Понятие баланса между эффективностью и устойчивостью применимо ко многим отраслям. Посмотрим на него на примере магазина. Большие запасы хороши тем, что, сколько бы ни зашло покупателей, они не уйдут без покупки. Но они стоят денег – омертвление в них оборотного капитала, расходы на хранение, на электроэнергию для холодильников. А в случае овощей и фруктов – порча. В случае охлаждённого мяса – необходимость перерабатывать залежавшийся товар в более дешёвые полуфабрикаты. Ну а малый запас – покупатель уйдёт без покупки и отправится в соседнюю лавку. А повторись это – глядишь, и сформируется пагубная для корыстных интересов торговца привычка предпочитать конкурента.
А для общества всё ещё серьёзнее. Поглядим на широкую номенклатуру современных магазинов — не сравнить с ассортиментом времен индустриального общества… Но вот запасы каждой позиции – минимальны (по изложенным выше причинам). Ну, временное отсутствие чего-то одного не так страшно – кружку кофе можно зажевать шоколадкой с семидесятипятипроцентным содержанием какао, вместо вожделенной восьмидесятипятипроцентной (поймав при этом администратора за объёмистую талию и высказав ей своё недовольство). Но вот сколько-нибудь серьёзное воздействие на логистическую инфраструктуру может привести к куда более неприятным вещам.
Магазины и склады, оптимизируя экономическую эффективность, работают с минимально необходимыми запасами. (Именно это определяет широкое внедрение в дистрибуции компьютерных систем и цифровых каналов связи.) А сбой приведёт к парализации всей системы, даже без падений астероидов и атомных бомб. Усложняя нашу инфраструктуру, делая её более разумной путём внедрения ИТ, мы выводим её на грань устойчивости. Особенно в случае злонамеренного воздействия. (Именно поэтому недавние предупреждения Евгения Касперского об угрозе эскалации гонки кибервооружений и стали предметом широкого обсуждения в крупнейших мировых изданиях вроде Der Standard, Le Figaro, Time…)
Но воздействия-то бывают и отнюдь не злонамеренные. Их порождает «нормальное» функционирование внешнего мира. Они могут быть эндогенными, зародившимися в самой системе. И болезненнее на них могут прореагировать самые что ни на есть эффективные.
Давайте вспомним присущие недавнему прошлому восторги, вызванные развитием высоких технологий в Великом княжестве Финляндском, как некогда звалась Суоми в составе Российской империи. Действительно, завидовать было чему. Чего стоила одна лишь Nokia. В начале века на неё приходилось до 4 процентов ВВП Финляндии и до 21 процента налоговых поступлений от корпораций Страны озёр. Капитализация в 2000 году оценивается в триста миллиардов евро. Акции в том году шли по цене, эквивалентной 65 евро. Поразительный контраст с отечественным бизнесом той поры. Руководитель «Газпрома» Миллер гордился тогда тем, что средняя рыночная капитализация его компании составила 7,94 млрд. долларов, выростя по сравнению с 1999-м в 1,7 раза… Огромное количество местных политиков и публицистов произносили тогда пламенные речи о достоинствах «северного пути» и «скандинавского социализма».
Но всё меняется… И не всегда к лучшему. Нынешняя капитализация Nokia составляет в июне 2012 года 7,4 млрд. евро. Вон, «Компьюлента» пишет о массовых сокращениях персонала этой компании – десять тысяч человек, пятая часть сотрудников. Целая дивизия работников информационного хайтека бодрым маршем отправляется по известному адресу… Обычно считается, что проблемы Nokia начались с того, что её менеджмент, почивая на лаврах крупнейшего производителя мобильников, пропустил появление iPhone и связанной с ним идеологии. (А ведь на пике капитализации финны стоили в четырнадцать раз дороже яблочников, в апреле же 2012-го Apple Inc. взлетал в рыночной цене до 644 млрд. долларов – при шестидесяти тысячах работников по сравнению с полусотней тысяч, вкалывавших до сокращения на финнов.)
