сообщают, что они пока только учились, присматривались к противнику, накапливали опыт! А то, что это обошлось в 48 млн гражданского населения, пережившего оккупацию, и 6-7 млн (цифра уточняется до сих пор) погибших солдат — издержки обучения. Кстати, и «успехи в учебе» не впечатляют.
Валентин Пикуль в своем последнем романе много размышлял над этим феноменом и только развел руками: «Когда задумываешься о любимцах Сталина, которым вверялась власть над миллионами наших солдат, то невольно возникает вопрос: как мы вообще эту войну с Германией выиграли?»
Хороший вопрос. Но, слава Богу, мы были не одни. [9]
Новый год — новые надежды
В принципе же тот факт, что мы отступили далеко от границы и дали противнику возможность занять и разорить Украину, Белоруссию, часть Российской Федерации, явился результатом просчетов и неумелого руководства. Вероятно, многие люди, которым доверили дело, были достаточно примитивны.
Н. С. Хрущев
В конце 1941 года, после ряда катастрофических поражений, Красная Армия сумела провести крупные наступательные операции под Ростовом и Тихвином, а также «развеять миф о непобедимости германской армии» на полях Подмосковья. Советские войска достигли существенных результатов, отбросив противника на 150-300 км на запад и нанеся ему значительные потери в живой силе, и особенно в технике.
К Верховному Главнокомандующему И.В. Сталину вновь начала возвращаться былая уверенность. Преодолев кризис под Москвой, он счел, что война теперь пошла по той же колее, что и в 1812 году: враг разбит, настало время его преследования и окончательного разгрома.
Сталину очень нравилась такая аналогия, и уже тогда историками в погонах стала разрабатываться верноподданническая теория о том, как «величайший полководец современности Иосиф Виссарионович Сталин», подобно «гениальному Кутузову» (но применив еще и безошибочную марксистскую методу), заманил Гитлера под Москву, где и «загубил» его лучшие войска.
«Советская военная наука, созданная товарищем Сталиным, заново разработала и успешно применила… контрнаступление… Сталинское учение о контрнаступлении явилось величайшим приобретением советской военной науки», — писал полковник П.А. Жилин в своей работе, посвященной… фельдмаршалу М.И. Кутузову. [10] Все правильно понимал товарищ, как не сделать такого академиком?
В общем, Верховный Главнокомандующий «непобедимой и легендарной» пришел в себя после нокдауна. Изменение показаний сталинского «барометра» четко прослеживается в развитии его взаимоотношений со вновь приобретенными западными союзниками, в частности по вопросу второго фронта.
Впервые правительство СССР поставило этот вопрос менее чем через месяц после германского нападения. Было от чего: к этому времени потерпели сокрушительное поражение армии Кузнецова и Павлова, пал Смоленск, танки вермахта рвались к Ленинграду, Москве и Киеву. Пришлось советскому генсеку, еще недавно готовившему «великий освободительный поход с целью освобождения международных пролетариев от гнета помещиков, капиталистов, полицейских и всякой другой сволочи», просить помощи у заклятых классовых врагов — английских буржуев. В послании на имя британского премьер-министра, датированном 18 июля 1941 года, говорилось:
«…Военное положение Советского Союза, равно как и Великобритании, было бы значительно улучшено, если бы был создан фронт против Гитлера на западе (Северная Франция) и на севере (Арктика). Фронт на севере Франции не только мог бы оттянуть силы Гитлера с Востока, но и сделал бы невозможным вторжение Гитлера в Англию… Легче всего создать такой фронт именно теперь, когда силы Гитлера отвлечены на восток и когда Гитлер еще не успел закрепить за собой занятые на востоке позиции».
Черчилль даже не стал советоваться со своими военными, а сразу ответил, что создание фронта во Франции является в настоящий момент нереальным предприятием. [11]
