Эта часть книги – о совершенно реальной выдуманной ценности драгоценностей. Вы думаете, что выражение реальная выдуманная ценность это парадокс? Нисколько. Ценность вещи в большой степени, если не полностью, зависит от того, насколько редкой мы ее считаем. История показывает нам это снова и снова. Каждая из первых трех глав – это рассказ о том, как мы определяем, создаем и порой выдумываем ценность, и о том, как наша коллективная история менялась в зависимости от этой оценки.
1. Сдачи не надо
Бусины, за которые купили Манхэттен
(1626)
Когда антрополог спросил индейца о том, как они называли Америку до появления белого человека, он просто ответил: «Наша».
Вайн Делориа-мл.
Мусор одного человека – это сокровище для другого.
пословица
В эпоху великих открытий, которую с той же легкостью можно было бы назвать эпохой эксплуатации, Европа расширяла свои познания о мире. И делала это, беззастенчиво завоевывая чужие земли. То, что начиналось как попытка добраться до рынков драгоценных камней и пряностей в Индии и Азии, быстро превратилось в соревнование на право владения миром.
Португальцы прибегли к грубой силе, чтобы завладеть новой землей, тогда как испанские конкистадоры заявили, что избраны богом для управления новыми мирами. Британцы вообще не чувствовали необходимости как-то объяснять свои завоевания. Но голландцы, пожалуй, самые странные из завоевателей, они любили покупать страны. И в 1626 году голландец по имени Петер Минейт купил остров Манхэттен у индейцев племени леннапей, восточной ветви индейцев делавэров, за стеклянные бусины и побрякушки ценой двадцать четыре доллара.
История покупки Манхэттена является одним из самых спорных и часто оспариваемых казусов в американской истории. Эта скромная сделка считается самым большим надувательством в истории. Легендарный обмен снова и снова разбирали по косточкам, лелея слабую надежду доказать, что это выдумка. Некоторые просто отвергают саму возможность подобного обмена. Сделка кажется настолько нечестной, что кое-кто даже предлагал вернуть остров «истинным» владельцам.
Но самое удивительное в этой сделке заключается в том, что в 1626 году и долгое время впоследствии обе стороны были очень довольны ею.
Привет, бледнолицый
В мае 1626 года Петер Минейт работал на компанию Vereenigde Oost-Indishe Compagnie, что можно перевести примерно как «Голландская ост-индская компания». С этого момента мы станем называть ее для краткости просто ГОК. Владельцы ГОК доверили Минейту приобретение большого и надежного участка земли в целях безопасности и укрепления голландских колоний.
Минейт был не первым голландцем, отправившимся в Новый Свет. Более того, он даже не был первым губернатором Новой Голландии, имевшим полномочия от ГОК купить землю. Он сменил на этом посту Виллема Верхюльста, растратчика, весьма непопулярного среди голландских колонистов, вверенных его попечению. Более того, по стандартам ГОК он был некомпетентным бизнесменом. Верхюльст не сумел заключить сделку с индейцами делавэрами, которая была ему поручена.
Все агенты ГОК (а также голландские колонисты) имели ясный приказ быть «вежливыми и уважительными» в их сделках с каждым индейцем и всеми индейцами, главным образом потому, что в Новом Свете было множество возможностей для голландцев, и нет никакого смысла восстанавливать против себя людей, с которыми предстоит работать[3].
Когда Верхюльст, которого никто не любил, в конце концов впал в немилость и его отозвали обратно в Амстердам, Петер Минейт немедленно сменил его на посту губернатора. Минейт не стал тратить время даром, и в мае 1626 года он купил то, что стали называть островом Новый Амстердам. Затем Минейт с пятью помощниками заключил по сути такую же сделку с племенем карнарси и приобрел то, что мы сейчас называем Стейтен-Айленд. Этот контракт до сих пор находится в Амстердаме.
Когда Минейт начал переговоры с обитателями[4] Нового Амстердама – мы теперь называем его островом Манхэттен, – он делал это с намерением приобрести землю за справедливую цену. Или, во всяком случае, за ту цену, которую сочтут справедливой местные жители, если таковые там найдутся.
Итак, 4 мая 1626 года остров Манхэттен был продан ГОК «местными жителями последнего» за шестьдесят гульденов (что составило пресловутые двадцать четыре доллара) в виде бусин, пуговиц и безделушек.