Не отреагировал он и на появление Android, в результате чего объективнее оценивший достоинства операционных систем Samsung вышла в лидеры по объёмам продаж. Вообще-то можно было бы сделать вывод и о том, что конкурировать с Юго-Восточной Азией старой Европе не по силам, но это тема для отдельного разговора у нас и строжайшее табу для европейских медиа…
Так что мы на очень серьёзном примере видим, что одна из самых блистательных компаний глобального рынка информационных технологий показала нам, что эффективность может сочетаться с весьма низкой устойчивостью. Сорокакратное падение капитализации за дюжину лет – это очень круто! (Скажем для сравнения, что капитализация «Газпрома» с 2000-го по 2008 год возрастала в 46 раз…) То есть зарабатывать мегамиллиарды на крайне эффективной бизнес-модели можно в кратчайшие сроки – это продемонстрировал нам взлёт капитализации Apple. Но можно их терять с ещё большей скоростью – вот пример Nokia перед нами.
Наверное, это первый случай того, что неверный выбор операционной системы, пренебрежения Android'ом (чего-то такого, чем должны заниматься технари-ботаники, и вникания в то, что «не царское дело» для капитанов бизнеса) повлёк последствия такого финансового объёма. (Для справедливости скажем, что каких-то роковых недостатков у Symbian OS, как и у светлой памяти OS/2 WARP, нет – просто конкуренты оказались лучше; кто универсальней, кто удобней для потребителя…)
Ну, Михаил Евграфович давным-давно в «Господах ташкентцах» отметил, что «Времена усложняются. С каждым годом борьба с жизнью становится труднее для эмпириков и невежд». То есть – опытный российский бюрократ и гениальный сатирик почти полтора века назад чётко осознавал, что повышающие эффективность усложнения неизбежно влекут за собой требования усложнения управляющих алгоритмов (интерпретируя его слова современным языком.)
Но выбор между эффективностью и устойчивостью останется всегда, пусть и на других уровнях. И пренебрежения им могут быть крайне драматичны. Представим себе пенсионный фонд, разместивший активы в 2000 году в акциях финской компании. Это может тащить за собой такие проблемы, по сравнению с которыми местное митинговое движение покажется игрой детей в песочнице. И что интересно, такие проблемы неизбежно будут порождаться не отсталостью, а развитием. Постоянной гонкой за эффективностью.
К оглавлению
Василий Щепетнёв: Свидетельствует царь
Василий Щепетнев
Опубликовано 26 июня 2012 года
Катал Аликс в кресле и шлюпке. Дядя Владимир пил у нас чай. Много читал. Ездил на велосипеде и убил 2-х ворон; вчера одну.
Обедали на балконе, к вечеру стало прохладнее.
Николай Второй, 4 июня 1904 года
Историю в школе я не то чтобы не любил, но относился к ней равнодушно. Химия, физика, математика – это да, это интересно, астрономия – крайне интересно, а история… Древний мир изучали в пятом классе, а много ль пятикласснику дела до Цезаря, Клеопатры или Нерона? Страшно далеки они от пятиклассника… Средние века – шестой и седьмой класс. Тут уже поинтереснее, в эти годы обыкновенно читают «Айвенго», «Трёх мушкетёров» или «Крестоносцев».
Увы, про мушкетёров учебник помалкивал, упирая больше на народные восстания и революции. Уот Тайлер, Ян Жижка, жакерия, но всё подавалось пресно и сухо – или я так воспринимал тексты. Что мне Лютер или Кальвин, если и католицизм был штукой совершенно непонятной, да и православие тоже.
Новая, тем более новейшая история повествовала преимущественно о забастовках и революциях, важнейшим событием девятнадцатого века считалось образование «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», а уж о веке двадцатом и говорить нечего.
"После Петра Первого России ужасно не везло на царей" – заключение, для школьника вполне оправданное. Так нас учили. Хотите верьте, хотите нет, но даже портрета Николая Второго в учебнике не оказалось! Абстрактный деспот, безликое зло, символ пустоты. Долгие годы он и оставался таковым. Лишь в восьмидесятые время начало приобретать цвет и форму. Из прямой линии превращаться сначала в рисунки на плоскости, а потом и объёмные фигуры. Хотя и по сей день фигуры эти статичны, как в классическом музее мадам Тюссо.
Их, фигуры, обряжают то в одни одежды, то в другие, но этого мало. Спрашивать о чём-то их сложно: молчит Русь, не дает ответа. Или вкладывает в уста персонажей те речи, которые хотелось бы слышать тому, кто наверху. Николай Второй из тирана и кровопийцы стал мучеником, правление его всё чаще называют серебряным веком, и то тут, то там раздаются призывы возродить самодержавие: лишь самодержец может управлять бескорыстно, по совести, в ином же случае к власти непременно придёт демагог (в современном значении слова).
