кипарисами, ухоженными кустами и клумбами. Кто бы мог ожидать такого от полицейских…
— Выходи, — сказал капитан, вжавшись между двумя патрульными машинами, смахивающими на советские «уазики».
Я выбрался наружу.
Фелицкая провела меня через весь двор к зданию участка. У задней двери нас нагнал Мирзенко. Втроём мы поднялись по обшарпанным ступенькам чёрного хода, затем по лестнице на два пролёта, свернули в казённого вида коридор с паркетным полом и коричневой ковровой дорожкой, после чего оказались в кабинете на две персоны. Окно кабинета выходило во двор.
— Садись, — сказал капитан.
Устраиваюсь на чёрном стуле.
— Пиши, — Фелицкая положила передо мной лист бумаги и шариковую ручку.
— Что писать? — уточнил я.
— Чистосердечное признание, — хмыкнул капитан. — Что же ещё.
— Вы издеваетесь.
— Ты же признаёшь, что убил группу лицензированных мстителей, — опешил полицейский. — И главу рода, входящего в клан Эфы. Так?
— Так, — растерянно ответил я.
— Вот, — Мирзенко радостно погладил телефонный аппарат с наборным диском. — Чистосердечное признание поможет скостить срок.
Похоже, день перестаёт быть томным.
— Нет, — отрезал я.
— Что — нет? — Мирзенко больше не улыбался.
— Я не буду подписывать эту чушь. Гимназия Эфы, в которой я учусь, обеспечивает меня равными правами с другими клановцами. Имела место дуэль, из которой я вышел победителем. Вы не смеете меня задерживать дольше обычного.
— Очень даже смеем, — заверил Мирзенко. — Представитель гимназии не зафиксировал протекцию. Фактов, подтверждающих твоё обучение, нет. Отказываешься от признания? Ладно, посиди в КПЗ, там разберёмся.
Гадство.
Не успев толком опомниться, я загремел в камеру предварительного заключения. Фелицкая вызвонила кого-то по телефону, за мной явились очередные люди в форме и сопроводили в подвал, разграниченный на зарешёченные клетки. Когда за мной с лязгом затворилась дверь, я смог по достоинству оценить своё новое положение. Клетка четыре на пять шагов, толстые металлические прутья, примитивная сетчатая кровать с пожелтевшим матрасом… И видимое отсутствие легендарной параши. Они тут что, в туалет не ходят? А ещё мне не совсем понятно, как эти прутья смогут удержать прыгуна. Впрочем, одарённые здесь — явление почти невозможное…
Клетки были смежными и располагались в два ряда, формируя широкий коридор. Я мог при желании рассматривать своих соседей. Их было не так уж много. Щупленький старичок, сидевший на своей кровати в позе лотоса с закрытыми глазами. Затрапезного вида барыга, который, перехватив мой взгляд, проворчал, что, дескать, чего пялишься. Какой-то оборванец-беспризорник, явно пойманный на карманных кражах. И нагловатая потаскуха — страшная, неопределённого возраста, ярко накрашенная и вызывающе одетая. С потёкшей тушью и синими кругами алкоголички под глазами. Приятная компания, ничего не скажешь.
Раздались неспешные шаги.
Я увидел своего конвоира — тот, грохоча ключами в замке, отпер камеру со стариком.
— Думбадзе, на выход.
Аксакал открыл глаза, медленно встал с кровати и с важным видом прошествовал в коридор. На меня дедок даже не обратил внимания.
— Эй! — окликнул я полицейского. — Начальник!
— Я тебе не начальник, — отрезал мужик.
Полицейский был упитанным, к его поясу крепился ремешок с тонфой. Прорезиненной полицейской тонфой — такой если приложат, мало не покажется.
— Ваше благородие, — исправился я.
Лицо копа снова помрачнело.
— Не важно, — я закатил глаза. — У меня разве нет права на звонок?
— Какой ещё звонок, — опешил полицейский.
— Адвокату, — наугад ляпнул я.
— Нет у тебя никакого права, щенок, — беззлобно ответил страж порядка. — Сиди и не выделывайся.
Против такого аргумента не попрёшь.
Усевшись на край своего ложа, подальше от подозрительных жёлтых пятен, я задумался над тем, что ситуация оставляет желать лучшего. Сегодня воскресенье, в школе никого из администрации нет. Следовательно, по запросу они не ответят. Джан знает о том, что меня забрали, но какой в этом толк? Маро не поможет — я ей даже позвонить не могу. По всем раскладам получается, что я здесь проторчу до понедельника. Или дольше. Без еды, сортира и нормальных человеческих условий.
Что ж, менты в любой реальности ведут себя одинаково. Надо навесить на кого-то нераскрытое дело, улучшить показатели раскрываемости, получить премию. Не хочешь подписывать? Торчи в этом клоповнике, через пару дней или часов станешь сговорчивее. С точки зрения капитана Мирзенко я — обычный подросток из мещанского сословия, на которого легко надавить.
Теоретически я могу воспользоваться своей новой способностью и сбежать из полицейского участка. А что? Если я спокойно прохожу сквозь стены, то и через решётку, наверное, пролезу. Проблема в том, что это будем прямым нарушением закона. Вряд ли побеги из КПЗ поощряются силовиками Фазиса.
И что теперь делать?
Попробую запастись терпением.
И последовать примеру освобождённого старика. Медитация успокаивает нервы, равномерно распределяет по телу энергию ки, отвлекает от неприглядной действительности.
Сказано — сделано.
Аккуратно сняв мокасины, я поджал ноги под себя, принял удобное положение и постарался избавиться от посторонних мыслей.
Дыхание стало ровным.
* * *
Заточение растянулось на несколько часов, как я и рассчитывал. За это время я набросал в голове план покупок, обдумал модификацию кусаригамы, которую я хотел бы заказать у Фёдора, а также прикинул, что неплохо было бы попросить у паренька кейс с ячейками для хранения всякого-разного оружия. А ещё я активно обдумывал проблему отсутствия огнестрела. Знаете, хороший ствол типа "стечкина" или "макарова« существенно упростил бы мою жизнь.
Когда мне захотелось в сортир, я начал стучать по прутьям решётки и звать надзирателя.
Никто не откликался.
— Заткнись там, — раздался прокуренный голос крашеной давалки.
— Я в туалет хочу.
— Все хотят.
— У них тут сортира нет?
— Есть, — вмешался в разговор барыга. — Только ходят туда по расписанию. И по очереди.
Я перестал стучать.
Дурацкие правила.
Сделали бы камеру с общим сортиром, чтобы не возиться с каждым сидельцем по отдельности… Ну, или доступ из каждой камеры к общему санузлу предоставили бы… Тоже вариант.
Терпеть я ещё мог, поэтому вновь погрузился в медитацию. Хотелось верить, что я не проведу здесь остаток вечера и ночь. Местечко неприятное.
Через полчаса лязгнули засовы двери, ведущей из коридора на лестницу, и в подвале появился неизвестный полицейский.
— Иванов?
— Я здесь, — открываю глаза.
— Готовься на выход.
Уже интересно.
Лёд тронулся, господа присяжные заседатели.
Дородный коп, повозившись с ключами, отпер решётчатую дверь моей камеры. Быстро натянув мокасины и