Безумие, верно? Кого-то явно обманули.
Или нет? Согласно специалисту по истории американских индейцев Рэймонду Фогельсону, профессору Чикагского университета, сделка действительно была заключена и почти наверняка в ней использовались бусины. Но индейцы леннапей, с которыми, скорее всего, вел переговоры Минейт, весьма вероятно, искренне полагали, что они всего лишь продают право жить на острове или использовать его ресурсы, как это делали они сами, но не право вечно владеть самой землей, тем более право не давать возможности другим людям ею пользоваться. Когда мы беседовали с ним на эту тему, профессор согласился с тем, что в то время, когда была заключена сделка, леннапей определенно знали, что они совершают продажу, и, что более важно, цена их полностью удовлетворяла.
Это заставляет нас задать следующий и неудобный вопрос: зачем индейцам леннапей, пребывавшим в здравом уме и обладавшим им, нужно было продавать что угодно, даже право пользоваться островом, за какие-то стеклянные бусины и пуговицы?
Существует множество возможных ответов, но наиболее очевидный является одновременно и самым простым: ценность относительна. Если бы Минейт предложил индейцам леннапей мешок бриллиантов, ни у кого бы не возникло сомнений в правильности сделки. Поскольку стеклянные бусины имеют для нас еще меньше ценности, чем для голландцев, мы предполагаем, что индейцев обманули. Но изобилие всегда вызывает презрение. Если бы не цена на международном рынке, жители Мьянмы в наши дни могли бы относиться к местным рубинам точно так же, как мы относимся к стеклянным бусинам.
Драгоценные камни – это фактически всего лишь цветной песок. Они только камни, которым мы дали особые названия. Истинными драгоценностями являются вещи красивые и редкие. Мы хотим их заполучить, потому что владеть ими могут немногие. Мы хотим их еще сильнее, если они из какого-нибудь далекого, экзотического места. Их ценность на 90 процентов воображаемая и была такой всегда.
Экономика желания
Воображаемая ценность – вещь хитрая. Она знает способ становиться реальной. Любой человек, знакомый с тюльпаноманией 1630‑х годов, знает, что маленький обман может продержаться очень долго и легко превращает безделушку в экономический пузырь.
Тюльпаноманией называют странный феномен, захвативший Голландию в 1630‑х годах и за неделю погубивший всю голландскую экономику. И отдача оказалась совсем не воображаемой.
Хотя тюльпаны ассоциируются с Голландией (по причинам, которые скоро станут очевидными), эти цветы изначально в Европе не росли. Они прибыли туда с чувственного и экзотического Ближнего Востока, если точнее, то из Турции. Их привезли в Европу в 1559 году. Примерно лет десять интерес к этим луковицам распространялся очень медленно. Но их популярность постепенно росла, особенно среди людей богатых и амбициозных. Рынок луковиц тюльпанов расширялся, как это обычно бывает с рынками новых и красивых вещей.
К 1600 году тюльпаны распространились по всей Западной Европе, и в этот год их впервые привезли в Англию. Следующие тридцать лет популярность тюльпанов быстро росла. Но за три месяца между февралем и маем 1637 года этот феномен достиг пика, и тюльпаны создали первый в истории экономический пузырь[5].
К 1630 году у каждого богатого человека была коллекция тюльпанов. Это было то, что иметь следовало обязательно. В 1630 году богатый голландец, не имевший хотя бы скромного садика с тюльпанами, скорее всего, подвергся бы общественному остракизму. По мере того, как ценность тюльпанов росла, росла и необходимость иметь тюльпаны, чтобы поддерживать свой социальный статус. Цены взлетели до небес, и луковицы продавали за невиданные суммы. В последние несколько лет перед 1637 годом тюльпаномания охватила и средний класс, хотя в эти годы одна луковица стоила больше скромного дома[6]. Владение хотя бы одной луковицей тюльпана – как обладание бриллиантами в наши дни – было свидетельством того, что вы принадлежите к нужному классу, даже если такая луковица была вам не по средствам. В конце 1636 года на пике ажиотажа представители средних и низших классов продавали свои дома и фермы, чтобы купить одну луковицу. Они верили, что цена луковиц реальная и что она будет только расти.
